– смеясь, говорила дочь.
Так и кончались подобные объяснения, и мать не знала, чем объяснить, что Нина в последние годы стала совсем не той веселой, беззаботной и любящей балы девушкой, какою была раньше.
Посещение больного «графа», ужасная история Антошки, трогательное отношение к нему того, кого все называли отвержением, – все это словно бы пробудило Нину от сна, словно бы с глаз ее сняли вдруг повязку, и она увидала, что за очарованным замком есть и другая жизнь, не та беззаботная и роскошная, но жизнь, полная лишений и страданий. Она почувствовала, что люди, которых отец беспощадно клеймил пропащими и не заслуживающими участия, далеко не такие ужасные. Напротив… И если она видела только двух таких нищих – «графа» и Антошку, то, верно, и другие заслуживают любви и милосердия…
Такие мысли бродили в голове молодой девушки, и в этот день она впервые задумалась о таких вещах, о которых прежде не думала.
О, в какой ужас пришел бы отец, если бы заглянул в эти минуты в душу своей горячо любимой дочери.
XXVII
Вопрос о том, где она достанет деньги, обещанные дяде, был решен ею без колебаний. Это так просто. Зачем ей, например, брильянтовые серьги, которые подарил отец на именины. Можно возвратить их ювелиру, и он не откажется купить их.
Вернувшись домой, молодая девушка тотчас же прошла к матери.
– Ну, мама, все устроено, – возбужденно заговорила она, – тетя Мери не отнимет мальчика. Он останется при дяде…
– Ты у тети завтракала?
– Да… Тетя тебе кланяется… И ее муж… Ах, мама, если б ты знала, в каком ужасном положении дядя…
– Что с князем? – участливо воскликнула княгиня, думая, что речь идет о муже ее двоюродной сестры.
– Я не о князе… Я о дяде Опольеве… Какой он худой, худой и бледный… А какая у него комната! Маленькая, без мебели, грязная, темная…
– Да ты откуда знаешь все эти подробности?
– Я сама видела. Я только что от дяди.
– Что?! Ты была у него?! – воскликнула Опольева.
В ее красивом, моложавом, несколько полноватом лице, в ее больших глазах отразился ужас и изумление.
В самом деле, дочь тайного советника Опольева и вдруг в гостях у какого-то пропойцы-нищего. О господи!
– Чему ты так изумляешься, мама?
– И ты еще спрашиваешь, Нина?
– Да разве я сделала что-нибудь нехорошее, навестив несчастного, больного дядю?
Этот вопрос несколько смутил добродушную женщину.
– Ты поступила нехорошо относительно отца.
– Но, мама…
– Дай мне сказать… Ты ведь знала, что отец не велел пускать этого господина и не признает его своим братом… И вдруг дочь к нему едет! Ты, значит, ни во что не ставишь мнение отца? И, не посоветовавшись со мной, одна отправляешься в какую-то трущобу… Ах, Нина, Нина… Какая это нелепая выходка!
– Во-первых, папа заблуждается относительно дяди, считая его каким-то негодяем… Он, напротив, добрый, хороший человек! – горячо проговорила Нина.
– Что ты говоришь, Нина. Разве можно осуждать отца?
– Я не осуждаю… Я говорю только, что папа не прав… Я в этом убеждена, и меня никто не разубедит… Во-вторых, я не скрою от папы, что была у его брата… Я расскажу, что видела, и папа убедится, что он заблуждается…
– Боже тебя сохрани, Нина… Не говори ничего отцу, не огорчай его… Но дай мне слово, что ты не повторишь своего безрассудства… Помогай этому несчастному, если хочешь – хотя и это уж протест против отца! – но бывать у него…
– Мама! Да что ты говоришь! – воскликнула молодая девушка, и в голосе ее звучала грустная нотка, а глаза ее с немым укором глядели на мать. – Ты, добрая, хорошая, ты, сама заступившаяся за дядю, – помнишь, когда папа принес его письмо? – и осуждаешь меня… И за что же? За то, что я была у больного, несчастного, всеми брошенного человека? Ах, если б ты видела его! Если б ты видела, как он был тронут моим посещением… Как он чуть не заплакал от волнения…
– Но отец твой…
– Ах, мама… Твое сердце само говорит, что папа в данном случае не прав… Если бы и папа увидал этого сгорбленного, исхудавшего старика с лицом мертвеца…
– Разве он так болен?
– Было воспаление легких… Простудился, выйдя на улицу в холодном пальто… Еще слава богу, что нашлись добрые люди… Одна женщина-врач лечила его, а хозяйка квартиры, какая-то прачка, содержала дядю во время болезни… И это сделали посторонние люди, а мы… родные… Ах, как это все нехорошо, мама!
И Нина взволнованно стала рассказывать матери подробности своего визита.
