Он ничего не видел, погруженный в долгое рассеянное созерцание дароносицы, и вдруг заметил, что церковь опустела, а рядом с ним – образ Поликсены.
Тот самый, о котором он грезил все это время. И тогда в один миг была преодолена пропасть между сном и действительностью; это длилось всего лишь секунду, так как уже в следующую он знал, что видит перед собой живую девушку. Однако и этого краткого мгновения было достаточно – таинственные рычаги Судьбы обрели наконец точку опоры, столь необходимую для того, чтобы вырвать человеческую жизнь из колеи, предначертанной мертвым рассудком, и забросить ее навсегда в те безграничные миры, где вера способна двигать горами.
В темном экстазе восторженного, встретившегося наконец лицом к лицу с божеством своей страсти, рухнул тогда Отакар с простертыми руками перед этим воплотившимся образом своих снов. Он звал ее, обнимал колени, покрывал руки бесчисленными поцелуями, – дрожа от возбуждения, в потоке обгоняющих одна другую фраз рассказал, чем она была для него, сколь давно ее знает, хотя никогда и не видел наяву.
И там же, в Соборе, в присутствии священных золотых статуй, дикая, противоестественная любовь захватила обоих, как дьявольский смерч, порожденный внезапно ожившим призрачным дыханием целых поколений их предков, страсти которых столетиями коченели в поблекших портретах.
Тогда-то и свершилось сатанинское чудо: девушка, совсем недавно вошедшая в Собор чистой и непорочной, выходила из него духовным отражением своей прапрабабки, которая носила то же самое имя, Поликсена, – портрет ее висел у барона Эльзенвангера в зале предков его градчанского дворца.
С тех пор, едва лишь представлялась возможность, они, не сговариваясь заранее, искали встреч – и всегда встречались.
Повинуясь магической тяге своей страсти, они находили друг друга так же инстинктивно, как звери в период течки, которым нет нужды знать место и время встречи, ибо они понимают голос крови.
Ни Отакар, ни Поликсена не находили ничего удивительного в том, что случай всегда скрещивал их пути в момент наиболее острого обоюдного влечения. Для него это стало постоянным, почти законным обновлением чуда: ее образ выходил из его сердца и превращался в живую Поликсену – так, как это было часом раньше в покоях графини Заградки.
Стоило ему только заслышать ее шаги – на этот, раз они действительно приближались к башне, – и все муки переживаний тотчас улетучились.
Даже сжимая ее в объятиях, Отакар гадал, входила ли она в дверь или, как видение, проникала сквозь стену.
Однако и эта мысль, вернее, тень мысли в тот же миг куда-то уносилась, исчезала, просачивалась, как вода сквозь пальцы.
Она с ним – это единственное, что он понимал в такую минуту; как всегда, каждый, еще только будущий миг их свидания, едва успевая стать настоящим, тут же с какой-то яростной поспешностью пожирался ненасытной бездной прошлого.
Сегодняшнее свидание исключением не являлось. Он видел, как из темноты мерцает небрежно брошенная на пол соломенная шляпа с бледно-голубой лентой, потом все сразу исчезло: ее белая одежда покрывала туманными комьями стол, лежала разбросанная на стульях; он чувствовал горячую плоть, укусы зубов на своей шее, слышал страстные стоны – как обычно, все происходило быстрее, чем он мог что-либо осознать, – ряд каких-то обрывочных фрагментов, молниеносно сменяющих друг друга, один ослепительнее другого. Опьянение чувств, в котором никакого понятия времени более не существует… Она попросила сыграть на скрипке?
Этого он уже не знал – не помнил. Понимал только, что стоит перед ней, она обнимает его бедра – он чувствовал смерть, смерть, которая сосала кровь из его вен; озноб сотрясал тело, волосы на голове стояли дыбом, колени подгибались. В какие-то доли мгновений ему казалось, что он падает навзничь, сознание покидало его и тут же снова возвращалось, и тогда он слышал песню – ее, наверное, выводили его смычок и его рука, и тем не менее шла она от нее, из ее души – песня страсти, ужаса и кошмара.
