Прежде чем уйти, он взялся за ручки тележки, прокатил ее по всей главной улице и с разбегу впилил в ограждение военного мемориала.
Глава 33
Спасение
Я был жив, и я был мертв.
Весь этот день я пролежал в лохмотьях своего крылатого костюма среди пожелтевших венков, возложенных кем-то к подножию военного мемориала. При ударе об ограждение я вылетел из тележки на каменные ступени, и вымпелы моей крови обвились вокруг обелиска, лаская имена мужчин и женщин, живших когда-то в Шеппертоне и погибших на далеких полях сражений. Недвижный и беспомощный, я ждал помощи от миссис Сент-Клауд и отца Уингейта, но они меня оставили. Я видел их издалека, через парк, выходящими из ризницы, где лежала Мириам; отец Уингейт утешал скорбящую мать. Я знал, что они решили не хоронить Мириам, пока я снова не умру.
Тем временем внешний мир забыл о Шеппертоне. Водители и пассажиры машин, сновавших по лондонскому шоссе, попросту не замечали этого городка; казалось, что ментальный барьер, его окруживший, отражает им их собственные мимолетные мысли.
С душного полдня и до самого вечера на прокопченные дома сыпалась морось; на обгорелых лианах и пальмах собирались крупные черные капли, беззвучно падавшие в цветочное месиво, сплошь укрывшее землю. Изредка гремели выстрелы: Старк рыскал по сочащимся влагой улицам, убивая зазевавшихся птиц.
Шеппертонцы расползлись по своим спальням, город притих, но сразу после заката несколько женщин решили надо мной поиздеваться. Это были матери, чьих детей я взял в себя; сейчас одни лишь души этих мальчиков и девочек, скитавшиеся в тайных глубинах моего тела, не давали мне умереть. Женщины принесли к мемориалу большие пластиковые мешки со всякой мерзостью. Всклокоченные, в до пупа распоротых летных костюмах, они засыпали меня мокрыми, липкими отбросами, швыряли мне в голову мертвых птиц.
Они меня ненавидели, но я все равно радовался, что научил их летать. При моем посредстве они узнали, как можно выйти за свои пределы, стать любым животным – или рыбой или птицей, – и причастились, хоть и ненадолго, к миру, где они могли сливаться со своими братьями и друзьями, мужьями и детьми.
Я лежал у их ног, скованный птичьим костюмом. Моя кровь узкими лентами трепетала перед глазами разъяренных женщин – пропавшие души их сыновей и дочерей.
Вечером я снова увидел лица увечных детей, смотревших на меня сквозь сырой полумрак, три маленькие луны, обращающиеся друг вокруг друга. Сидя на корточках среди мертвых цветов и попугаев, они тихо играли с кровавыми вымпелами. Рейчел гладила их пальцами, пытаясь разобраться в загадочном шифре, прочитать таинственные послания из другой вселенной, запечатленные на телеграфных лентах моего сердца. Дэвид хмуро рассматривал умирающие джунгли, явно не в силах постичь смысл этой бессмысленной трансформации. Тем временем Джейми передразнивал меня, прижимая к своей груди мокрые маки и выдавливая между пальцев их сок. В какой-то момент он встал, прокрался ко мне и положил рядом с моей головой мертвую ворону, но я не обиделся, понимая, что это вовсе не жестокость. Я стал ему ровней, таким же калекой.
Под покровом ночной темноты они осмелели и взвалили меня на тележку. Кулачки Рейчел колотили по моим ногам, пытаясь пробудить в них жизнь.
На улицах горели костры, с верхних уровней гаража выбивались дымные языки пламени. Дети торопливо провезли меня мимо безлюдной клиники и свернули к своей тайной лужайке.
В серых предрассветных сумерках я различил белые контуры самолета, собранного ими над моей могилой.
Глава 34
Мухи
Там меня дети и поселили. Голый, если не считать лохмотьев птичьего костюма, все еще державшихся на мне благодаря привязным ремням, я сидел, как чучело в заполненной цветами яме, на подстилке из мертвых птиц. По обеим сторонам могилы лежали изуродованные крылья «Сессны», а обломки лобового стекла и хвостового оперения грубо намечали контуры фюзеляжа. Течение Темзы вымыло из донных отложений даже пропеллер. Ржавым погнутым мечом он лежал у моих ног.
Дети сидели в тени кустов – искалеченные ангелочки в кладбищенском саду. На Шеппертон нахлынули почти осязаемые миазмы. Деревья словно окутались тусклым, серым саваном. Листья уже не лучились светом. Онемевшие птицы прятались среди поникших орхидей и магнолий, чьи лепестки обрели ту же смертную восковую бледность, что и щеки Мириам Сент-Клауд.
