– вздернув голову, нетвердым голосом произнес юноша. Он не понимал, что с ним происходит.
Из-за ткани послышался легкий смех.
– Так ты тоже из рода владык?
Хун-Ахау молчал, пристально глядя на шевелившиеся от ветерка ткани.
– Опусти глаза, дерзкий! Надсмотрщик, пришли завтра вечером этого раба ко мне во дворец! Только пусть его хорошенько перед этим вымоют!
– Так будет, владычица. – Надсмотрщик переломился в поклоне.
Носилки тронулись, полог на мгновение раздвинулся, и Хун-Ахау увидел головку царевны. Она смотрела на него и улыбалась.
Надсмотрщик сжимал рукоятку бича, борясь с желанием ударить Хун-Ахау, но, вздохнув, отвел глаза.
– Иди работать, упрямец! – произнес он угрюмо.
Глава восьмая
БЕСЕДА ВЛАДЫК
И тогда великие снова сошлись на совет, они снова сошлись вместе и предприняли новое разделение, потому что среди них уже возникла зависть и поднялись разногласия… И как желали бы владыки, чтобы их имена не были раскрыты!
«Пополь-Вух»
Под вечер этого же дня в одном из дворцов Тикаля, принадлежавшем владыке Ах-Меш-Куку, самому, пожалуй, знатному по происхождению лицу в государстве после правителя, собралось несколько человек.
Они входили один за другим в просторный зал, где уже сгущались вечерние тени, долго и церемонно приветствовали хозяина и собравшихся и с достоинством рассаживались на придвигаемые рабами сиденья. Шел незначительный разговор о погоде и удовольствиях охоты, о вкусе весенних гусениц и здоровье домочадцев. Двое внимательно рассматривали фрески на сводах, очевидно не желая тратить лишних слов.
После того как двенадцатый гость, последний из приглашенных, занял свое место, хозяин, высокий красивый мужчина в расцвете сил, кивком головы удалил из зала прислуживающих и, небрежно поигрывая нефритовым ожерельем на груди, начал:
– Я рад, что в моем доме собрались все лучшие люди нашего славного города, глаза и рта мира. Велик Тикаль, и могущество его да пребудет навеки! Но чем тяжелее груз, тем сильнее должны быть держащие его руки. Много лет бремя Тикаля держат могучие руки нашего трижды почтенного владыки и повелителя. Нет и не было правителя, подобного ему! Но, – говорящий понизил голос, – годы идут своей бесконечной чередой, и под их незаметным прикосновением слабеет дыхание даже самого сильного воина. Когда-нибудь устанет и наш повелитель, тяжко его бремя…
– Уже и теперь он не слышит, как пищат по вечерам летучие мыши, это признак старости! – произнес один из самых молодых участников беседы.
– По временам демон схватывает его дыхание, и он задыхается, я знаю это точно от одного из дворцовых служителей, – прервал говорившего высокий высохший старик; желтый румянец пополз у него по щекам, а глаза ярко засверкали. – Он уже не всегда может провести ночь бдения…
Ах-Меш-Кук сделал левой рукой успокоительный жест и продолжал:
– Кто же, кроме нас, лучших, знатнейших людей Тикаля, должен подумать о будущем? Конечно, молодой царевич обладает всеми достоинствами, но смогут ли его юношеские руки уверенно держать бремя такой высокой власти? Будет ли он прислушиваться к голосу Высшего совета? Царевич Кантуль храбр…
– Что ты, Ах-Меш-Кук, все хвалишь сына ничтожной дочери ничтожного батаба из Иашха, любой из нас в двадцать раз достойнее его, – громким голосом прервал хозяина дома полный невысокий человек, сидевший напротив него. – Говори прямо, что ты думаешь!
Его сосед слева, до сих пор молчавший, повернул к нему голову и, невинно поблескивая маленькими глазками, возразил:
– Если ты упомянул о матери царевича, то почему же не сказать и про отца – владыку Тикаля? Одно уравновешивает другое. – Но, видя, что сосед побагровел, он поспешно добавил: – Впрочем, с чистотой и знатностью твоего рода, мудрый Ах-Печ, вряд ли кто сможет сравниться, кроме нашего почтенного хозяина.
– С каких это пор стало законом, чтобы сын владыки Тикаля обязательно становился его преемником? – гневно спросил высокий старик. – Преемника выбирает Высший совет из наиболее достойных. А раньше вообще верховная власть в городе отдавалась поочередно на четыре года каждому главе знатного рода, и он только с согласия всех остальных принимал важные решения. Зачем отступили от обычаев старины? В них мудрость бесчисленных поколений! А теперь вы, знатнейшие люди Тикаля, не решаетесь даже сказать, что презренный мальчишка не должен быть правителем столицы мира…
Старик задохнулся от возмущения и замолчал, гневно оглядывая присутствующих.