И по мере того как Нина передавала о своей встрече с дядей, о том, как он говорил с ней, как благодарили ее и дядя и этот мальчик, которого дядя спас от ужасной жизни у какого-то солдата, на глазах у Опольевой заблестели слезы, и она несколько раз во время рассказа повторяла:
– Ах, несчастный, несчастный!
– Вот видишь ли, мама, как все были безжалостны и несправедливы к дяде, считая его совсем дурным человеком! – возбужденно проговорила Нина, окончив свой рассказ.
– Да, Нина… Он много перенес… этот бедный Александр Иванович!
– А ведь он, мама, куда лучше многих из тех людей нашего общества, которых все принимают и уважают. Право, лучше, хоть и считается падшим. И это я поняла только сегодня, когда поговорила с ним. Так неужели так и оставить его, не выказать ему участия, не навестить его!? Ведь это было бы возмутительно, жестоко… Не правда ли?
Опольева чувствовала справедливость слов дочери.
Действительно, все родные слишком сурово отнеслись тогда к Опольеву. И муж был слишком неснисходителен к брату. Но муж – человек правил, принципа. Кто знает, не жалел ли он брата в душе, но и не мог отступить от принятого решения. У него есть эта черта. Но зато какой он примерный муж, какой отец!..
И Опольева без особенного труда оправдала мужа.
– Ты слишком принимаешь все близко к сердцу, Ниночка, – проговорила мать. – Я не спорю, что дядя несчастен, что он уж не такой дурной и заслуживает помощи… И я ничего не имею против того, чтоб ты помогала ему, но зачем же ездить к дяде, если отец твой не хочет знать его… Ведь он пришел бы в ужас, если б узнал о твоем посещении… А разве ты захочешь огорчать отца, который тебя боготворит… Подумала ли ты об этом?
– Но что же мне делать? Не могу же я согласиться с папой, что дядя негодяй, и никогда с этим не соглашусь. Ну хорошо, я не скажу папе о своем визите, если ты этого не хочешь, но я все-таки навещу дядю…
– Но если отец как-нибудь узнает?
– Ну что ж? Тогда я все объясню ему, все…
Этого-то и боялась пуще всего мать. О, она хорошо знала, как самолюбив ее муж и как ему неприятно всякое противоречие. А тут дочь вдруг явится как бы в роли обвинительницы отца!..
И, вдруг принимая строгий вид, Опольева сказала:
– Нина! Ты больше не поедешь к дяде. Слышишь, я тебя прошу об этом… Не заставляй приказывать.
– Мама, мне неприятно тебя огорчать, но я должна быть у дяди… Я ему обещала и исполню свое обещание!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Так и кончались подобные объяснения, и мать не знала, чем объяснить, что Нина в последние годы стала совсем не той веселой, беззаботной и любящей балы девушкой, какою была раньше.
Посещение больного «графа», ужасная история Антошки, трогательное отношение к нему того, кого все называли отвержением, – все это словно бы пробудило Нину от сна, словно бы с глаз ее сняли вдруг повязку, и она увидала, что за очарованным замком есть и другая жизнь, не та беззаботная и роскошная, но жизнь, полная лишений и страданий. Она почувствовала, что люди, которых отец беспощадно клеймил пропащими и не заслуживающими участия, далеко не такие ужасные. Напротив… И если она видела только двух таких нищих – «графа» и Антошку, то, верно, и другие заслуживают любви и милосердия…
Такие мысли бродили в голове молодой девушки, и в этот день она впервые задумалась о таких вещах, о которых прежде не думала.
О, в какой ужас пришел бы отец, если бы заглянул в эти минуты в душу своей горячо любимой дочери.
XXVII
Вопрос о том, где она достанет деньги, обещанные дяде, был решен ею без колебаний. Это так просто. Зачем ей, например, брильянтовые серьги, которые подарил отец на именины. Можно возвратить их ювелиру, и он не откажется купить их.
Вернувшись домой, молодая девушка тотчас же прошла к матери.
– Ну, мама, все устроено, – возбужденно заговорила она, – тетя Мери не отнимет мальчика. Он останется при дяде…
– Ты у тети завтракала?
– Да… Тетя тебе кланяется… И ее муж… Ах, мама, если б ты знала, в каком ужасном положении дядя…
– Что с князем? – участливо воскликнула княгиня, думая, что речь идет о муже ее двоюродной сестры.
– Я не о князе… Я о дяде Опольеве… Какой он худой, худой и бледный… А какая у него комната! Маленькая, без мебели, грязная, темная…
– Да ты откуда знаешь все эти подробности?
– Я сама видела. Я только что от дяди.
– Что?! Ты была у него?! – воскликнула Опольева.
В ее красивом, моложавом, несколько полноватом лице, в ее больших глазах отразился ужас и изумление.
В самом деле, дочь тайного советника Опольева и вдруг в гостях у какого-то пропойцы-нищего. О господи!
– Чему ты так изумляешься, мама?
– И ты еще спрашиваешь, Нина?
– Да разве я сделала что-нибудь нехорошее, навестив несчастного, больного дядю?
