Ходит народ, вчера вечером прибирали комнату, ковер опустили со стены на тахту и вышло очень хорошо.
Как только все уляжется, начну писать. Писать хочется и писать по-настоящему. До сих пор я писал шутя, урывками, почти не работал.
Много думаю о тебе, о малыше, нашей жизни и постоянно на глазах у меня слезы. Когда малыш окрепнет, надо будет повезти его на осень в деревню, в Екимовку или на дачу, пусть дышит березовым воздухом и холодом. Тянет меня почему то в тишину, в осень. Сегодня первый раз иду в РОСТу Саша меня немного стесняется… Она много хлопочет, я ей, как могу, помогаю.
Боюсь, что после лечебницы комната покажется тебе темной и мрачной – малыша будем держать на воздухе, – это не страшно.
Только что пришел из ЗАГСа, а сейчас уже без 10 три и надо идти к тебе. Кончаю. Поцелуй малыша, не вертись, будь спокойна.
Целую. Кот
Крол, дорогой. Никак не могу написать тебе большое письмо. Хотел написать сегодня, но пришел Сережа Перов с женой и просидели до 3 часов. Утром был в отделении «Сибирских огней». № 2 уже пришел, но лежит на вокзале, поэтому я получить его еще не мог. Деньги за «Лихорадку» будут не раньше 20-го. Это уже хуже. Сейчас у меня (вернее у Саши) осталось около 5 червонцев…
Страшно хочу посмотреть малыша, ты так хорошо о нем пишешь, и он мне кажется очень смешным. Хорошо, что он посвистывает как сверчок.
‹…› Саша много возится. Она очень хороший человек, но со странностями. Например, она очень негостеприимна, особенно после тебя. Только ничего не пиши ей об этом.
Скоро ли ты выйдешь? Я и хочу и боюсь этого, т. к. мне все кажется, что наша комната не подходит для малыша. По крайней мере, все мне говорят, что комнату надо менять. Будем побольше держать его на воздухе.
Завтра буду работать весь день в РОСТе, в четверг опять буду свободен…
Целую. Кот
Е. С. Загорской-Паустовской в д. Богово Рязанской губернии (Москва, 5 июня 1926 года)
Кролик, родной. Скоро неделя, как ты уехала, а мне все кажется, что прошел целый месяц. Получил твое письмо и письмо от А. И., где он поздравляет меня (я и забыл, что я именинник) и пишет, что ты в первый день была утомлена и расстроена, а теперь все прошло и ты снова весела и жизнерадостна. Письмо это меня мало успокоило. Кролик, напиши мне все подробно. Как Димусик? Я думаю о нем очень часто, соскучился до слез. Как ты? Не волнуйся… Я думаю, что еще до 20-го мне удастся прислать тебе вторую порцию денег.
‹…› Здесь жара, пыль, нечем дышать и поэтому на все уходит гораздо больше сил, чем обычно. Комнаты у меня горят, очень чисто, уютно. Тишина, никто не ходит (был два раза Гехт), я пишу.
Обедаю я в Петр, столовой. Пил густые сливки. Хорошо, но дорого.
Целую. Кот
Открыткам. И. Синявского К. Г. иЕ. С. Паустовским в Ефремов (Москва, 24 июля 1926 г.)
Дорогие Е. С. и К. Г.
Пишу, можно сказать, от Вас. Вчера нахально вселился, после Новогрудского. Мальвина тоже движется сюда.
За клопов не скажу – все серьезные и деловые. К трамваям привыкаю.
Получили ли письмо и посылку?
Писать (если успеете) можете к себе – для меня.
М. Синявский
Е. С. Загорской-Паустовской в с. Озерицы (Москва, 24 августа 1927 года)
Крол, родной. Вчера был в «Молодой Гвардии». С деньгами (75 руб.), конечно, плохо, – обещают заплатить только в следующий вторник (я уже внесен в ведомость). Завтра иду к ним заключать договор на книгу. В книге 6 листов, платить они будут по 150 руб. за лист. Пока не знаю, как книгу назвать. Если до субботы не раздобуду денег, то придется приезд в Озерицы отложить до 4 сентября. 4-го приеду на два дня. Я уже считаю дни.
