О! Ваша Жозефа!.. Вы в нее влюбились – или мне кажется?
Севинье. Если бы вы слышали, что говорила мадам Боревер, вы бы очень усомнились в ее добродетелях.
Лабланш. Не знаю.
Севинье. Это сильный противник. Она в сто раз сильнее мужа…
Лабланш. И прежде всего очень, очень хороша.
Севинье…и знает это. Во время допроса все время подкрашивалась, а мне говорила: «Простите меня, но я бы красилась, даже если бы мой любимый мужчина был слепым от рождения».
Лабланш. Очаровательно!
Севинье. Это был просто шквал обаяния и веселости… до той минуты, пока я ей не задал одного вопроса.
Морестан (читает). Вопрос: «В тот вечер у вас на руках были перчатки?»
Севинье. Воцарилась мертвая тишина.
Морестан. Я пометил: «тишина». Ответ: «Почему вы меня об этом спрашиваете?» Вопрос: «Когда вы вошли в комнату, они еще были у вас на руках?» Ответ: «Не знаю, возможно. Я возвращалась из гостей, когда услышала выстрел. Возможно, я не успела их снять».
Лабланш. Великолепный ответ.
Севинье. Тем более великолепный, что она добавила: «Да нет, я уверена, я была в перчатках и даже об этом говорила инспектору Кола на первом допросе».
Лабланш. Вот видите!
Севинье. Но с этой самой минуты она уже стала совершенно другой. Куда исчезла оживленность! Косметическую сумочку она мигом захлопнула. Она поняла, что муж ее раскололся.
Лабланш (с сомнением). О-о-о!
Севинье (улыбаясь) . Я со своей стороны приложил все усилия, чтобы утвердить ее в этой мысли. Я был неловок до неприличия. То я говорил слишком много, то слишком мало. Фраз своих не кончал. Останавливался на полуслове. Ее охватил страх.
Морестан. Господин следователь настоящий виртуоз!
Лабланш. Виртуозность в сторону. На чем же она поймалась?
Севинье. На внешне очень безобидном вопросе. Я ее спросил, почему она так протестовала, когда я сказал, что хочу допросить ее мужа без нее. Не потому ли, что боялась, что он собьется с текста, который она с ним разучила?
Лабланш. Детская ловушка!
Севинье…в которую она тем не менее попалась! (Знак Морестану.)
Морестан (читает). Ответ: «Я уверена, что это он сказал вам и про перчатки и про текст».
Севинье. Я как бы с сожалением признался, что она угадала. И прочел ей показания Боревера.
Лабланш. Ах да…
Севинье. Ну и тогда мы удостоились лицезреть водопад слез.
Морестан. Плачет она, наверно, соляной кислотой.
Севинье. И тогда голосом, прерывающимся от рыданий, она стала обвинять его. (Саркастически.) Естественно, сама того не желая, бедное дитя! Прочтите нам этот пассаж, Морестан. Шедевр!
Морестан. Ответ: «Когда я вошла в комнату, я увидела мужа, склонившегося над Жозефой. На какое-то мгновение мне даже показалось, что он и ее убил. Он метался как загнанный зверь. Во мне заговорила жалость, и я вспомнила, что я его когда-то любила. И тогда (вы можете меня осудить за это, господа) я решила стать его сообщницей. Сообщницей человека, который теперь меня обвиняет. Этими перчатками, о которых я и сама говорила и о которых он осмелился вам говорить, я вытерла револьвер и вложила в руку Жозефы. А теперь он обвиняет меня в том, что стреляла я!»
Лабланш (Морестану). Господи, как вы плохо читаете!
Морестан (обиженно). Я читаю как секретарь. Читал бы иначе – снимался бы в кино, как все.
Лабланш (сухо) . Ладно, пусть плохо, но продолжайте.
Морестан. «Он меня предупредил». Это мадам Боревер говорит. «Он мне сказал: „Если меня прижмут, я обвиню тебя“. Он мстит мне за мои деньги, за свою впустую прожитую жизнь. Он мстит мне за то, что существует только за мой счет».
