У меня начинала болеть голова, и я чувствовала себя очень уставшей.
– Забудь об этом, мама, – сказал Пол. – Пойдем куда-нибудь в другое место.
– Мы остановились в этом отеле, – сказала я.
– Да, я понимаю, – объяснил администратор, как мне показалось, не слишком церемонно. – Но это касается всех.
Я открыла кошелек.
– Если пожелаете, я мог бы зарезервировать для вас столик на более позднее время, – предложил администратор.
– Мой сын одет прилично, – сказала я, протягивая администратору двадцатидолларовую купюру. – Просто посадите нас где-нибудь сзади, – устало произнесла я.
Администратор быстро взял купюру и сказал:
– Да, в углу, может, найдется столик, где потемнее.
– В углу, где потемнее, – повторила я.
Он усадил нас за ужасно маленький, тускло освещенный столик в конце зала, в стороне от длинной людной стойки, но я слишком устала, чтобы жаловаться, и просто заказала два бокала «Кир-рояль». Пол попытался незаметно прикурить сигарету и вдруг стал такой красивый: он сидел, и свет играл на его лице. Белокурые густые волосы, зачесанные назад, худое лицо, королевский тонкий нос – мне захотелось обнять его, дотронуться до него, но все, что я смогла сказать:
– Дорогой, я не хотела бы, чтобы ты курил.
– Извини, мам, – сказал он, – но мне нужна сигарета. Ужасно.
Я отстала, официант принес шампанское. Я сконцентрировала все свое внимание на том, как официант ловко и проворно откупорил небольшие бутылочки шампанского «Тайттингер» и разлил их в высокие тонкие бокалы. И как же было красиво, когда шампанское стало медленно растворять красновато-пурпурный бальзам из черной смородины в бокалах. Пол скрестил ноги и, когда ушел официант, попытался посмотреть на меня.
– Знаешь, твой отец и я впервые были здесь семнадцать лет назад, на нашу пятую годовщину. Это было в декабре, шел снег, и мы заказали то же самое, – сказала я ему тихонько, поднимая бокал, пробуя на вкус.
Он сделал глоток и, похоже, расслабился.
Я долгое время не могла сказать ни слова. Допила бокал и налила в него остатки шампанского из маленькой зеленой бутылочки «Тайттингер». Выпила еще, потом спросила про Ричарда.
– Интересно, что это с Ричардом произошло сегодня? – сказала я, стараясь завязать разговор.
– Зачетная неделя, – произнес Пол с иронией, а затем: – Не знаю.
– Какие-нибудь идеи? – спросила я.
– Гуляет? – вздохнул он. – Не знаю.
– Его мать говорит, что у него новая девушка, – обмолвилась я.
Внезапно Пол стал очень враждебным и выкатил глаза.
– Мам, Ричард би.
– Что – би? – спросила я.
– Би, – сказал он, поднимая руки будто бы для того, чтобы обрисовать это состояние. – Ты понимаешь? Би.
– Билингва? – растерянно спросила я. Я устала, мне нужно было поспать.
– Бисексуал, – сказал он и уставился на свой бокал.
– О, – выговорила я.
Мне очень нравился мой сын. Мы были в баре вместе, он был вежлив, и мне хотелось взять его за руку, но я лишь вздохнула и выдохнула. Там, где мы сидели, было очень темно. Я прикоснулась к волосам, а затем снова взглянула на Пола. И на очень краткое мгновение мне показалось, что я никогда и не знала этого ребенка. Он сидел со спокойным, ничего не выражающим лицом. Мой сын – сплошная тайнопись. Как же все так вышло? – подумала я.
– Я и твой отец разводимся, – сказала я.
– Зачем? – спросил Пол через какое-то время.
– Потому что… – Я замялась, потом произнесла: – Мы больше не любим друг друга.
Пол не произнес ни слова.
– Мы с отцом жили отдельно с тех пор, как ты уехал учиться, – сказала я ему.
– Где он сейчас живет? – спросил он.
– В городе.
– А-а, – Произнес Пол.
– Ты расстроился? – спросила я. Подумала, что сейчас заплачу, но это прошло.
Пол сделал еще один глоток и выпрямил ноги.
– Расстроился? – спросил он. – Нет. Я знал, что это произойдет рано или поздно.
Он улыбнулся, будто вспомнил что-то личное и веселое, и мне стало грустно, и я только и смогла выговорить:
– В следующую среду днем мы подписываем документы.
И сразу подумала, зачем я ему это сказала, зачем сообщила ему эту подробность, зачем ему эта информация. Интересно, где будет Пол в следующую среду днем. С этим его другом Майклом на обеде? И мне ужасно захотелось узнать, что он делает в колледже – пользуется ли успехом, ходит ли на вечеринки, даже с кем спит. Мне было интересно, встречается ли он до сих пор с этой девушкой из Кейро вроде бы? Или из Коннектикута? Он упомянул что-то про нее в начале года. Мне было жаль, что я притащила его в Бостон на выходные и заставила сидеть за этим ужином. Я могла бы сказать ему об этом и в гостиничном номере. В баре или нет – все едино.