Рваными парусами трепетали надо мной темные крылья. В бесцветном небе собирались стервятники всех родов и размеров: они опускались на пожухлую траву и пировали птичьими трупами. Прямо передо мной на ржавый пропеллер сел молодой гриф, острые когти цепко охватили этот необычный двухлезвийный меч. Из каждой поры земли лезла жуткая мертвенная растительность. В траве шныряли какие-то странные хищные твари. С берегов ручья приползали змеи. Неимоверно расплодившиеся пауки растянули между деревьев липкие гнойные сети, укрыли вялую бледность мертвых цветов серебристыми саванами. Над могилой повис дрожащий нимб – облако призрачно-белых мух. В тусклых лучах рассвета сорокопут убивал последних колибри и насаживал крошечных птичек на шипы терновника.
Весь Шеппертон металая в горячке, отравленный исходящим из меня отчаянием. Вскоре после восхода дети вернулись. В надежде оживить меня Джейми принес мне – впервые – живую птицу, сильно помятую малиновку, и выпустил ее в траву. Не смея ко мне приблизиться, дети жались к кишащим тлями кустам. Джейми жалобно гукнул, сам для себя, и втянул голову в плечи из-за низко кружившихся стервятников. Они прилетели в надежде напитаться моим трупом – плотью, их породившей. Дэвид прикрыл глаза маленькой Рейчел ладонями, опасаясь, что даже слепота может оказаться слабой защитой от этих кошмаров.
По тусклым улицам бродили немногие люди, все в тех же летных костюмах.
Я умерщвлял этот город авиаторов; они, в свою очередь, умерщвляли меня.
Но я все еще был жив.
Посреди парка стервятники пировали оленьими трупами. На насосах заправочной станции темнели нахохлившиеся хищные птицы, они смотрели, как их вожак ковыряется во внутренностях мертвой собаки. Серый ветер шевелил месиво раздавленных цветов. Бледные люди жались к своим домам, опасливо поглядывая на оккупировавших автозаправку хищников. Другие, вооруженные ножами и садовыми вилами, не могли оторвать глаз от парка, где тесно лежали умирающие олени. Посреди обреченного стада стоял, покачиваясь на неверных ногах, крупный, прежде красивый самец.
Но где же полицейские? Пусть они приедут и спасут меня. Я был уже готов с радостью признаться в похищении «Сессны». Но мир утратил всякий интерес к Шеппертону; казалось, что вокруг этого городка появился невидимый барьер забвения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Глава 33
Спасение
Я был жив, и я был мертв.
Весь этот день я пролежал в лохмотьях своего крылатого костюма среди пожелтевших венков, возложенных кем-то к подножию военного мемориала. При ударе об ограждение я вылетел из тележки на каменные ступени, и вымпелы моей крови обвились вокруг обелиска, лаская имена мужчин и женщин, живших когда-то в Шеппертоне и погибших на далеких полях сражений. Недвижный и беспомощный, я ждал помощи от миссис Сент-Клауд и отца Уингейта, но они меня оставили. Я видел их издалека, через парк, выходящими из ризницы, где лежала Мириам; отец Уингейт утешал скорбящую мать. Я знал, что они решили не хоронить Мириам, пока я снова не умру.
Тем временем внешний мир забыл о Шеппертоне. Водители и пассажиры машин, сновавших по лондонскому шоссе, попросту не замечали этого городка; казалось, что ментальный барьер, его окруживший, отражает им их собственные мимолетные мысли.
С душного полдня и до самого вечера на прокопченные дома сыпалась морось; на обгорелых лианах и пальмах собирались крупные черные капли, беззвучно падавшие в цветочное месиво, сплошь укрывшее землю. Изредка гремели выстрелы: Старк рыскал по сочащимся влагой улицам, убивая зазевавшихся птиц.
Шеппертонцы расползлись по своим спальням, город притих, но сразу после заката несколько женщин решили надо мной поиздеваться. Это были матери, чьих детей я взял в себя; сейчас одни лишь души этих мальчиков и девочек, скитавшиеся в тайных глубинах моего тела, не давали мне умереть. Женщины принесли к мемориалу большие пластиковые мешки со всякой мерзостью. Всклокоченные, в до пупа распоротых летных костюмах, они засыпали меня мокрыми, липкими отбросами, швыряли мне в голову мертвых птиц.
Они меня ненавидели, но я все равно радовался, что научил их летать. При моем посредстве они узнали, как можно выйти за свои пределы, стать любым животным – или рыбой или птицей, – и причастились, хоть и ненадолго, к миру, где они могли сливаться со своими братьями и друзьями, мужьями и детьми.
Я лежал у их ног, скованный птичьим костюмом. Моя кровь узкими лентами трепетала перед глазами разъяренных женщин – пропавшие души их сыновей и дочерей.