В полуобмороке, беззащитный, слушал он эту мелодию – она тянулась вереницей кровавых образов, их создавала Поликсена, еще больше распаляя бешенство своей свирепой страсти… чувствовал, как ее мысли проникали в его мозг, видел их ожившими событиями, а потом снова витиеватыми буквами, вырезанными на каменной плите градчанской Малой капеллы: это была старинная хроника о возникновении картины «Изображение пронзенного», повествующая о страшном конце того, кто дерзнул посягнуть на корону Богемии:
«Так, у одного из насаженных на колья рыцарей, по имени Борживой Хлавек, кол вышел наружу рядом с ключицей и голова осталась невредимой; этот молился до вечера с великим благоговением, и ночью кол его преломился; так, с торчащим из зада обломком, дошел он до Градчан и улегся на кучу отбросов. Утром он поднялся и вошел в дом, что рядом с церковью Св. Бенедикта, и просил прислать священника Пражской замковой церкви и в его благом присутствии исповедался Господу нашему Богу во многих грехах своих с благоговением величайшим и известил при сем, что без исповеди и не вкусив Святого Причастия, как заведено в церкви Христовой, никоим образом умереть не может, ибо, свято веруя в обряд сей, обет дал во все дни в честь Бога Всемогущего – AveMaria, а в честь Пресвятой Девы – некую молитву краткую возносить, что и творил во все время упования своего, и молитвой сей краткой, а равно заступничеством Пресвятой Девы, не погиб он без Святого Причастия.
Священник сказал: сын мой возлюбленный, скажи мне молитву сию краткую, тот начал и рек: Боже Всемогущий, молю Тебя даровать мне, недостойному рабу Твоему, заступничество Св. Варвары Великомученицы, дабы избегнул я смерти скорой и пред концом своим, вкусив Даров Святых, а посему огражденный от всех врагов моих видимых, а также невидимых, защищенный от духов злых, мог наконец чрез Христа нашего Спасителя и Благодетеля уповать на жизнь вечную. Амен.
И тогда дано было ему Святре Причастие, и в день сей же упокоился он в мире и близ церкви Св. Бенедикта с великим плачем народным погребен был.
Поликсена ушла. Безжизненно-серой стояла башня в таинственном мерцании ночных звезд; однако в каменной ее груди судорожно билось крошечное человеческое сердце, переполненное величием принесенного обета: любой ценой, не зная ни сна, ни отдыха, добыть для своей возлюбленной самое высшее, что есть в этом мире для человека, и если суждено ему умереть прежде того, то лучше ему претерпеть тысячекратные муки пронзенного колом.
Глава 4
В ЗЕРКАЛЕ
Целую неделю, в раздражении на самого себя, господин императорский лейб-медик никуда не выбирался.
Вывело его из строя на столь долгий срок посещение Богемской Лизы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Тот самый, о котором он грезил все это время. И тогда в один миг была преодолена пропасть между сном и действительностью; это длилось всего лишь секунду, так как уже в следующую он знал, что видит перед собой живую девушку. Однако и этого краткого мгновения было достаточно – таинственные рычаги Судьбы обрели наконец точку опоры, столь необходимую для того, чтобы вырвать человеческую жизнь из колеи, предначертанной мертвым рассудком, и забросить ее навсегда в те безграничные миры, где вера способна двигать горами.
В темном экстазе восторженного, встретившегося наконец лицом к лицу с божеством своей страсти, рухнул тогда Отакар с простертыми руками перед этим воплотившимся образом своих снов. Он звал ее, обнимал колени, покрывал руки бесчисленными поцелуями, – дрожа от возбуждения, в потоке обгоняющих одна другую фраз рассказал, чем она была для него, сколь давно ее знает, хотя никогда и не видел наяву.
И там же, в Соборе, в присутствии священных золотых статуй, дикая, противоестественная любовь захватила обоих, как дьявольский смерч, порожденный внезапно ожившим призрачным дыханием целых поколений их предков, страсти которых столетиями коченели в поблекших портретах.
Тогда-то и свершилось сатанинское чудо: девушка, совсем недавно вошедшая в Собор чистой и непорочной, выходила из него духовным отражением своей прапрабабки, которая носила то же самое имя, Поликсена, – портрет ее висел у барона Эльзенвангера в зале предков его градчанского дворца.
С тех пор, едва лишь представлялась возможность, они, не сговариваясь заранее, искали встреч – и всегда встречались.
Повинуясь магической тяге своей страсти, они находили друг друга так же инстинктивно, как звери в период течки, которым нет нужды знать место и время встречи, ибо они понимают голос крови.
Ни Отакар, ни Поликсена не находили ничего удивительного в том, что случай всегда скрещивал их пути в момент наиболее острого обоюдного влечения. Для него это стало постоянным, почти законным обновлением чуда: ее образ выходил из его сердца и превращался в живую Поликсену – так, как это было часом раньше в покоях графини Заградки.
Стоило ему только заслышать ее шаги – на этот, раз они действительно приближались к башне, – и все муки переживаний тотчас улетучились.
