Шейл, между прочим, является главным редактором, и можно было бы ожидать, что как раз ему время от времени должно быть известно, о чем будет написано в газете. Он приехал в Лос-Анджелес из Бостона через Нью-Йорк или, может быть, из Нью-Йорка через Бостон, немедленно схватив ситуацию в городе и погрузившись в его историю. Я не совсем уверен, в какой момент ему хватило времени, чтобы наконец понять, что если и есть город, в котором история ни во что не ставится, то это Лос-Анджелес, что в Лос-Анджелесе история – это такая штука, которая скорее затуманит тебе зрение, нежели прояснит. Но в любом случае он стал долбаным экспертом по Лос-Анджелесу за долбаные минуты, и иногда это всем действует на нервы.
Вообще-то Шейл самый молодой в «кабальном совете». Но он ведет себя с врожденной властностью, присущей вождям от природы; в общении с ним я всегда чувствую, как будто делюсь секретами со старшим братом. В его черной бороде встречаются белые волоски, а его улыбка, не будучи совсем снисходительной, показывает, что он дружелюбно терпит мою чепуху – хотя позже начинаешь думать, что этой улыбке следовало бы быть снисходительней. Раз Шейл спросил меня, что было главной мечтой в моей жизни, когда у меня еще была распознаваемая мечта; когда я задал ему встречный вопрос, он ответил: «Я хотел бы выпускать газету». В настойчивом свете своей мечты он не может быть менее чем стопроцентно предан газете, которой управляет. Конечно же, не прошло и двадцати часов с его прибытия, как редакция начала ворчать на Шейла: то он был чересчур фамильярен, то держался чересчур особняком; то он был чересчур демократичен, то чересчур авторитарен; то он был чересчур вежлив, то недостаточно вежлив. Те из сотрудников газеты, кто уже давно там работал, быстро забыли, что предшественник Шейла был форменным психом, рядом с которым даже Фрейд Н. Джонсон казался уравновешенным, а у молодежи, пришедшей работать в газету после появления Шейла, никогда раньше не было начальников, и, как видно, они думают, что действия Шейла являются нормой для начальства. Если, к примеру, у кого-нибудь случается нервный срыв, Шейл – такой начальник, который отпустит его или ее в отпуск за счет редакции, а также оплатит услуги психиатра. Шейл – начальник, который не подчинится приказу издателя уволить беременную журналистку из отдела мод, – даже если знает, что она не справляется с работой и что, если он не сократит расходы, раньше или позже уволят его, – потому что отец ребенка только что бросил ее и у нее нет никаких других перспектив. Шейл – начальник, который регулярно бросается под пули, свистящие сверху вниз, прикрывая подчиненных и рискуя собственной должностью только потому, что, как он считает, именно так и должен поступать начальник. Детки, кажется, не только верят, что так поступают все начальники, но к тому времени, как новости добираются до циничной блондинки-вамп в рекламном отделе, с которой я переспал, по слухам выходит, что на самом деле Шейл пытается уволить беременную журналистку.