Этот вопрос несколько смутил добродушную женщину.
– Ты поступила нехорошо относительно отца.
– Но, мама…
– Дай мне сказать… Ты ведь знала, что отец не велел пускать этого господина и не признает его своим братом… И вдруг дочь к нему едет! Ты, значит, ни во что не ставишь мнение отца? И, не посоветовавшись со мной, одна отправляешься в какую-то трущобу… Ах, Нина, Нина… Какая это нелепая выходка!
– Во-первых, папа заблуждается относительно дяди, считая его каким-то негодяем… Он, напротив, добрый, хороший человек! – горячо проговорила Нина.
– Что ты говоришь, Нина. Разве можно осуждать отца?
– Я не осуждаю… Я говорю только, что папа не прав… Я в этом убеждена, и меня никто не разубедит… Во-вторых, я не скрою от папы, что была у его брата… Я расскажу, что видела, и папа убедится, что он заблуждается…
– Боже тебя сохрани, Нина… Не говори ничего отцу, не огорчай его… Но дай мне слово, что ты не повторишь своего безрассудства… Помогай этому несчастному, если хочешь – хотя и это уж протест против отца! – но бывать у него…
– Мама! Да что ты говоришь! – воскликнула молодая девушка, и в голосе ее звучала грустная нотка, а глаза ее с немым укором глядели на мать. – Ты, добрая, хорошая, ты, сама заступившаяся за дядю, – помнишь, когда папа принес его письмо? – и осуждаешь меня… И за что же? За то, что я была у больного, несчастного, всеми брошенного человека? Ах, если б ты видела его! Если б ты видела, как он был тронут моим посещением… Как он чуть не заплакал от волнения…
– Но отец твой…
– Ах, мама… Твое сердце само говорит, что папа в данном случае не прав… Если бы и папа увидал этого сгорбленного, исхудавшего старика с лицом мертвеца…
– Разве он так болен?
– Было воспаление легких… Простудился, выйдя на улицу в холодном пальто… Еще слава богу, что нашлись добрые люди… Одна женщина-врач лечила его, а хозяйка квартиры, какая-то прачка, содержала дядю во время болезни… И это сделали посторонние люди, а мы… родные… Ах, как это все нехорошо, мама!
И Нина взволнованно стала рассказывать матери подробности своего визита.
И по мере того как Нина передавала о своей встрече с дядей, о том, как он говорил с ней, как благодарили ее и дядя и этот мальчик, которого дядя спас от ужасной жизни у какого-то солдата, на глазах у Опольевой заблестели слезы, и она несколько раз во время рассказа повторяла:
– Ах, несчастный, несчастный!
– Вот видишь ли, мама, как все были безжалостны и несправедливы к дяде, считая его совсем дурным человеком! – возбужденно проговорила Нина, окончив свой рассказ.
– Да, Нина… Он много перенес… этот бедный Александр Иванович!
– А ведь он, мама, куда лучше многих из тех людей нашего общества, которых все принимают и уважают. Право, лучше, хоть и считается падшим. И это я поняла только сегодня, когда поговорила с ним. Так неужели так и оставить его, не выказать ему участия, не навестить его!? Ведь это было бы возмутительно, жестоко… Не правда ли?
Опольева чувствовала справедливость слов дочери.
Действительно, все родные слишком сурово отнеслись тогда к Опольеву. И муж был слишком неснисходителен к брату. Но муж – человек правил, принципа. Кто знает, не жалел ли он брата в душе, но и не мог отступить от принятого решения. У него есть эта черта. Но зато какой он примерный муж, какой отец!..
И Опольева без особенного труда оправдала мужа.
– Ты слишком принимаешь все близко к сердцу, Ниночка, – проговорила мать. – Я не спорю, что дядя несчастен, что он уж не такой дурной и заслуживает помощи… И я ничего не имею против того, чтоб ты помогала ему, но зачем же ездить к дяде, если отец твой не хочет знать его… Ведь он пришел бы в ужас, если б узнал о твоем посещении… А разве ты захочешь огорчать отца, который тебя боготворит… Подумала ли ты об этом?
– Но что же мне делать? Не могу же я согласиться с папой, что дядя негодяй, и никогда с этим не соглашусь. Ну хорошо, я не скажу папе о своем визите, если ты этого не хочешь, но я все-таки навещу дядю…
– Но если отец как-нибудь узнает?
– Ну что ж? Тогда я все объясню ему, все…
Этого-то и боялась пуще всего мать. О, она хорошо знала, как самолюбив ее муж и как ему неприятно всякое противоречие. А тут дочь вдруг явится как бы в роли обвинительницы отца!..
И, вдруг принимая строгий вид, Опольева сказала:
– Нина! Ты больше не поедешь к дяде. Слышишь, я тебя прошу об этом… Не заставляй приказывать.
– Мама, мне неприятно тебя огорчать, но я должна быть у дяди… Я ему обещала и исполню свое обещание!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57