В Москве гнусно, безденежье, вонь, скупка. После Одессы и Озериц трудно понять вообще, как можно жить в Москве. При первой возможности из Москвы надо уехать, оставить здесь только базу.
Вчера утром пришел Синявский, и мы с ним пошли на реку – кататься на лодке. После катанья купались, но купаться в Москве-реке противно, везде пахнет нефтью. Гехт был в Москве, сейчас уехал с Багрицким в Минскую губернию на охоту (у Багрицкого завелись деньги)…
…Я очень тревожусь за тебя, мне кажется, что безденежье (теперешнее) опять тебе испортит лето. Будь спокойна, пиши, о Москве пока не думай т. к. тащить сюда Димку сейчас – преступление. Даже наша квартирка потемнела, кажется, изводит страшный лязг (теперь еще по Дмитровке пустили автобусы). Дом штукатурят и красят, всюду грязь, пыль. Трудно привыкнуть.
В литературе – мертвое затишье, в издательствах сонно и пусто, почти все разъехались. Завтра иду в «Никитинские Субботники» – узнаю, что с «Мертвой зыбью». Завтра же напишу. Ты знаешь, 15 авг. из Москвы по Оке и Волге в Баку выехал на шлюпке Гаврилов, если бы мы знали, могли бы его встретить на пляже.
Как Димушка? Поцелуй его от меня.
Целую. Кот
Почему ты не пишешь?
Е. С. ЗагорскойПаустовской в Рязань (Москва, 5 июля 1928 года)
Крол, сегодня получил две открытки из Рязани от 3-го. Хорошо, что едешь в Екимовку, Дим будет в восторге.
3-го я послал тебе в Рязань 35 рублей. Напиши – получила ли. Сегодня после РОСТы (я пишу в РОСТе), вышлю тебе трафареты. Напиши подробно о Рязани и поездке в Екимовку. Что там за «самоубийство».
Я соскучился, в Москве одиноко, пыльно. Котенок безумствует, на днях утром баловался на плите и открыл газовый кран, едва не подох, я отпоил его молоком. Ходит грязный, как трубочист и совсем одичал.
В «Пролетарий» я сдал цензурный экземпляр. Цензура потребовала отнять партбилет у капитана (это я сделал с радостью), т. к. «он ему не к лицу», выбросить место о русских (помнишь, – Пушкин, Ленин, Чехов – русские) и выбросить выпад против Америки (в тифлисской больнице).
Вчера был на дому у Регинина. Он просит сделать из «Блист. Облаков» для «30 дней» не больше 5 листов. Я подумаю. Регинин передал мне отзыв Нарбута обо мне после того, как Нарбут прочел «Облака». По его словам, таких писателей нужно «беречь как в оранжерее». Регинин сулит «Облакам» большой успех, но говорит, что критика и газеты подымут против них «стандартную травлю», т. к. вещь это совершенно не советская. Передал он мне письменный отзыв Нарбута, очень хороший, где Нарбут м. прочим пишет, что в смысле художественном он считает вещь исключительной, и многие страницы в чисто художественном отношении «волнуют и радуют». Вот я и похвастался.
‹…› Костюм вышел очень хорошо, – портной постарался. Оказывается, он сам зарайский и бывал в Озерицах – приезжал за яблоками.
Я все это время работал над рукописью, ездил два раза на лодке с Синявским, был на даче… Фраерман увлекся рыбной ловлей до самозабвения, говорит только о рыбной ловле и мечтает приехать в Озерицы на 4 дня, чтобы сплошь все время ловить рыбу. Приедет он через неделю после меня дня на 3-4. Видел Гехта (он приходил похвастаться новым серым костюмом, купил его за 39 руб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Как только все уляжется, начну писать. Писать хочется и писать по-настоящему. До сих пор я писал шутя, урывками, почти не работал.