Лабланш. Я предпочитаю версию жены версии мужа.
Севинье. Вот как?
Лабланш. Вы, разумеется, устроили им очную ставку?
Севинье. Немедленно. Это было отвратительно! Но я сказал, чтобы записывалось каждое слово. (Знак Морестану.)
Морестан (читает). Мсье Боревер: «Мерзкая дрянь!» Мадам Боревер: «А вы… вы…» (Замолкает.) Извините меня, я не разберу, что записал. Они говорили одновременно и очень быстро. Во всяком случае, знаю, что слово непечатное.
Лабланш. Непечатное слово пропустим!
Морестан (читая). Мсье Боревер: «Итак, решили прихлопнуть дорогого муженька?» Мадам Боревер: «Значит, решили свалить убийство на милую женушку?»
Лабланш. Это ужасно!
Севинье (сидя, очень спокойно). Разделяю ваше мнение.
Морестан (читает). Мсье Боревер: «И эта стерва называлась „подруга детства“! Мадам Боревер: „И я соединила свою жизнь с этим… этим… ба… бла…“ Нет, что-то не то…
Севинье. То, то!
Лабланш. Да наплевать!
Морестан. Простите, но я хочу разобраться. Этим… нет, этим… Вот! (Доволен, что понял.) «С этим…».
Лабланш (не дает ему читать, забирает листки). Вы очень плохо читаете. Дайте сюда. Я лучше пойму, если прочту сам. (Читает. Мало-помалу осознает ситуацию. Садится. Читает.) О! (Читает.) Невозможно поверить! (Морестану.) Что это за слово?
Морестан (наклоняясь над его плечом). «Могила»! (Объясняя.) «Ты это с собой не унесешь в могилу!»
Лабланш (читает). И они оба это подписали? Морестан, будьте любезны, пойдите к следователю Ардуэну, спросите, как там у него с делом Мортимера?
Морестан (понял намек). С удовольствием, господин Лабланш! (Выходит.)
Севинье. Записывает превосходно, да? Даже в протоколе – какая ненависть!
Лабланш (не отрываясь от чтения). Да.
Севинье. Ненависть во взаимных вопросах и ненависть в ответах. Давно затаенная, а теперь разгоревшаяся. Это почти возвышенно.
Лабланш (отдавая листки). Но не убедительно!
Севинье (почти победным тоном). Ну уж нет! Либо он вошел первым, и тогда он – убийца, а она – сообщница.
Либо она вошла первой, и тогда они просто меняются ролями.
Лабланш. Не забывайте, что суд может не принять во внимание взаимные обвинения супругов.
Севинье (хитро). А вы внимательно прочли протокол?
Дабланш. Очень. Возможно, они оба лгут.
Севинье (возвращая Лабланшу его шутку). Вы в нее влюбились – или мне кажется?
Лабланш (холодно). Она по крайней мере говорит с точными деталями. Она обвиняет. А он…
Севинье (продолжая его фразу). …а он хочет и не может понять, зачем ей надо было его убить. Задает этот вопрос и ей и самому себе. Зачем? Или – ради кого? Он жалок.
Лабланш. Согласен с вами.
Севинье. И трагичен! Она засыпает нас деталями, а он даже не протестует. Как вы заметили, она очень точна (улыбаясь) …о чем она, возможно, потом и пожалеет.
Переглядываются, оценивая друг друга. Пауза.
Лабланш. Что вы собираетесь делать?
Севинье. Прежде всего – освободить Жозефу Лантене.
Лабланш. Правильно.
Севинье. Согласны?
Лабланш. Естественно, это надо сделать в первую очередь.
Севинье. Спасибо.
Лабланш (странным тоном). Иначе говоря, если не становиться на формальную точку зрения, это – первое, что приходит на ум следователю, для которого долг – превыше всего.