– Нас не могут подслушать? – негромко осведомился у хозяина дома тот самый человек с лисьим выражением лица, который польстил Ах-Печу.
– Нет, я принял меры, – коротко ответил Ах-Меш-Кук.
– Владыки, здесь, среди нас, восемь человек из Высшего совета. Кто из вас, как и я, будет протестовать против назначения царевича Кантуля преемником правителя Тикаля? Что скажешь ты, владыка Ах-Меш-Кук, хваливший его? – спросил напористо Ах-Печ.
– Царевич Кантуль не должен быть властителем Тикаля! – твердо ответил хозяин дома.
– А что скажешь ты, након?
Након – руководитель всех войск Тикаля во время войны, могучий мужчина, до сих пор молчавший, – откашлялся и ответил низким басом:
– Если этот щенок и станет когда-нибудь правителем, я не исполню ни одного его приказания! Без моего слова ни один воин Тикаля не сдвинется с места и не поднимет оружия! – добавил он с гордостью.
После этих решительных слов спокойствие и сдержанность покинули собравшихся.
Все, долго таившееся под спудом, переживаемое в одиночку, вырвалось наружу. Говорили все разом. Голоса становились громче, слова – резче.
Уже никто из присутствующих не скрывал своего недовольства правителем, вспоминались старые обиды и унижения. Кто-то привел слова царевича Кантуля: «Мой отец слишком мягок! Когда я стану владыкой Тикаля, то знатные гордецы почувствуют мощь моей руки. Один воин, сражавшийся за меня, будет значить больше, чем десяток этих надменных мешков с жиром!»
Но Ах-Меш-Кук собрал альмехенов – знатнейших людей столицы – не только для того, чтобы они выразили свое негодование по поводу поступков повелителя и его сына. Притворно сдержанной речью в начале он сумел разжечь в них те чувства, о которых давно догадывался. Теперь можно было приступить к более важному, являвшемуся его затаенной целью.
– Итак, почтенные владыки, вы все согласны, что царевич Кантуль не может быть правителем Тикаля? – спросил он громко, чтобы привлечь внимание.
– Да! Да! Он нам не нужен! Он не будет! – раздалось дружно со всех сторон.
– Тогда не лучше ли нам подумать, кто будет правителем Тикаля, когда наш трижды почтенный владыка отойдет в иной мир? – задал Ах-Меш-Кук новый вопрос.
Слова хозяина подействовали на собравшихся как поток холодной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Из-за ткани послышался легкий смех.
– Так ты тоже из рода владык?
Хун-Ахау молчал, пристально глядя на шевелившиеся от ветерка ткани.
– Опусти глаза, дерзкий! Надсмотрщик, пришли завтра вечером этого раба ко мне во дворец! Только пусть его хорошенько перед этим вымоют!
– Так будет, владычица. – Надсмотрщик переломился в поклоне.
Носилки тронулись, полог на мгновение раздвинулся, и Хун-Ахау увидел головку царевны. Она смотрела на него и улыбалась.
Надсмотрщик сжимал рукоятку бича, борясь с желанием ударить Хун-Ахау, но, вздохнув, отвел глаза.
– Иди работать, упрямец! – произнес он угрюмо.
Глава восьмая
БЕСЕДА ВЛАДЫК
И тогда великие снова сошлись на совет, они снова сошлись вместе и предприняли новое разделение, потому что среди них уже возникла зависть и поднялись разногласия… И как желали бы владыки, чтобы их имена не были раскрыты!
«Пополь-Вух»
Под вечер этого же дня в одном из дворцов Тикаля, принадлежавшем владыке Ах-Меш-Куку, самому, пожалуй, знатному по происхождению лицу в государстве после правителя, собралось несколько человек.
Они входили один за другим в просторный зал, где уже сгущались вечерние тени, долго и церемонно приветствовали хозяина и собравшихся и с достоинством рассаживались на придвигаемые рабами сиденья. Шел незначительный разговор о погоде и удовольствиях охоты, о вкусе весенних гусениц и здоровье домочадцев. Двое внимательно рассматривали фрески на сводах, очевидно не желая тратить лишних слов.
После того как двенадцатый гость, последний из приглашенных, занял свое место, хозяин, высокий красивый мужчина в расцвете сил, кивком головы удалил из зала прислуживающих и, небрежно поигрывая нефритовым ожерельем на груди, начал:
– Я рад, что в моем доме собрались все лучшие люди нашего славного города, глаза и рта мира. Велик Тикаль, и могущество его да пребудет навеки! Но чем тяжелее груз, тем сильнее должны быть держащие его руки. Много лет бремя Тикаля держат могучие руки нашего трижды почтенного владыки и повелителя. Нет и не было правителя, подобного ему! Но, – говорящий понизил голос, – годы идут своей бесконечной чередой, и под их незаметным прикосновением слабеет дыхание даже самого сильного воина. Когда-нибудь устанет и наш повелитель, тяжко его бремя…
– Уже и теперь он не слышит, как пищат по вечерам летучие мыши, это признак старости! – произнес один из самых молодых участников беседы.