– Что ты думаешь? – спросила я своего сына.
– А есть какая-то разница? – произнес он.
– Никакой, – сказала я. – Совсем никакой.
– Так ты об этом хотела со мной поговорить?
– Да.
Я допила шампанское. Больше делать было нечего.
– Что-нибудь еще? – спросил он.
– Еще? – спросила я.
– Да, – сказал он.
– Нет, я полагаю.
– О’кей. – Он затушил сигарету и еще одну прикуривать не стал.
Стюарт
Не знаю, что на меня находит, но я отправляюсь на вечеринку «Приоденься и присунь» в одних трусах, думая, что у меня нормальное тело и что мне хочется привлечь внимание Пола Дентона. Я нюхнул кокаину с Дженкинсом и нажрался в полное говно тошнотворно-сладким, липким пуншем, и, когда поставили Билли Айдола, у меня просто снесло крышу и я выдал нехилый номер. Вся вечеринка в восторге, все стоят в кругу, а я в середине верчусь, извиваюсь, скачу, надеясь, что он смотрит на меня. После этого я искал его, я был возбужден, кружилась голова и немного подташнивало от таких жестких плясок; я был пьян и обдолбан, ко мне подкатывали чуваки с танцевального, и чувствовал я себя совсем неплохо. Но мне, конечно же, не удалось его найти. Его нигде не было. Он, наверное, решил, что ходить на такого рода мероприятия просто не круто. Но кто же не ходит на вечеринку «Приоденься и присунь», кроме отмороженной группы классичников (которые, наверное, рыскают по деревням, приносят в жертву фермеров и исполняют языческие обряды)? Закончилось все тем, что домой я отправился в одиночку. Не совсем, я подурачился с Деннисом какое-то время, но заснул, как обычно и происходит после пятничных вечеринок: не поебавшись.
////Пати началось, и она готова. Вечеринка засасывает как воронка, это похоже на что-то сверхъестественное, и она оделась так тщательно, что старается не толкаться в общей комнате и на танцполе, потому что если она смешается с толпой, то, возможно, никогда не увидит тебя или ты никогда не увидишь ее. Вот почему она так осторожно бродит по вечеринке в поисках тебя. Она входит в общую комнату – этот мавзолей деструкции – под песни, которые она любит и под которые танцуют исходящие потом пленники пространства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Забудь об этом, мама, – сказал Пол. – Пойдем куда-нибудь в другое место.
– Мы остановились в этом отеле, – сказала я.
– Да, я понимаю, – объяснил администратор, как мне показалось, не слишком церемонно. – Но это касается всех.
Я открыла кошелек.
– Если пожелаете, я мог бы зарезервировать для вас столик на более позднее время, – предложил администратор.
– Мой сын одет прилично, – сказала я, протягивая администратору двадцатидолларовую купюру. – Просто посадите нас где-нибудь сзади, – устало произнесла я.
Администратор быстро взял купюру и сказал:
– Да, в углу, может, найдется столик, где потемнее.
– В углу, где потемнее, – повторила я.
Он усадил нас за ужасно маленький, тускло освещенный столик в конце зала, в стороне от длинной людной стойки, но я слишком устала, чтобы жаловаться, и просто заказала два бокала «Кир-рояль». Пол попытался незаметно прикурить сигарету и вдруг стал такой красивый: он сидел, и свет играл на его лице. Белокурые густые волосы, зачесанные назад, худое лицо, королевский тонкий нос – мне захотелось обнять его, дотронуться до него, но все, что я смогла сказать:
– Дорогой, я не хотела бы, чтобы ты курил.
– Извини, мам, – сказал он, – но мне нужна сигарета. Ужасно.
Я отстала, официант принес шампанское. Я сконцентрировала все свое внимание на том, как официант ловко и проворно откупорил небольшие бутылочки шампанского «Тайттингер» и разлил их в высокие тонкие бокалы. И как же было красиво, когда шампанское стало медленно растворять красновато-пурпурный бальзам из черной смородины в бокалах. Пол скрестил ноги и, когда ушел официант, попытался посмотреть на меня.
– Знаешь, твой отец и я впервые были здесь семнадцать лет назад, на нашу пятую годовщину. Это было в декабре, шел снег, и мы заказали то же самое, – сказала я ему тихонько, поднимая бокал, пробуя на вкус.
Он сделал глоток и, похоже, расслабился.
Я долгое время не могла сказать ни слова. Допила бокал и налила в него остатки шампанского из маленькой зеленой бутылочки «Тайттингер». Выпила еще, потом спросила про Ричарда.
– Интересно, что это с Ричардом произошло сегодня? – сказала я, стараясь завязать разговор.
– Зачетная неделя, – произнес Пол с иронией, а затем: – Не знаю.