Севинье. Если я вас правильно понимаю, первое, что приходит на ум, – не всегда самое лучшее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Севинье. Если бы вы слышали, что говорила мадам Боревер, вы бы очень усомнились в ее добродетелях.
Лабланш. Не знаю.
Севинье. Это сильный противник. Она в сто раз сильнее мужа…
Лабланш. И прежде всего очень, очень хороша.
Севинье…и знает это. Во время допроса все время подкрашивалась, а мне говорила: «Простите меня, но я бы красилась, даже если бы мой любимый мужчина был слепым от рождения».
Лабланш. Очаровательно!
Севинье. Это был просто шквал обаяния и веселости… до той минуты, пока я ей не задал одного вопроса.
Морестан (читает). Вопрос: «В тот вечер у вас на руках были перчатки?»
Севинье. Воцарилась мертвая тишина.
Морестан. Я пометил: «тишина». Ответ: «Почему вы меня об этом спрашиваете?» Вопрос: «Когда вы вошли в комнату, они еще были у вас на руках?» Ответ: «Не знаю, возможно. Я возвращалась из гостей, когда услышала выстрел. Возможно, я не успела их снять».
Лабланш. Великолепный ответ.
Севинье. Тем более великолепный, что она добавила: «Да нет, я уверена, я была в перчатках и даже об этом говорила инспектору Кола на первом допросе».
Лабланш. Вот видите!
Севинье. Но с этой самой минуты она уже стала совершенно другой. Куда исчезла оживленность! Косметическую сумочку она мигом захлопнула. Она поняла, что муж ее раскололся.
Лабланш (с сомнением). О-о-о!
Севинье (улыбаясь) . Я со своей стороны приложил все усилия, чтобы утвердить ее в этой мысли. Я был неловок до неприличия. То я говорил слишком много, то слишком мало. Фраз своих не кончал. Останавливался на полуслове. Ее охватил страх.
Морестан. Господин следователь настоящий виртуоз!
Лабланш. Виртуозность в сторону. На чем же она поймалась?
Севинье. На внешне очень безобидном вопросе. Я ее спросил, почему она так протестовала, когда я сказал, что хочу допросить ее мужа без нее. Не потому ли, что боялась, что он собьется с текста, который она с ним разучила?
Лабланш. Детская ловушка!
Севинье…в которую она тем не менее попалась! (Знак Морестану.)
Морестан (читает). Ответ: «Я уверена, что это он сказал вам и про перчатки и про текст».
Севинье. Я как бы с сожалением признался, что она угадала. И прочел ей показания Боревера.
Лабланш. Ах да…
Севинье. Ну и тогда мы удостоились лицезреть водопад слез.
Морестан. Плачет она, наверно, соляной кислотой.
Севинье. И тогда голосом, прерывающимся от рыданий, она стала обвинять его. (Саркастически.) Естественно, сама того не желая, бедное дитя! Прочтите нам этот пассаж, Морестан. Шедевр!
Морестан. Ответ: «Когда я вошла в комнату, я увидела мужа, склонившегося над Жозефой. На какое-то мгновение мне даже показалось, что он и ее убил. Он метался как загнанный зверь. Во мне заговорила жалость, и я вспомнила, что я его когда-то любила. И тогда (вы можете меня осудить за это, господа) я решила стать его сообщницей. Сообщницей человека, который теперь меня обвиняет. Этими перчатками, о которых я и сама говорила и о которых он осмелился вам говорить, я вытерла револьвер и вложила в руку Жозефы. А теперь он обвиняет меня в том, что стреляла я!»
Лабланш (Морестану). Господи, как вы плохо читаете!
Морестан (обиженно). Я читаю как секретарь. Читал бы иначе – снимался бы в кино, как все.
Лабланш (сухо) . Ладно, пусть плохо, но продолжайте.
Морестан. «Он меня предупредил». Это мадам Боревер говорит. «Он мне сказал: „Если меня прижмут, я обвиню тебя“. Он мстит мне за мои деньги, за свою впустую прожитую жизнь. Он мстит мне за то, что существует только за мой счет».
