Вскоре едва заметный след, по коему он ехал, исчез совершенно. Всеслав приостановил коня, поглядел внимательно кругом и, заметив вдали между частым лесом огромную вековую сосну, поворотил в ту сторону; но едва конь его сделал несколько шагов, как начал чутко озираться во все стороны, приподнял уши, захрапел и шарахнулся. Всеслав, схватясь за рукоятку своего меча, кинул вокруг себя зоркий взгляд, и вдруг ему показалось, что сквозь частые ветви выглядывает уродливое лицо прохожего, который так скоро исчез при появлении Стемида.
– Эй ты, товарищ! – закричал он. – Добрый человек, послушай!
Но, вместо ответа, вблизи раздался шорох; потом, через минуту, вдали захрустел сухой валежник, и все утихло. Подождав несколько времени, Всеслав пустился далее, проехал мимо высокой сосны и достиг наконец опушки леса, который в этом месте окружал обширную поляну.
На самой средине этой поляны, под тенью нескольких берез, возвышалась, покрытая зеленым дерном, могила; над нею стоял деревянный крест, а подле него – молодая девушка в белом платье, похожем на греческий тюник. Тихий утренний ветерок играл цветным ее покрывалом; небрежно закинутое назад, оно то застилало ее длинные русые волосы, то обвивалось вокруг гибкого стана. Сложив крест-накрест руки, она смотрела задумчиво на могилу; крупные слезы капали из полуоткрытых глаз ее, но прелестное лицо девы было спокойно; на ее светлом челе изображалось какое-то тихое уныние, но эта кроткая печаль не походила на наше буйное земное горе.
Услышав позади себя тихий шорох, она торопливо обернулась: подле нее стоял Всеслав.
– О, не убегай, побудь со мною! – прошептал он едва внятным голосом, простирая к ней свои руки.
Девушка, которая отбежала уже несколько шагов, остановилась и устремила свой робкий и недоверчивый взгляд на трепещущего юношу.
– Чего ты боишься? – продолжал Всеслав умоляющим голосом. – И тебе-то бояться того, кто любит тебя более своей жизни!
Удивление и страх изобразились на прекрасном лице незнакомки. Она сделала Всеславу знак не подходить ближе и продолжала смотреть на него молча.
– Ах, вымолви хотя одно слово! – сказал тихо Всеслав. – Я уже слышал однажды твой голос, но ты говорила не со мною.
– Кто ты? – спросила наконец девушка. – Я тебя не знаю.
– Я Всеслав! – отвечал юноша, сделав шаг вперед.
Девушка вскрикнула от ужаса и пустилась бежать.
– Постой! – сказал с отчаянием юноша. – Постой, возьми хотя назад свое покрывало.
Незнакомка оглянулась и, увидев в руках Всеслава свое голубое покрывало, вскричала с детскою радостию:
– Так, это оно! Спасибо, добрый человек! Положи его здесь на траву.
– Но разве ты не можешь его взять из моих рук? – сказал Всеслав, сделав несколько шагов вперед.
– Из твоих рук! – повторила незнакомка с робостью. – Ты, кажется, не злой человек, – прибавила она, помолчав несколько времени, – но речи твои так чудны… Я боюсь тебя.
– Меня?.. О, если б ты знала, как я люблю тебя, то, верно бы, не стала бояться. Сколько раз я приходил на эту поляну для того, чтобы взглянуть на то место, на котором ты стояла, и молиться тому, кому ты молилась.
– Так ты не язычник? Ах, как я рада!.. Подойди, подойди – теперь я не боюсь тебя!
Всеслав подошел к девушке.
– Вот твое покрывало! – сказал он. – Но если я вижу тебя в последний раз, то не откажи мне: оставь его у меня.
– У тебя?.. На что тебе мое покрывало? – спросила с улыбкою незнакомка. – Разве ты девушка?
– Я не расстался бы с ним во всю жизнь мою: оно прикасалось к тебе, ты носила его.
– Да, и я очень плакала, когда его потеряла; мне подарила его матушка.
– А ты живешь вместе с матерью?
– Нет еще, – отвечала девушка, покачав печально головою.
– Так вы живете розно? Где же она?
– Вот здесь! – шепнула тихо незнакомка, указывая на могилу.
– Так она похоронена здесь? И ты, верно, приходишь сюда молиться ее праху?
– О, нет, я молюсь не ей, а за нее.
– Какому же ты молишься богу?
– Какому? Разве он не один?
– И ты знаешь его?
– А как же?
– Не его ли ты называла Искупителем?
– Да.
– Но кто же он?
– На небесах Он – бог наш, а на земле был сыном Той, которую называют Пресвятою.
– А как зовут тебя?
– Я девушка, дочь Алексея, который живет в этом лесу; меня зовут Надеждою.
– Надеждою! – прервал с удивлением Всеслав.
