Когда боль и отчаяние достигли предела, я кулаком вышиб из Уимфорта дух и только тогда смог помочь другу освободиться. Затем перебросил оглушенного мальчишку через плечо, и мы понеслись.
Огненные поля уступили место плодовому саду приземистых деревьев с кожистыми листьями, на которых, точно вены, выступали прожилки. Ветви их были усыпаны сморщенными синими плодами, издававшими восхитительный аромат. Никакой мази у нас при себе не было, и ожоги под оружием и одеждой причиняли невыносимую боль. Без долгих церемоний мы запретили Уимфорту не только срывать плоды, но даже прикасаться к ним и, сказав только, что нам предстоит марш-бросок через эту местность, велели ему держаться в арьергарде, как и раньше, и не отставать.
Естественно, все пошло совсем не так, как мы планировали. В начале пути мы дали Уимфорту посох, которым он пользовался преимущественно для того, чтобы, выражая свое недовольство положением вещей, тыкать его концом во что попало. Вот и теперь он то и дело поддевал им то один занятный плод, то другой. Мы, правда, узнали об этом позже, когда один из плодов, не удержавшись от толчка, свалился с ветки. Тут и началось то, о чем мы, слишком измученные предыдущим испытанием, поленились предупредить мальчишку заранее. Вслед за первым плодом с того же дерева на землю попадали все остальные, а с ними и листья, ибо они были не чем иным, как крыльями маленьких упитанных чудовищ, тела которых прямо-таки раскололись на две половины, так широко раззявили они свои клыкастые пасти, окружив нас троих хищным прожорливым роем.
Именно на такой случай у нас уже был заготовлен гениальный по своей ясности план, который Барнар, обращаясь к Уимфорту, кратко сформулировал в следующих словах:
– Беги что есть духу!
Мы двое немедленно повернулись к мальчишке спиной и подали ему пример незамедлительного исполнения приказа, не очень, надо сказать, заботясь о том, следует он ему или нет. Впрочем, беспокоиться и нечего было: вскоре он уже обогнал нас, едва не сбив меня с ног при этом.
Клянусь Громом, ну и горазд же он был стрекача давать! Мальчишка – заявляю это без тени насмешки – был наделен всеми данными хорошего бегуна. Насколько хорошего, нам, к прискорбию моему вынужден сообщить, еще только предстояло узнать. Он был длинноног, и, хотя по-юношески хрупок, грудная клетка у него была широкая. Он несся впереди, как воплощение свалившейся на нас беды, пока мы мчались между низкорослых деревьев, чьи ветви прогибались под тяжестью дремлющих роев с клыками острыми, словно бритвенные лезвия. Даже просто пролетая мимо, они умудрялись вонзить в вас свои зубы и выгрызть дыру с астригальский двадцатигельдинговый золотой. Донимали они нас ужасно, хоть мы и отмахивались всю дорогу щитами, которые, отяжелев от налипших на них тел, плющившихся от удара, точно спелые фиги, замедляли наш бег. На близком расстоянии ненавистные твари издавали запах прели, к тому же, пикируя на нас сверху, они успевали ввинтить нам в уши какое-нибудь гнусное ругательство или уничижительную насмешку. Даже после того, как мы проредили их толпу столь основательно, что они перестали являться серьезной угрозой для жизни, каждое раздавленное тельце вызывало в нас радость, если не сказать мстительное удовольствие маньяков. Покинув плодовую рощу, мы скинули с себя оружие, встали спина к спине и продолжали методично лупить увязавшихся за нами упрямых мерзавцев, пока не перебили всех до одного. Так мы стояли – щеки, руки, голени сплошь в красных пятнах укусов, безумный блеск в глазах – и упивались процессом уничтожения. Уимфорт, за которым тоже увязалась стайка кровопийц, подбежал к нам и, подвывая, взмолился, чтобы мы перебили и его паразитов. Мы были настолько поглощены задачей, что исполнили его просьбу без слова возражения.
После этого мы нашли укрытие и пролежали в нем, восстанавливая силы, некоторое время. День или два прошло, прежде чем наши раны наконец подсохли, а самая острая боль притупилась настолько, что можно было продолжать путь. Перед выходом мы серьезно поговорили с Уимфортом. Наше укрытие находилось в лощине меж невысоких холмов, и я, указывая на открывавшуюся перед нами долину, спросил:
– Видишь, Уимфорт, вон там, впереди, почва становится заметно бледнее?
– Ну, вижу.
– Так вот, там начинается болото. Это такая трясина, она кишит мужчинами и женщинами, понятно? Людьми мужского и женского пола. Их там десятки тысяч, и все они… двигаются вместе. – Я умолк, чувствуя, что все это звучит недостаточно убедительно. – Слушай, Уимфорт, – отважился я, – не обижайся, но я должен спросить. Ты знаешь, откуда берутся дети?
Он наградил меня полным безграничного презрения взглядом, потом поднял глаза к светящейся мгле, заменявшей нам небо, точно призывая его в свидетели мучений, которые он претерпевает от рук кретинов. Необходимостью отвечать словами он пренебрег.
Я испытал облегчение. Он не знал. Или, по крайней мере, имел смутное представление. О мальчишке его возраста всегда трудно сказать, прошел он уже через этот опыт или нет, но его я, по-видимому, вычислил правильно: внутренне этот эксцентричный и честолюбивый юноша был настоящим маленьким ханжой – плоть притягивала его, но блудливым котом он не был, скорее, в акте плотской любви ему мерещился ущерб собственному достоинству. Я вручил ему дубинку, вырезанную из корня тернового куста.
– Вот именно этим, – продолжал я, – и заняты женщины, мужчины, юноши и девушки и всякие другие твари, собранные в этой трясине, этим и всевозможными вариантами этого. Опасность невелика, но лишь до тех пор, пока ты не позволишь втянуть себя в эту игру. Каждый, кто по-настоящему к этому стремится, вполне может проложить сквозь них дорогу, правда, в некоторых местах жарковато приходится. И помни, хорошо кажется только сверху, попадешь внутрь – разорвут на куски в считанные минуты. Как и прежде, скорость решает все. Не останавливайся, жми напролом и отбивайся, как сто чертей.
Кажется, вряд ли есть необходимость объяснять, что произошло потом. Не снижая скорости, мы буквально врезались в болото и понеслись, петляя между мшистых кочек и черных, подернутых ряской провалов, где небольшие кучки обнаженных людей мешались со всевозможными демонами в оргиастических комбинациях.
Бег наш не замедлился ни когда оргии сделались многолюднее, превратившись в потные холмы, которые громоздились по обе стороны тропы, ни даже когда жидкая грязь под нашими ногами буквально исчезла из виду под покровом сладострастно сплетенных тел. Стоны и бормотание, непрестанно издаваемые трясиной похоти, сливались в титаническую ораторию желания, которая взмывала над болотами под приглушенный аккомпанемент еще каких-то неразборчивых звуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50