Он чувствовал себя другим, не похожим на этих плюющихся женщин и на их возбужденных мужей. Где же Бейси? Почему он сбежал? Несмотря на все слухи об окончании войны, Джиму казалось странным, что Бейси оставил Лунхуа и тем самым подверг себя неисчислимым опасностям открытого пространства за лагерной оградой. Бывший стюард всегда отличался едва ли не излишней осторожностью, он никогда не совался первым на непроторенные дорожки и не ставил на карту своей, пусть скромной, но все же безопасности. Должно быть, по тайному лагерному радио передали какое-то предупреждение, подумал Джим. Иначе стал бы он оставлять свою отгородку, битком набитую с таким трудом заработанными за годы лагерной жизни сокровищами: башмаками, теннисными ракетками и сотнями неиспользованных презервативов.
Джим вспомнил: Бейси говорил о том, что заключенных из лагерей в окрестностях Шанхая переводят куда-то вглубь страны. Может быть, он таким образом пытался предупредить его о том, что пора уходить, прежде, чем японцы впадут в амок, как в Нанкине, в 1937-м? Японцы всегда убивают военнопленных, прежде чем выйти на свой последний бой. Но тут Бейси просчитался и, быть может, уже лежит сейчас мертвый в какой-нибудь придорожной канаве, убитый китайскими бандитами.
На шанхайском тракте полыхнули автомобильные фары. Утирая подбородки, женщины отошли от проволоки. На грудях у них бусами лежали длинные нити слюны. К лагерю двигалась колонна военных грузовиков: в кузовах сидели солдаты, впереди колонны шла штабная машина. Один грузовик остановился, взвод солдат выпрыгнул на дорогу и разбежался по засохшей рисовой делянке у западной оконечности лагеря. Примкнув штыки, солдаты заняли позицию — лицом к колючей проволоке.
Сотни заключенных, мигом смолкнув, стояли и смотрели на них. Через канал, отделявший лагерь от аэродрома Лунхуа, перебирался еще один взвод, полиция военно-воздушных сил. С востока круг замкнула длинная излучина реки Хуанпу с целым лабиринтом ручьев и оросительных каналов. Колонна подошла к лагерю: свет фар отблескивал на затянувшихся пыльной пленкой плевках на дороге. Вооруженные, с примкнутыми к винтовкам штыками, солдаты стали спрыгивать с бортов машин. По свеженьким, с иголочки, гимнастеркам и амуниции Джим понял, что это служба безопасности, спецподразделение японской полевой жандармерии. Они быстрым шагом прошли за ворота и заняли позиции у караулки.
Заключенные, толкаясь как стадо баранов, отхлынули назад. Джима тоже подхватило этим противотоком, и, в мешанине тел, он потерял равновесие и упал с тележки. Японский капрал, невысокий, но крепко сбитый человечек, с ремня которого свисал «маузер» в огромной, как дубинка, деревянной кобуре, подхватил рукоятки тачки и покатил ее к воротам. Джим совсем уже было собрался рвануть за ним следом и отобрать тачку, но мистер Макстед схватил его за руки:
— Джим, ради всего святого… Не надо!
— Но это же тачка блока G! Они что, приехали, чтобы нас убить, мистер Макстед?
— Джим… нужно найти доктора Рэнсома.
— А грузовик с едой придет?
Джим оттолкнул мистера Макстеда, устав нянчиться с этим полутрупом.
— Позже, Джим. Может быть, он придет немного позже.
— Не думаю, что грузовик с едой вообще придет.
Пока цепочка японских солдат оттесняла заключенных на плац-парад, Джим наблюдал за расставленными вдоль ограды часовыми. Японцы снова были здесь, и к Джиму вернулось чувство уверенности. Перспектива скорой смерти его возбуждала; после царившего всю прошлую неделю состояния неопределенности любой исход казался долгожданным. На несколько последних секунд, как к рикша-кули, который пел себе под нос, к ним всем вернется здравый смысл, в полном объеме. Что бы ни случилось, он сам обязательно выживет. Он вспомнил миссис Филипс и миссис Гилмор, и разговоры о том, в какой именно момент душа покидает умирающее тело. Душа Джима уже оставила тело, ей давно было тесно в этом хлипком убежище из едва обтянутых кожей костей — кожа-то сплошь изъедена язвами. Он уже давно был мертв, как и мистер Макстед, и доктор Рэнсом. Все, кто был в Лунхуа, давно умерли. И какая нелепость, что они до сих пор не желают этого понимать.
Они с мистером Макстедом стояли на краю запруженного множеством заключенных плац-парада, на заросшей бурьяном кромке. Джим начал хихикать себе под нос, от радости, что понял, наконец, истинный смысл войны.
— Им незачем убивать нас, мистер Макстед…
— Конечно, они и не собираются нас убивать, Джим.
— Мистер Макстед, им просто незачем это делать, потому что…
— Джим! — мистер Макстед несильно ударил Джима, а потом прижал его голову к своему ввалившемуся животу — Не забывай, что ты британец.
Джим осторожно согнал с лица улыбку. Он постарался успокоиться, а потом высвободил плечи из объятий мистера Макстеда. Смешно уже не было, но остались ощущение отстраненности от себя самого и острое понимание сути происходящего. Беспокоясь за мистера Макстеда, который стоял, покачиваясь, и ронял изо рта себе под ноги капельки маслянистой слюны, Джим обнял его за костлявый таз. Он вспомнил поездки на «студебекере» по шанхайским ночным клубам, и ему стало жаль бывшего архитектора и грустно оттого, что человек этот настолько потерял силу духа, что ему оказалось нечем приободрить Джима, кроме напоминания о том, что Джим — британец.
У караулки, в которой расположился командир жандармской части, старшие по блокам говорили с японским сержантом. Рядом с ними, ссутулившись сверх обычного и тиская в руках китайскую соломенную шляпу, стоял совершенно бледный доктор Рэнсом. В караулку вошла миссис Пирс, приглаживая волосы и щеки и уже отдавая команды подвернувшемуся под руку солдатику на беглом японском. Те заключенные, что стояли перед толпой, вдруг повернулись и бросились бежать через плац-парад, крича на ходу:
— По одному чемодану на каждого! Сбор на этом же месте ровно через час!
— Мы отправляемся в Наньдао!
— Все на выход! Построиться возле ворот!
— Пища для нас лежит в Наньдао!
— По одному чемодану!
Миссионерские семьи уже стояли с сумками в руках на крыльце блока G, как будто заранее предугадали грядущие перемены. При взгляде на них в Джиме окрепла уверенность в том, что лагерь всего лишь переводят в другое место, но никак не закрывают.
— Вставайте, мистер Макстед, мы отправляемся назад в Шанхай!
Он помог совершенно выбившемуся из сил мистеру Макстеду подняться на ноги и провел его через поток из сотен бегущих заключенных. Добравшись до своей комнаты, Джим увидел, что миссис Винсент уже успела упаковать вещи. Сын ее спал на койке, а она стояла у окна и смотрела, как возвращается с плац-парада муж. Джим заметил, что она уже начала забывать все, что было у нее связано с Лунхуа, — как будто сменила кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99