– Имена моих сестер еще лучше, – сказала с простодушною улыбкою девушка, – их зовут Верой и Любовью.
– Надежда, Вера и Любовь! – повторил Всеслав, покачивая недоверчиво головою. – Ах, счастлив тот, кто заключает их в душе своей! Но разве это имена?.. Я вижу, – прибавил он печальным голосом, – ты издеваешься надо мною.
– О, нет, нам дали эти имена в Византии. Прежде мы не так назывались: меня звали Всемилою, а сестер моих Премиславою и Светланою; но эти имена языческие: ими грешно называться.
– Твоего отца зовут Алексеем; но кто он такой?
Этот вопрос смутил приметным образом девушку. Помолчав несколько времени, она отвечала:
– Он был прежде воином, а теперь кормится работою.
– Но для чего он живет в этом дремучем лесу?
– Он рубит дрова и продает их киевским жителям.
– И ты живешь с ним в этой пустыне? Тебе должно быть очень скучно?
– Да, зимою мне бывает скучно: кругом нас воют волки, ревут медведи, и на меня иногда находит такой страх, что я во всю ночь заснуть не могу; но в земле печенежской мне было еще скучнее. Вот когда мы жили в Византии, там нам было весело. Там остались мои старшие сестры. Когда они вышли замуж, то отец мой приехал сюда со мною и с матушкою; она все тосковала, прошлого года умерла, и теперь я живу с ним одна-одинехонька, – промолвила Надежда, бросив грустный взгляд на могилу.
– Но неужели ты никогда не бываешь в Киеве? – спросил Всеслав.
– Иногда, по ночам, я вместе с батюшкою хожу туда молиться.
– Но по ночам все храмы бывают закрыты.
– О, наш храм запереть не можно, – сказала с улыбкою девушка, – в нем нет ни окон, ни дверей. Да что ты меня об этом расспрашиваешь? Если ты не язычник, то, верно, приходил и сам туда молиться?
– Да где же это? – спросил с удивлением Всеслав.
– На высоком берегу Днепра, подле Аскольдовой могилы. Всеслав отступил с ужасом назад.
– Как? – вскричал он, – Ты говоришь о развалинах этого христианского храма?
– Да. Батюшка сказывал мне, что это была святая церковь во имя чудотворца Николая. Злой Святослав разорил ее, но благодать божия живет и среди ее развалин… Да что с тобой сделалось? Отчего ты так побледнел?
– Прощай! – прошептал глухим голосом Всеслав. – Мы больше никогда с тобой не увидимся.
– Так ты уже не хочешь приходить молиться на могиле моей матери? – сказала Надежда, потупив в землю свои кроткие голубые глаза.
– Нет, – вскричал с отчаянием юноша. – Я люблю тебя, а я не могу и не должен тебя любить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Эй ты, товарищ! – закричал он. – Добрый человек, послушай!
Но, вместо ответа, вблизи раздался шорох; потом, через минуту, вдали захрустел сухой валежник, и все утихло. Подождав несколько времени, Всеслав пустился далее, проехал мимо высокой сосны и достиг наконец опушки леса, который в этом месте окружал обширную поляну.
На самой средине этой поляны, под тенью нескольких берез, возвышалась, покрытая зеленым дерном, могила; над нею стоял деревянный крест, а подле него – молодая девушка в белом платье, похожем на греческий тюник. Тихий утренний ветерок играл цветным ее покрывалом; небрежно закинутое назад, оно то застилало ее длинные русые волосы, то обвивалось вокруг гибкого стана. Сложив крест-накрест руки, она смотрела задумчиво на могилу; крупные слезы капали из полуоткрытых глаз ее, но прелестное лицо девы было спокойно; на ее светлом челе изображалось какое-то тихое уныние, но эта кроткая печаль не походила на наше буйное земное горе.
Услышав позади себя тихий шорох, она торопливо обернулась: подле нее стоял Всеслав.
– О, не убегай, побудь со мною! – прошептал он едва внятным голосом, простирая к ней свои руки.
Девушка, которая отбежала уже несколько шагов, остановилась и устремила свой робкий и недоверчивый взгляд на трепещущего юношу.
– Чего ты боишься? – продолжал Всеслав умоляющим голосом. – И тебе-то бояться того, кто любит тебя более своей жизни!
Удивление и страх изобразились на прекрасном лице незнакомки. Она сделала Всеславу знак не подходить ближе и продолжала смотреть на него молча.
– Ах, вымолви хотя одно слово! – сказал тихо Всеслав. – Я уже слышал однажды твой голос, но ты говорила не со мною.
– Кто ты? – спросила наконец девушка. – Я тебя не знаю.
– Я Всеслав! – отвечал юноша, сделав шаг вперед.
Девушка вскрикнула от ужаса и пустилась бежать.
– Постой! – сказал с отчаянием юноша. – Постой, возьми хотя назад свое покрывало.