«Кабального совета» нет, потому что всем нам, тем, кто предположительно в него входит, за исключением Шейла, настолько наплевать, что нам лень даже отпираться, что «кабальный совет» существует, не говоря уж о том, чтобы в нем участвовать. Доктор Билли О'Форте – самый популярный персонаж в редакции, может быть, даже единственный человек в редакции, которого все любят. Как-то вечером, когда он был пьян и трезвого ума у него хватало лишь на то, чтобы надеяться, что я слишком пьян, чтобы вспомнить что-то на следующий день, он признался, что у него действительно докторская степень, если можно себе представить такой позор; с еще большей досадой он объявил, что докторскую писал на тему «Современная мысль в американской литературе». Он заставил меня поклясться, что я сохраню его тайну, и я заверил его, что, конечно же, никому не расскажу. Однако я не обещал не называть его в открытую «доктором», и теперь все зовут его доктором. Кроме работы в газете, доктор Билли пытается найти спонсоров для документального фильма, который он снимает, о случаях гиперсексуальности в Гватемале; этот проект является продолжением документального фильма о гиперсексуальности в Копенгагене, который, в свою очередь, послужил продолжением его магнум-опуса, документального фильма о случаях гиперсексуальности в Бомбее. Несколько лет назад какой-то таинственный миллионер из Сан-Франциско предоставил ему фант на условиях, что он будет год путешествовать вокруг света со своей женой Джейн и снимать документальный фильм о повсеместных гиперсексуалах. Вскоре после того, как деньги были получены, миллионер умер, и доктор Билли как-то забыл о съемках фильма и просто объехал весь свет. В Рио-де-Жанейро было прекрасно, как я слышал. Газета ухватилась за такой причудливый поворот событий и назначила доктора Билли своим «интернациональным» корреспондентом, пока, устав от утомительных остановок на своем пути, вроде Бангкока и Барселоны, он не вернулся в Америку, изведенный скукой, и газета тут же переименовала его в «национального» корреспондента. Теперь он заглядывает в редакцию время от времени, чтобы поныть о том, как это обременительно – путешествовать по свету на деньги мертвых миллионеров. Доктор Билли ростом примерно пять с половиной футов, что стоит отметить только потому, что каждый, кто читал его статьи, думает, что он ростом шесть с половиной футов. Его излюбленная выходка – рассказывать всем, как плохо он пишет и какую тухлятину только что написал, и каждый раз я ведусь на эти россказни – все-таки для писательских ушей нет новости приятней, чем что кто-то другой написал плохо, – пока не прочитываю его статью, и тогда мне хочется взять его за руку и запихать его пальцы в точилку для карандашей. Почему-то именно у такого ужасного, по его словам, журналиста, как он, все остальные газетные авторы регулярно воруют самые остроумные строчки и наиболее вдумчивые наблюдения, как это делал много раз и я сам.
Еще есть Вентура. Вентура основал газету, когда впервые приехал в Лос-Анджелес из Техаса пятнадцать лет назад. Он пишет в ней колонку каждую неделю с самого первого дня и таким образом стал одним из самых знаменитых писателей Лос-Анджелеса; за эти годы он отказался как минимум от трех серьезных предложений редакторской должности. В свободное время он написал четыре или пять книг и три или четыре киносценария, а когда он чувствует, что недостаточно продуктивен, добавляет к этому том-другой поэзии. Он – самоучка от начала и до конца, и сведения у него в голове, включающие в себя все от геологии до китайской экономики, до романов Уиллы Кэтер и Д. Г. Лоуренса, слишком обширны, чтобы проводить с ним много времени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Вообще-то Шейл самый молодой в «кабальном совете». Но он ведет себя с врожденной властностью, присущей вождям от природы; в общении с ним я всегда чувствую, как будто делюсь секретами со старшим братом. В его черной бороде встречаются белые волоски, а его улыбка, не будучи совсем снисходительной, показывает, что он дружелюбно терпит мою чепуху – хотя позже начинаешь думать, что этой улыбке следовало бы быть снисходительней. Раз Шейл спросил меня, что было главной мечтой в моей жизни, когда у меня еще была распознаваемая мечта; когда я задал ему встречный вопрос, он ответил: «Я хотел бы выпускать газету». В настойчивом свете своей мечты он не может быть менее чем стопроцентно предан газете, которой управляет. Конечно же, не прошло и двадцати часов с его прибытия, как редакция начала ворчать на Шейла: то он был чересчур фамильярен, то держался чересчур особняком; то он был чересчур демократичен, то чересчур авторитарен; то он был чересчур вежлив, то недостаточно вежлив. Те из сотрудников газеты, кто уже давно там работал, быстро забыли, что предшественник Шейла был форменным психом, рядом с которым даже Фрейд Н. Джонсон казался уравновешенным, а у молодежи, пришедшей работать в газету после появления Шейла, никогда раньше не было начальников, и, как видно, они думают, что действия Шейла являются нормой для начальства. Если, к примеру, у кого-нибудь случается нервный срыв, Шейл – такой начальник, который отпустит его или ее в отпуск за счет редакции, а также оплатит услуги психиатра. Шейл – начальник, который не подчинится приказу издателя уволить беременную журналистку из отдела мод, – даже если знает, что она не справляется с работой и что, если он не сократит расходы, раньше или позже уволят его, – потому что отец ребенка только что бросил ее и у нее нет никаких других перспектив. Шейл – начальник, который регулярно бросается под пули, свистящие сверху вниз, прикрывая подчиненных и рискуя собственной должностью только потому, что, как он считает, именно так и должен поступать начальник. Детки, кажется, не только верят, что так поступают все начальники, но к тому времени, как новости добираются до циничной блондинки-вамп в рекламном отделе, с которой я переспал, по слухам выходит, что на самом деле Шейл пытается уволить беременную журналистку.
