– Человек! Живой! – воскликнул Барнар. – Вон там, глядите!
Это была женщина. Огромный веер, на котором она была распята, уцелел, и только теперь мы разглядели, что он вырастает из ее же плоти. Непомерно увеличенный спинной хребет женщины составлял его основание. Серые ниточки нервов и красно-синяя сетка сосудов, выходя из ее боков, прорастали коралл насквозь. Длинные черные волосы короной окружали голову, раскинувшись по волокнистому вееру, как виноградная лоза по стене. Два тонюсеньких нерва, которые вытягивались из сосков, и обильная растительность, покрывавшая низ живота, довершали ее оковы сверху и снизу. Обломок медленно кружился, волоча за собой вырванный корень. Увидев нас, женщина буквально впилась в наши лица взглядом. Когда-то она была очень красива. Мы повернулись к Гильдмирту. Он отрицательно покачал головой.
– Ее нельзя переделать и она не проживет долго. Либо ее сожрет дабулон, либо Хурдок, хозяин этого огорода, посадит ее опять.
Женщина произнесла:
– Путешественники. – Воздух обжег ей легкие, это чувствовалось по тому, как трудно она говорила. Она сделала глубокий вдох и продолжала: – Вы и в самом деле люди, или только кажетесь людьми? Не рабы? Плывете по собственной воле?
– Да, несчастная, – ответил я.
– Освободите меня! – закричала она. По сверкающей короне нервов и кровеносных сосудов, окружавших ее, пробежала дрожь, когда она повторила свой призыв: – Освободите меня!
Пират негромко сказал:
– Тебе уже нельзя вернуть прежний вид. Судя по тому, как твое тело срослось с кораллом, ты провела в рабстве долгие, долгие века.
– Мне ли не знать этого? – ответила женщина, улыбнулась, и слеза скользнула по ее виску. – Что нового наверху, путешественники?
Пират чуть слышно фыркнул.
– Что именно ты хотела бы знать, госпожа? – спросил я. Коралл продолжал медленно вращаться на воде, и вскоре мы снова оказались с ней лицом к лицу. Она, по-прежнему улыбаясь и плача, продолжала:
– Только одно хотела бы я знать, о худосочный чужеземец: правит ли еще Радак в Бидна-Метон? Все так же ли пропадают бесследно люди в темных подвалах, где он проводит свои тайные эксперименты?
– Радак, – повторил я за ней. Решетка ее нервов содрогнулась, словно звук ненавистного имени рикошетом ударился о нее. – Это имя, о прекраснейшая раба, давно стало пословицей. «Домом Радака» называют люди трактиры и постоялые дворы, пользующиеся дурной репутацией. Названия Бидна-Метон я никогда не слышал.
– Такой великий город… – пробормотала она. – А что стало с народом Агона, матери флотов, в столице которого мой отец был судовым маклером? Взошла ли вторая луна, которую предвещал пожар в небе?
– Несчастная, я не знаю земли под названием Агон. Есть такой океан, он лежит между континентами Колодрия и Люлюмия. Что до луны, прекрасная леди, то она по-прежнему одна, как и всегда, насколько мне известно.
– Моего мира больше нет, тощий путешественник. Так освободи же меня. Освободи!
Я хотел было заговорить, но тут Гильдмирт коснулся моей руки и глазами указал на один из наших гарпунов.
Это был короткий бросок – никогда в жизни не целился я тщательнее. Дождавшись, пока очередная волна подняла ее и повернула лицом от нас, я начал: «Дорогая госпожа…» – чтобы отвлечь ее внимание от предстоящего броска.
Я послал копье с большой оттяжкой, почти параллельно волнам, и оно вошло ей в левое подреберье, между третьим и четвертым ребрами, даже не оцарапав кость. Глаза женщины закатились, корона нервов пришла в движение, но умерла она не сразу. Ее рука поднялась и стала ласкать рукоятку гарпуна, и, только когда наша лодка поравнялась с ней и я, склонившись, вытащил гарпун, жизнь оставила ее.
Мы шли под наполовину спущенным парусом. Точнее, не шли, а умеренно сопротивлялись течению, которое толкало нас к показавшемуся впереди архипелагу. Но, не дойдя полумили до берега крупнейшего из пятерки островов, лодка словно зависла в воде, не сдвинувшись больше ни на шаг. Склонный к созерцанию человек – а именно такое впечатление производил в тот момент Гильдмирт – наверняка нашел бы немало поводов к размышлению в открывшейся нашему взору картине. Розетка из пяти островов, покрытая плотным ковром непрестанно шевелящейся зелени, воздух над которой являл собою сплошное кипение парящих и порхающих крылатых тварей, была окружена многочисленными рифами и цепями отвесных утесов; эти менее значительные отроги затонувших гор тоже кишели жизнью. Волны – как ни странно, они всегда приходили с разных сторон и через абсолютно непредсказуемые промежутки времени – с неизменной яростью бросались на скалы и разбивались, окружая зелень острова белым палисадом пены. Самые мощные буруны возникали над полумесяцем необычайно темной воды, который огибал острова по правую руку от нас. Его изгиб в точности повторял периметр архипелага, и каждый раз, когда поверхность туманной полосы вспучивалась и закипала, волнуемая невидимыми глубинными столкновениями, от нее в разные стороны расходились два вала, один из которых всегда устремлялся к островам, где взрывался брызгами пены.
– Полагаю, – прервал молчание наш проводник, – вы уже догадались, что это такое?
– Щель, – ответил Барнар негромко.
Гильдмирт, горько улыбаясь, кивнул.
– Большая Черная Щель. Обитающие здесь демоны стерегут ее в десять раз строже и атакуют в десять раз отчаяннее, чем те честолюбивые безумцы, которые пытаются прорваться сюда сквозь границу наземного мира.
– Потому что за ней, – пробормотал Барнар, – лежит третичный мир. Все глубже и глубже. Все больше и больше силы. Все страшнее зло.
И снова Гильдмирт кивнул.
– И так далее, до каких пор? Как, по-вашему, выглядит карта этого кошмарного мира? Такое впечатление, что в основании его лежит зло, которому нет названия. Неужели оно-то и есть желток яйца вселенной? А мы, люди, всего лишь запоздалый всход этого изначального зерна тьмы и ужаса? Его самое позднее, самое недолговечное, но одновременно и самое светлое и возвышенное порождение?
На его безрадостную, сверкнувшую, точно лезвие меча, усмешку я ответил улыбкой.
– Продолжай, загадай нам все загадки, которые у тебя накопились, и скажи, что ты сам обо всем этом думаешь.
Гильдмирт поднялся и подошел к правому борту, куда в начале нашего путешествия он спрятал огромный меч. Теперь он достал его, сел на одну из скамей, положил клинок себе на колени, развернул и почти ласкающим движением пробежал пальцами по его лезвию.
– Как вы могли догадаться, я придерживаюсь другой точки зрения, хотя и не могу похвастаться, что за триста лет непосредственного контакта с этой средой добыл неоспоримые доказательства. В сущности, моя теория столь же умозрительна, как и ваша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50