Незнакомка оглянулась и, увидев в руках Всеслава свое голубое покрывало, вскричала с детскою радостию:
– Так, это оно! Спасибо, добрый человек! Положи его здесь на траву.
– Но разве ты не можешь его взять из моих рук? – сказал Всеслав, сделав несколько шагов вперед.
– Из твоих рук! – повторила незнакомка с робостью. – Ты, кажется, не злой человек, – прибавила она, помолчав несколько времени, – но речи твои так чудны… Я боюсь тебя.
– Меня?.. О, если б ты знала, как я люблю тебя, то, верно бы, не стала бояться. Сколько раз я приходил на эту поляну для того, чтобы взглянуть на то место, на котором ты стояла, и молиться тому, кому ты молилась.
– Так ты не язычник? Ах, как я рада!.. Подойди, подойди – теперь я не боюсь тебя!
Всеслав подошел к девушке.
– Вот твое покрывало! – сказал он. – Но если я вижу тебя в последний раз, то не откажи мне: оставь его у меня.
– У тебя?.. На что тебе мое покрывало? – спросила с улыбкою незнакомка. – Разве ты девушка?
– Я не расстался бы с ним во всю жизнь мою: оно прикасалось к тебе, ты носила его.
– Да, и я очень плакала, когда его потеряла; мне подарила его матушка.
– А ты живешь вместе с матерью?
– Нет еще, – отвечала девушка, покачав печально головою.
– Так вы живете розно? Где же она?
– Вот здесь! – шепнула тихо незнакомка, указывая на могилу.
– Так она похоронена здесь? И ты, верно, приходишь сюда молиться ее праху?
– О, нет, я молюсь не ей, а за нее.
– Какому же ты молишься богу?
– Какому? Разве он не один?
– И ты знаешь его?
– А как же?
– Не его ли ты называла Искупителем?
– Да.
– Но кто же он?
– На небесах Он – бог наш, а на земле был сыном Той, которую называют Пресвятою.
– А как зовут тебя?
– Я девушка, дочь Алексея, который живет в этом лесу; меня зовут Надеждою.
– Надеждою! – прервал с удивлением Всеслав.
– Имена моих сестер еще лучше, – сказала с простодушною улыбкою девушка, – их зовут Верой и Любовью.
– Надежда, Вера и Любовь! – повторил Всеслав, покачивая недоверчиво головою. – Ах, счастлив тот, кто заключает их в душе своей! Но разве это имена?.. Я вижу, – прибавил он печальным голосом, – ты издеваешься надо мною.
– О, нет, нам дали эти имена в Византии. Прежде мы не так назывались: меня звали Всемилою, а сестер моих Премиславою и Светланою; но эти имена языческие: ими грешно называться.
– Твоего отца зовут Алексеем; но кто он такой?
Этот вопрос смутил приметным образом девушку. Помолчав несколько времени, она отвечала:
– Он был прежде воином, а теперь кормится работою.
– Но для чего он живет в этом дремучем лесу?
– Он рубит дрова и продает их киевским жителям.
– И ты живешь с ним в этой пустыне? Тебе должно быть очень скучно?
– Да, зимою мне бывает скучно: кругом нас воют волки, ревут медведи, и на меня иногда находит такой страх, что я во всю ночь заснуть не могу; но в земле печенежской мне было еще скучнее. Вот когда мы жили в Византии, там нам было весело. Там остались мои старшие сестры. Когда они вышли замуж, то отец мой приехал сюда со мною и с матушкою; она все тосковала, прошлого года умерла, и теперь я живу с ним одна-одинехонька, – промолвила Надежда, бросив грустный взгляд на могилу.
– Но неужели ты никогда не бываешь в Киеве? – спросил Всеслав.
– Иногда, по ночам, я вместе с батюшкою хожу туда молиться.
– Но по ночам все храмы бывают закрыты.
– О, наш храм запереть не можно, – сказала с улыбкою девушка, – в нем нет ни окон, ни дверей. Да что ты меня об этом расспрашиваешь? Если ты не язычник, то, верно, приходил и сам туда молиться?
– Да где же это? – спросил с удивлением Всеслав.
– На высоком берегу Днепра, подле Аскольдовой могилы. Всеслав отступил с ужасом назад.
– Как? – вскричал он, – Ты говоришь о развалинах этого христианского храма?
– Да. Батюшка сказывал мне, что это была святая церковь во имя чудотворца Николая. Злой Святослав разорил ее, но благодать божия живет и среди ее развалин… Да что с тобой сделалось? Отчего ты так побледнел?
– Прощай! – прошептал глухим голосом Всеслав. – Мы больше никогда с тобой не увидимся.
– Так ты уже не хочешь приходить молиться на могиле моей матери? – сказала Надежда, потупив в землю свои кроткие голубые глаза.
– Нет, – вскричал с отчаянием юноша. – Я люблю тебя, а я не могу и не должен тебя любить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85