– По временам демон схватывает его дыхание, и он задыхается, я знаю это точно от одного из дворцовых служителей, – прервал говорившего высокий высохший старик; желтый румянец пополз у него по щекам, а глаза ярко засверкали. – Он уже не всегда может провести ночь бдения…
Ах-Меш-Кук сделал левой рукой успокоительный жест и продолжал:
– Кто же, кроме нас, лучших, знатнейших людей Тикаля, должен подумать о будущем? Конечно, молодой царевич обладает всеми достоинствами, но смогут ли его юношеские руки уверенно держать бремя такой высокой власти? Будет ли он прислушиваться к голосу Высшего совета? Царевич Кантуль храбр…
– Что ты, Ах-Меш-Кук, все хвалишь сына ничтожной дочери ничтожного батаба из Иашха, любой из нас в двадцать раз достойнее его, – громким голосом прервал хозяина дома полный невысокий человек, сидевший напротив него. – Говори прямо, что ты думаешь!
Его сосед слева, до сих пор молчавший, повернул к нему голову и, невинно поблескивая маленькими глазками, возразил:
– Если ты упомянул о матери царевича, то почему же не сказать и про отца – владыку Тикаля? Одно уравновешивает другое. – Но, видя, что сосед побагровел, он поспешно добавил: – Впрочем, с чистотой и знатностью твоего рода, мудрый Ах-Печ, вряд ли кто сможет сравниться, кроме нашего почтенного хозяина.
– С каких это пор стало законом, чтобы сын владыки Тикаля обязательно становился его преемником? – гневно спросил высокий старик. – Преемника выбирает Высший совет из наиболее достойных. А раньше вообще верховная власть в городе отдавалась поочередно на четыре года каждому главе знатного рода, и он только с согласия всех остальных принимал важные решения. Зачем отступили от обычаев старины? В них мудрость бесчисленных поколений! А теперь вы, знатнейшие люди Тикаля, не решаетесь даже сказать, что презренный мальчишка не должен быть правителем столицы мира…
Старик задохнулся от возмущения и замолчал, гневно оглядывая присутствующих.
– Нас не могут подслушать? – негромко осведомился у хозяина дома тот самый человек с лисьим выражением лица, который польстил Ах-Печу.
– Нет, я принял меры, – коротко ответил Ах-Меш-Кук.
– Владыки, здесь, среди нас, восемь человек из Высшего совета. Кто из вас, как и я, будет протестовать против назначения царевича Кантуля преемником правителя Тикаля? Что скажешь ты, владыка Ах-Меш-Кук, хваливший его? – спросил напористо Ах-Печ.
– Царевич Кантуль не должен быть властителем Тикаля! – твердо ответил хозяин дома.
– А что скажешь ты, након?
Након – руководитель всех войск Тикаля во время войны, могучий мужчина, до сих пор молчавший, – откашлялся и ответил низким басом:
– Если этот щенок и станет когда-нибудь правителем, я не исполню ни одного его приказания! Без моего слова ни один воин Тикаля не сдвинется с места и не поднимет оружия! – добавил он с гордостью.
После этих решительных слов спокойствие и сдержанность покинули собравшихся.
Все, долго таившееся под спудом, переживаемое в одиночку, вырвалось наружу. Говорили все разом. Голоса становились громче, слова – резче.
Уже никто из присутствующих не скрывал своего недовольства правителем, вспоминались старые обиды и унижения. Кто-то привел слова царевича Кантуля: «Мой отец слишком мягок! Когда я стану владыкой Тикаля, то знатные гордецы почувствуют мощь моей руки. Один воин, сражавшийся за меня, будет значить больше, чем десяток этих надменных мешков с жиром!»
Но Ах-Меш-Кук собрал альмехенов – знатнейших людей столицы – не только для того, чтобы они выразили свое негодование по поводу поступков повелителя и его сына. Притворно сдержанной речью в начале он сумел разжечь в них те чувства, о которых давно догадывался. Теперь можно было приступить к более важному, являвшемуся его затаенной целью.
– Итак, почтенные владыки, вы все согласны, что царевич Кантуль не может быть правителем Тикаля? – спросил он громко, чтобы привлечь внимание.
– Да! Да! Он нам не нужен! Он не будет! – раздалось дружно со всех сторон.
– Тогда не лучше ли нам подумать, кто будет правителем Тикаля, когда наш трижды почтенный владыка отойдет в иной мир? – задал Ах-Меш-Кук новый вопрос.
Слова хозяина подействовали на собравшихся как поток холодной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60