«Кабального совета» нет, потому что всем нам, тем, кто предположительно в него входит, за исключением Шейла, настолько наплевать, что нам лень даже отпираться, что «кабальный совет» существует, не говоря уж о том, чтобы в нем участвовать. Доктор Билли О'Форте – самый популярный персонаж в редакции, может быть, даже единственный человек в редакции, которого все любят. Как-то вечером, когда он был пьян и трезвого ума у него хватало лишь на то, чтобы надеяться, что я слишком пьян, чтобы вспомнить что-то на следующий день, он признался, что у него действительно докторская степень, если можно себе представить такой позор; с еще большей досадой он объявил, что докторскую писал на тему «Современная мысль в американской литературе». Он заставил меня поклясться, что я сохраню его тайну, и я заверил его, что, конечно же, никому не расскажу. Однако я не обещал не называть его в открытую «доктором», и теперь все зовут его доктором. Кроме работы в газете, доктор Билли пытается найти спонсоров для документального фильма, который он снимает, о случаях гиперсексуальности в Гватемале; этот проект является продолжением документального фильма о гиперсексуальности в Копенгагене, который, в свою очередь, послужил продолжением его магнум-опуса, документального фильма о случаях гиперсексуальности в Бомбее. Несколько лет назад какой-то таинственный миллионер из Сан-Франциско предоставил ему фант на условиях, что он будет год путешествовать вокруг света со своей женой Джейн и снимать документальный фильм о повсеместных гиперсексуалах. Вскоре после того, как деньги были получены, миллионер умер, и доктор Билли как-то забыл о съемках фильма и просто объехал весь свет. В Рио-де-Жанейро было прекрасно, как я слышал. Газета ухватилась за такой причудливый поворот событий и назначила доктора Билли своим «интернациональным» корреспондентом, пока, устав от утомительных остановок на своем пути, вроде Бангкока и Барселоны, он не вернулся в Америку, изведенный скукой, и газета тут же переименовала его в «национального» корреспондента. Теперь он заглядывает в редакцию время от времени, чтобы поныть о том, как это обременительно – путешествовать по свету на деньги мертвых миллионеров. Доктор Билли ростом примерно пять с половиной футов, что стоит отметить только потому, что каждый, кто читал его статьи, думает, что он ростом шесть с половиной футов. Его излюбленная выходка – рассказывать всем, как плохо он пишет и какую тухлятину только что написал, и каждый раз я ведусь на эти россказни – все-таки для писательских ушей нет новости приятней, чем что кто-то другой написал плохо, – пока не прочитываю его статью, и тогда мне хочется взять его за руку и запихать его пальцы в точилку для карандашей. Почему-то именно у такого ужасного, по его словам, журналиста, как он, все остальные газетные авторы регулярно воруют самые остроумные строчки и наиболее вдумчивые наблюдения, как это делал много раз и я сам.
Еще есть Вентура. Вентура основал газету, когда впервые приехал в Лос-Анджелес из Техаса пятнадцать лет назад. Он пишет в ней колонку каждую неделю с самого первого дня и таким образом стал одним из самых знаменитых писателей Лос-Анджелеса; за эти годы он отказался как минимум от трех серьезных предложений редакторской должности. В свободное время он написал четыре или пять книг и три или четыре киносценария, а когда он чувствует, что недостаточно продуктивен, добавляет к этому том-другой поэзии. Он – самоучка от начала и до конца, и сведения у него в голове, включающие в себя все от геологии до китайской экономики, до романов Уиллы Кэтер и Д. Г. Лоуренса, слишком обширны, чтобы проводить с ним много времени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61