Даже сжимая ее в объятиях, Отакар гадал, входила ли она в дверь или, как видение, проникала сквозь стену.
Однако и эта мысль, вернее, тень мысли в тот же миг куда-то уносилась, исчезала, просачивалась, как вода сквозь пальцы.
Она с ним – это единственное, что он понимал в такую минуту; как всегда, каждый, еще только будущий миг их свидания, едва успевая стать настоящим, тут же с какой-то яростной поспешностью пожирался ненасытной бездной прошлого.
Сегодняшнее свидание исключением не являлось. Он видел, как из темноты мерцает небрежно брошенная на пол соломенная шляпа с бледно-голубой лентой, потом все сразу исчезло: ее белая одежда покрывала туманными комьями стол, лежала разбросанная на стульях; он чувствовал горячую плоть, укусы зубов на своей шее, слышал страстные стоны – как обычно, все происходило быстрее, чем он мог что-либо осознать, – ряд каких-то обрывочных фрагментов, молниеносно сменяющих друг друга, один ослепительнее другого. Опьянение чувств, в котором никакого понятия времени более не существует… Она попросила сыграть на скрипке?
Этого он уже не знал – не помнил. Понимал только, что стоит перед ней, она обнимает его бедра – он чувствовал смерть, смерть, которая сосала кровь из его вен; озноб сотрясал тело, волосы на голове стояли дыбом, колени подгибались. В какие-то доли мгновений ему казалось, что он падает навзничь, сознание покидало его и тут же снова возвращалось, и тогда он слышал песню – ее, наверное, выводили его смычок и его рука, и тем не менее шла она от нее, из ее души – песня страсти, ужаса и кошмара.
В полуобмороке, беззащитный, слушал он эту мелодию – она тянулась вереницей кровавых образов, их создавала Поликсена, еще больше распаляя бешенство своей свирепой страсти… чувствовал, как ее мысли проникали в его мозг, видел их ожившими событиями, а потом снова витиеватыми буквами, вырезанными на каменной плите градчанской Малой капеллы: это была старинная хроника о возникновении картины «Изображение пронзенного», повествующая о страшном конце того, кто дерзнул посягнуть на корону Богемии:
«Так, у одного из насаженных на колья рыцарей, по имени Борживой Хлавек, кол вышел наружу рядом с ключицей и голова осталась невредимой; этот молился до вечера с великим благоговением, и ночью кол его преломился; так, с торчащим из зада обломком, дошел он до Градчан и улегся на кучу отбросов. Утром он поднялся и вошел в дом, что рядом с церковью Св. Бенедикта, и просил прислать священника Пражской замковой церкви и в его благом присутствии исповедался Господу нашему Богу во многих грехах своих с благоговением величайшим и известил при сем, что без исповеди и не вкусив Святого Причастия, как заведено в церкви Христовой, никоим образом умереть не может, ибо, свято веруя в обряд сей, обет дал во все дни в честь Бога Всемогущего – AveMaria, а в честь Пресвятой Девы – некую молитву краткую возносить, что и творил во все время упования своего, и молитвой сей краткой, а равно заступничеством Пресвятой Девы, не погиб он без Святого Причастия.
Священник сказал: сын мой возлюбленный, скажи мне молитву сию краткую, тот начал и рек: Боже Всемогущий, молю Тебя даровать мне, недостойному рабу Твоему, заступничество Св. Варвары Великомученицы, дабы избегнул я смерти скорой и пред концом своим, вкусив Даров Святых, а посему огражденный от всех врагов моих видимых, а также невидимых, защищенный от духов злых, мог наконец чрез Христа нашего Спасителя и Благодетеля уповать на жизнь вечную. Амен.
И тогда дано было ему Святре Причастие, и в день сей же упокоился он в мире и близ церкви Св. Бенедикта с великим плачем народным погребен был.
Поликсена ушла. Безжизненно-серой стояла башня в таинственном мерцании ночных звезд; однако в каменной ее груди судорожно билось крошечное человеческое сердце, переполненное величием принесенного обета: любой ценой, не зная ни сна, ни отдыха, добыть для своей возлюбленной самое высшее, что есть в этом мире для человека, и если суждено ему умереть прежде того, то лучше ему претерпеть тысячекратные муки пронзенного колом.
Глава 4
В ЗЕРКАЛЕ
Целую неделю, в раздражении на самого себя, господин императорский лейб-медик никуда не выбирался.
Вывело его из строя на столь долгий срок посещение Богемской Лизы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48