Много думаю о тебе, о малыше, нашей жизни и постоянно на глазах у меня слезы. Когда малыш окрепнет, надо будет повезти его на осень в деревню, в Екимовку или на дачу, пусть дышит березовым воздухом и холодом. Тянет меня почему то в тишину, в осень. Сегодня первый раз иду в РОСТу Саша меня немного стесняется… Она много хлопочет, я ей, как могу, помогаю.
Боюсь, что после лечебницы комната покажется тебе темной и мрачной – малыша будем держать на воздухе, – это не страшно.
Только что пришел из ЗАГСа, а сейчас уже без 10 три и надо идти к тебе. Кончаю. Поцелуй малыша, не вертись, будь спокойна.
Целую. Кот
Крол, дорогой. Никак не могу написать тебе большое письмо. Хотел написать сегодня, но пришел Сережа Перов с женой и просидели до 3 часов. Утром был в отделении «Сибирских огней». № 2 уже пришел, но лежит на вокзале, поэтому я получить его еще не мог. Деньги за «Лихорадку» будут не раньше 20-го. Это уже хуже. Сейчас у меня (вернее у Саши) осталось около 5 червонцев…
Страшно хочу посмотреть малыша, ты так хорошо о нем пишешь, и он мне кажется очень смешным. Хорошо, что он посвистывает как сверчок.
‹…› Саша много возится. Она очень хороший человек, но со странностями. Например, она очень негостеприимна, особенно после тебя. Только ничего не пиши ей об этом.
Скоро ли ты выйдешь? Я и хочу и боюсь этого, т. к. мне все кажется, что наша комната не подходит для малыша. По крайней мере, все мне говорят, что комнату надо менять. Будем побольше держать его на воздухе.
Завтра буду работать весь день в РОСТе, в четверг опять буду свободен…
Целую. Кот
Е. С. Загорской-Паустовской в д. Богово Рязанской губернии (Москва, 5 июня 1926 года)
Кролик, родной. Скоро неделя, как ты уехала, а мне все кажется, что прошел целый месяц. Получил твое письмо и письмо от А. И., где он поздравляет меня (я и забыл, что я именинник) и пишет, что ты в первый день была утомлена и расстроена, а теперь все прошло и ты снова весела и жизнерадостна. Письмо это меня мало успокоило. Кролик, напиши мне все подробно. Как Димусик? Я думаю о нем очень часто, соскучился до слез. Как ты? Не волнуйся… Я думаю, что еще до 20-го мне удастся прислать тебе вторую порцию денег.
‹…› Здесь жара, пыль, нечем дышать и поэтому на все уходит гораздо больше сил, чем обычно. Комнаты у меня горят, очень чисто, уютно. Тишина, никто не ходит (был два раза Гехт), я пишу.
Обедаю я в Петр, столовой. Пил густые сливки. Хорошо, но дорого.
Целую. Кот
Открыткам. И. Синявского К. Г. иЕ. С. Паустовским в Ефремов (Москва, 24 июля 1926 г.)
Дорогие Е. С. и К. Г.
Пишу, можно сказать, от Вас. Вчера нахально вселился, после Новогрудского. Мальвина тоже движется сюда.
За клопов не скажу – все серьезные и деловые. К трамваям привыкаю.
Получили ли письмо и посылку?
Писать (если успеете) можете к себе – для меня.
М. Синявский
Е. С. Загорской-Паустовской в с. Озерицы (Москва, 24 августа 1927 года)
Крол, родной. Вчера был в «Молодой Гвардии». С деньгами (75 руб.), конечно, плохо, – обещают заплатить только в следующий вторник (я уже внесен в ведомость). Завтра иду к ним заключать договор на книгу. В книге 6 листов, платить они будут по 150 руб. за лист. Пока не знаю, как книгу назвать. Если до субботы не раздобуду денег, то придется приезд в Озерицы отложить до 4 сентября. 4-го приеду на два дня. Я уже считаю дни.