– Какие-нибудь идеи? – спросила я.
– Гуляет? – вздохнул он. – Не знаю.
– Его мать говорит, что у него новая девушка, – обмолвилась я.
Внезапно Пол стал очень враждебным и выкатил глаза.
– Мам, Ричард би.
– Что – би? – спросила я.
– Би, – сказал он, поднимая руки будто бы для того, чтобы обрисовать это состояние. – Ты понимаешь? Би.
– Билингва? – растерянно спросила я. Я устала, мне нужно было поспать.
– Бисексуал, – сказал он и уставился на свой бокал.
– О, – выговорила я.
Мне очень нравился мой сын. Мы были в баре вместе, он был вежлив, и мне хотелось взять его за руку, но я лишь вздохнула и выдохнула. Там, где мы сидели, было очень темно. Я прикоснулась к волосам, а затем снова взглянула на Пола. И на очень краткое мгновение мне показалось, что я никогда и не знала этого ребенка. Он сидел со спокойным, ничего не выражающим лицом. Мой сын – сплошная тайнопись. Как же все так вышло? – подумала я.
– Я и твой отец разводимся, – сказала я.
– Зачем? – спросил Пол через какое-то время.
– Потому что… – Я замялась, потом произнесла: – Мы больше не любим друг друга.
Пол не произнес ни слова.
– Мы с отцом жили отдельно с тех пор, как ты уехал учиться, – сказала я ему.
– Где он сейчас живет? – спросил он.
– В городе.
– А-а, – Произнес Пол.
– Ты расстроился? – спросила я. Подумала, что сейчас заплачу, но это прошло.
Пол сделал еще один глоток и выпрямил ноги.
– Расстроился? – спросил он. – Нет. Я знал, что это произойдет рано или поздно.
Он улыбнулся, будто вспомнил что-то личное и веселое, и мне стало грустно, и я только и смогла выговорить:
– В следующую среду днем мы подписываем документы.
И сразу подумала, зачем я ему это сказала, зачем сообщила ему эту подробность, зачем ему эта информация. Интересно, где будет Пол в следующую среду днем. С этим его другом Майклом на обеде? И мне ужасно захотелось узнать, что он делает в колледже – пользуется ли успехом, ходит ли на вечеринки, даже с кем спит. Мне было интересно, встречается ли он до сих пор с этой девушкой из Кейро вроде бы? Или из Коннектикута? Он упомянул что-то про нее в начале года. Мне было жаль, что я притащила его в Бостон на выходные и заставила сидеть за этим ужином. Я могла бы сказать ему об этом и в гостиничном номере. В баре или нет – все едино.
– Что ты думаешь? – спросила я своего сына.
– А есть какая-то разница? – произнес он.
– Никакой, – сказала я. – Совсем никакой.
– Так ты об этом хотела со мной поговорить?
– Да.
Я допила шампанское. Больше делать было нечего.
– Что-нибудь еще? – спросил он.
– Еще? – спросила я.
– Да, – сказал он.
– Нет, я полагаю.
– О’кей. – Он затушил сигарету и еще одну прикуривать не стал.
Стюарт
Не знаю, что на меня находит, но я отправляюсь на вечеринку «Приоденься и присунь» в одних трусах, думая, что у меня нормальное тело и что мне хочется привлечь внимание Пола Дентона. Я нюхнул кокаину с Дженкинсом и нажрался в полное говно тошнотворно-сладким, липким пуншем, и, когда поставили Билли Айдола, у меня просто снесло крышу и я выдал нехилый номер. Вся вечеринка в восторге, все стоят в кругу, а я в середине верчусь, извиваюсь, скачу, надеясь, что он смотрит на меня. После этого я искал его, я был возбужден, кружилась голова и немного подташнивало от таких жестких плясок; я был пьян и обдолбан, ко мне подкатывали чуваки с танцевального, и чувствовал я себя совсем неплохо. Но мне, конечно же, не удалось его найти. Его нигде не было. Он, наверное, решил, что ходить на такого рода мероприятия просто не круто. Но кто же не ходит на вечеринку «Приоденься и присунь», кроме отмороженной группы классичников (которые, наверное, рыскают по деревням, приносят в жертву фермеров и исполняют языческие обряды)? Закончилось все тем, что домой я отправился в одиночку. Не совсем, я подурачился с Деннисом какое-то время, но заснул, как обычно и происходит после пятничных вечеринок: не поебавшись.
////Пати началось, и она готова. Вечеринка засасывает как воронка, это похоже на что-то сверхъестественное, и она оделась так тщательно, что старается не толкаться в общей комнате и на танцполе, потому что если она смешается с толпой, то, возможно, никогда не увидит тебя или ты никогда не увидишь ее. Вот почему она так осторожно бродит по вечеринке в поисках тебя. Она входит в общую комнату – этот мавзолей деструкции – под песни, которые она любит и под которые танцуют исходящие потом пленники пространства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69