Вечером я снова увидел лица увечных детей, смотревших на меня сквозь сырой полумрак, три маленькие луны, обращающиеся друг вокруг друга. Сидя на корточках среди мертвых цветов и попугаев, они тихо играли с кровавыми вымпелами. Рейчел гладила их пальцами, пытаясь разобраться в загадочном шифре, прочитать таинственные послания из другой вселенной, запечатленные на телеграфных лентах моего сердца. Дэвид хмуро рассматривал умирающие джунгли, явно не в силах постичь смысл этой бессмысленной трансформации. Тем временем Джейми передразнивал меня, прижимая к своей груди мокрые маки и выдавливая между пальцев их сок. В какой-то момент он встал, прокрался ко мне и положил рядом с моей головой мертвую ворону, но я не обиделся, понимая, что это вовсе не жестокость. Я стал ему ровней, таким же калекой.
Под покровом ночной темноты они осмелели и взвалили меня на тележку. Кулачки Рейчел колотили по моим ногам, пытаясь пробудить в них жизнь.
На улицах горели костры, с верхних уровней гаража выбивались дымные языки пламени. Дети торопливо провезли меня мимо безлюдной клиники и свернули к своей тайной лужайке.
В серых предрассветных сумерках я различил белые контуры самолета, собранного ими над моей могилой.
Глава 34
Мухи
Там меня дети и поселили. Голый, если не считать лохмотьев птичьего костюма, все еще державшихся на мне благодаря привязным ремням, я сидел, как чучело в заполненной цветами яме, на подстилке из мертвых птиц. По обеим сторонам могилы лежали изуродованные крылья «Сессны», а обломки лобового стекла и хвостового оперения грубо намечали контуры фюзеляжа. Течение Темзы вымыло из донных отложений даже пропеллер. Ржавым погнутым мечом он лежал у моих ног.
Дети сидели в тени кустов – искалеченные ангелочки в кладбищенском саду. На Шеппертон нахлынули почти осязаемые миазмы. Деревья словно окутались тусклым, серым саваном. Листья уже не лучились светом. Онемевшие птицы прятались среди поникших орхидей и магнолий, чьи лепестки обрели ту же смертную восковую бледность, что и щеки Мириам Сент-Клауд.
Рваными парусами трепетали надо мной темные крылья. В бесцветном небе собирались стервятники всех родов и размеров: они опускались на пожухлую траву и пировали птичьими трупами. Прямо передо мной на ржавый пропеллер сел молодой гриф, острые когти цепко охватили этот необычный двухлезвийный меч. Из каждой поры земли лезла жуткая мертвенная растительность. В траве шныряли какие-то странные хищные твари. С берегов ручья приползали змеи. Неимоверно расплодившиеся пауки растянули между деревьев липкие гнойные сети, укрыли вялую бледность мертвых цветов серебристыми саванами. Над могилой повис дрожащий нимб – облако призрачно-белых мух. В тусклых лучах рассвета сорокопут убивал последних колибри и насаживал крошечных птичек на шипы терновника.
Весь Шеппертон металая в горячке, отравленный исходящим из меня отчаянием. Вскоре после восхода дети вернулись. В надежде оживить меня Джейми принес мне – впервые – живую птицу, сильно помятую малиновку, и выпустил ее в траву. Не смея ко мне приблизиться, дети жались к кишащим тлями кустам. Джейми жалобно гукнул, сам для себя, и втянул голову в плечи из-за низко кружившихся стервятников. Они прилетели в надежде напитаться моим трупом – плотью, их породившей. Дэвид прикрыл глаза маленькой Рейчел ладонями, опасаясь, что даже слепота может оказаться слабой защитой от этих кошмаров.
По тусклым улицам бродили немногие люди, все в тех же летных костюмах.
Я умерщвлял этот город авиаторов; они, в свою очередь, умерщвляли меня.
Но я все еще был жив.
Посреди парка стервятники пировали оленьими трупами. На насосах заправочной станции темнели нахохлившиеся хищные птицы, они смотрели, как их вожак ковыряется во внутренностях мертвой собаки. Серый ветер шевелил месиво раздавленных цветов. Бледные люди жались к своим домам, опасливо поглядывая на оккупировавших автозаправку хищников. Другие, вооруженные ножами и садовыми вилами, не могли оторвать глаз от парка, где тесно лежали умирающие олени. Посреди обреченного стада стоял, покачиваясь на неверных ногах, крупный, прежде красивый самец.
Но где же полицейские? Пусть они приедут и спасут меня. Я был уже готов с радостью признаться в похищении «Сессны». Но мир утратил всякий интерес к Шеппертону; казалось, что вокруг этого городка появился невидимый барьер забвения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55