В Москве гнусно, безденежье, вонь, скупка. После Одессы и Озериц трудно понять вообще, как можно жить в Москве. При первой возможности из Москвы надо уехать, оставить здесь только базу.
Вчера утром пришел Синявский, и мы с ним пошли на реку – кататься на лодке. После катанья купались, но купаться в Москве-реке противно, везде пахнет нефтью. Гехт был в Москве, сейчас уехал с Багрицким в Минскую губернию на охоту (у Багрицкого завелись деньги)…
…Я очень тревожусь за тебя, мне кажется, что безденежье (теперешнее) опять тебе испортит лето. Будь спокойна, пиши, о Москве пока не думай т. к. тащить сюда Димку сейчас – преступление. Даже наша квартирка потемнела, кажется, изводит страшный лязг (теперь еще по Дмитровке пустили автобусы). Дом штукатурят и красят, всюду грязь, пыль. Трудно привыкнуть.
В литературе – мертвое затишье, в издательствах сонно и пусто, почти все разъехались. Завтра иду в «Никитинские Субботники» – узнаю, что с «Мертвой зыбью». Завтра же напишу. Ты знаешь, 15 авг. из Москвы по Оке и Волге в Баку выехал на шлюпке Гаврилов, если бы мы знали, могли бы его встретить на пляже.
Как Димушка? Поцелуй его от меня.
Целую. Кот
Почему ты не пишешь?
Е. С. ЗагорскойПаустовской в Рязань (Москва, 5 июля 1928 года)
Крол, сегодня получил две открытки из Рязани от 3-го. Хорошо, что едешь в Екимовку, Дим будет в восторге.
3-го я послал тебе в Рязань 35 рублей. Напиши – получила ли. Сегодня после РОСТы (я пишу в РОСТе), вышлю тебе трафареты. Напиши подробно о Рязани и поездке в Екимовку. Что там за «самоубийство».
Я соскучился, в Москве одиноко, пыльно. Котенок безумствует, на днях утром баловался на плите и открыл газовый кран, едва не подох, я отпоил его молоком. Ходит грязный, как трубочист и совсем одичал.
В «Пролетарий» я сдал цензурный экземпляр. Цензура потребовала отнять партбилет у капитана (это я сделал с радостью), т. к. «он ему не к лицу», выбросить место о русских (помнишь, – Пушкин, Ленин, Чехов – русские) и выбросить выпад против Америки (в тифлисской больнице).
Вчера был на дому у Регинина. Он просит сделать из «Блист. Облаков» для «30 дней» не больше 5 листов. Я подумаю. Регинин передал мне отзыв Нарбута обо мне после того, как Нарбут прочел «Облака». По его словам, таких писателей нужно «беречь как в оранжерее». Регинин сулит «Облакам» большой успех, но говорит, что критика и газеты подымут против них «стандартную травлю», т. к. вещь это совершенно не советская. Передал он мне письменный отзыв Нарбута, очень хороший, где Нарбут м. прочим пишет, что в смысле художественном он считает вещь исключительной, и многие страницы в чисто художественном отношении «волнуют и радуют». Вот я и похвастался.
‹…› Костюм вышел очень хорошо, – портной постарался. Оказывается, он сам зарайский и бывал в Озерицах – приезжал за яблоками.
Я все это время работал над рукописью, ездил два раза на лодке с Синявским, был на даче… Фраерман увлекся рыбной ловлей до самозабвения, говорит только о рыбной ловле и мечтает приехать в Озерицы на 4 дня, чтобы сплошь все время ловить рыбу. Приедет он через неделю после меня дня на 3-4. Видел Гехта (он приходил похвастаться новым серым костюмом, купил его за 39 руб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70