Лабланш. Я предпочитаю версию жены версии мужа.
Севинье. Вот как?
Лабланш. Вы, разумеется, устроили им очную ставку?
Севинье. Немедленно. Это было отвратительно! Но я сказал, чтобы записывалось каждое слово. (Знак Морестану.)
Морестан (читает). Мсье Боревер: «Мерзкая дрянь!» Мадам Боревер: «А вы… вы…» (Замолкает.) Извините меня, я не разберу, что записал. Они говорили одновременно и очень быстро. Во всяком случае, знаю, что слово непечатное.
Лабланш. Непечатное слово пропустим!
Морестан (читая). Мсье Боревер: «Итак, решили прихлопнуть дорогого муженька?» Мадам Боревер: «Значит, решили свалить убийство на милую женушку?»
Лабланш. Это ужасно!
Севинье (сидя, очень спокойно). Разделяю ваше мнение.
Морестан (читает). Мсье Боревер: «И эта стерва называлась „подруга детства“! Мадам Боревер: „И я соединила свою жизнь с этим… этим… ба… бла…“ Нет, что-то не то…
Севинье. То, то!
Лабланш. Да наплевать!
Морестан. Простите, но я хочу разобраться. Этим… нет, этим… Вот! (Доволен, что понял.) «С этим…».
Лабланш (не дает ему читать, забирает листки). Вы очень плохо читаете. Дайте сюда. Я лучше пойму, если прочту сам. (Читает. Мало-помалу осознает ситуацию. Садится. Читает.) О! (Читает.) Невозможно поверить! (Морестану.) Что это за слово?
Морестан (наклоняясь над его плечом). «Могила»! (Объясняя.) «Ты это с собой не унесешь в могилу!»
Лабланш (читает). И они оба это подписали? Морестан, будьте любезны, пойдите к следователю Ардуэну, спросите, как там у него с делом Мортимера?
Морестан (понял намек). С удовольствием, господин Лабланш! (Выходит.)
Севинье. Записывает превосходно, да? Даже в протоколе – какая ненависть!
Лабланш (не отрываясь от чтения). Да.
Севинье. Ненависть во взаимных вопросах и ненависть в ответах. Давно затаенная, а теперь разгоревшаяся. Это почти возвышенно.
Лабланш (отдавая листки). Но не убедительно!
Севинье (почти победным тоном). Ну уж нет! Либо он вошел первым, и тогда он – убийца, а она – сообщница.
Либо она вошла первой, и тогда они просто меняются ролями.
Лабланш. Не забывайте, что суд может не принять во внимание взаимные обвинения супругов.
Севинье (хитро). А вы внимательно прочли протокол?
Дабланш. Очень. Возможно, они оба лгут.
Севинье (возвращая Лабланшу его шутку). Вы в нее влюбились – или мне кажется?
Лабланш (холодно). Она по крайней мере говорит с точными деталями. Она обвиняет. А он…
Севинье (продолжая его фразу). …а он хочет и не может понять, зачем ей надо было его убить. Задает этот вопрос и ей и самому себе. Зачем? Или – ради кого? Он жалок.
Лабланш. Согласен с вами.
Севинье. И трагичен! Она засыпает нас деталями, а он даже не протестует. Как вы заметили, она очень точна (улыбаясь) …о чем она, возможно, потом и пожалеет.
Переглядываются, оценивая друг друга. Пауза.
Лабланш. Что вы собираетесь делать?
Севинье. Прежде всего – освободить Жозефу Лантене.
Лабланш. Правильно.
Севинье. Согласны?
Лабланш. Естественно, это надо сделать в первую очередь.
Севинье. Спасибо.
Лабланш (странным тоном). Иначе говоря, если не становиться на формальную точку зрения, это – первое, что приходит на ум следователю, для которого долг – превыше всего.
Севинье. Если я вас правильно понимаю, первое, что приходит на ум, – не всегда самое лучшее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23