Господин императорский лейб-медик, разумеется, не удостоил бы все это безобразие своим вниманием, если б еще раньше до его ушей не доходили странные слухи: будто Жижка восстал из мертвых и теперь его, живого, во плоти, видели там и сям в ночных переулках (экономка лейб-медика пребывала по сему поводу в чрезвычайном возбуждении: непрерывно клялась и божилась, давая обе руки на отсечение).
И хотя из своего долгого опыта Флугбайль хорошо знал, что пражские фанатики склонны любую невероятную небылицу пересказывать до тех пор, пока сами не начинают в нее верить, приводя в немалое смятение простой люд, однако даже он изумился, как такая сумасбродная мысль могла получить распространение.
А потому неудивительно, что он в полусне объяснил отсутствие привычного скрежета конки начинающимися беспорядками – и с полным на то основанием, так как Прага вновь находилась под знаком бунта.
Спустя несколько часов в его блаженную дремоту проникла рука – нечто похожее случилось в свое время на пиру Валтасара, – правда, принадлежала она на сей раз домашнему слуге Ладиславу и ничего страшного не написала (может быть, даже и не умела писать), зато вручила визитную карточку, на которой можно было прочесть следующее:

СТЕФАН БРАБЕЦ
приватный концессионный орган.

Услуги по поддержанию общественной безопасности и деликатнейшему надзору за супружеской жизнью. Разыщем внебрачных детей и скрывающихся должников. Учет векселей и продажа домов. Любую пропавшую собаку возвращаем с гарантией опознания.
!Бесчисленные благодарности!
«Вальпургиева ночь», – прошептал императорский лейб-медик, совершенно серьезно воображая себя еще спящим.
– И что угодно этому человеку? – спросил он громко.
– Кто его знает, – последовал лаконичный ответ.
– Как он по крайней мере выглядит?
– Когда как.
– То есть?
– Да ведь Стефан Брабец переодевается каждые пять минут. Не любит, когда его узнают.
Господин императорский лейб-медик на минуту задумался.
– Хорошо, пусть войдет.
В дверях энергично откашлялись, и мимо слуги в комнату бесшумно прошмыгнул на каучуковых подошвах какой-то человек: косой на оба глаза, на носу приклеенная бородавка, грудь в жестяных орденах, услужливым жестом он прижимал к груди папку и соломенную шляпу. На лейб-медика обрушилась лавина лакейских фраз.
– А посему и позволил себе засвидетельствовать вам, экселенц имперско-королевский лейб-медик, мое всеподданнейшее почтение-с, – закончил свою нелепую речь посетитель.
– Что вам угодно? – строго спросил Пингвин и еде лал под одеялом грубое похлопывающее движение.
Шпик собрался уже снова рассыпаться в любезностях, но был резко одернут:
– Что вам угодно, хотел бы я, наконец, знать!
– Речь – пардон – идет о всемилостивейшей госпоже контессе-с. Натурально, экселенц, ве-есьма достойная дама. Нет-с, ничего не хочу сказать! Упаси Боже!
– Что еще за контесса? – спросил удивленный лейб-медик.
– Ну… экселенц, конечно, знают-с.
Флугбайль промолчал: чувство такта не позволило ему настаивать на уточнении имени.
– Гм. Нет. Не знаю никакой контессы.
– Тогда-с пардон, нет так нет-с, экселенц.
– Гм. Н-да. Впрочем, при чем здесь я? Детектив подобострастно, по-птичьи, присел на краешек кресла; теребя свою шляпу и сладенько усмехаясь, он некоторое время застенчиво косился на потолок, потом вдруг разговорился:
– Я, конечно, очень извиняюсь, экселенц, только, осмелюсь доложить, фрейлейн контесса пре-ельстительнейшая юная особа, да еще при таких, пардон, нежных формах. Нежнейших-с… И ведь до слез жаль, столь благородная юная дама, а амуры крутит с таким оборванцем, как Вондрейк, у которого ни гроша за душой… Ну вот-с. В их домик сиятельнейший имперско-королевский лейб-медик частенько изволят заглядывать-с… А в домике было б много комфортней… Впрочем, если этот не подходит, так я другой знаю – в каждой комнатке-с по о-со-бо-му выходу. К вашим услугам-с…
– Не интересуюсь. Замолчите! – вспылил Пингвин, но тут же примирительно снизил тон – он бы охотно узнал дальнейшее. – У меня нет применения такому предмету.
– Итак, пардон; нет так нет-с, экселенц! – явно разочарованно выдохнул «приватный орган». – Я только подумал… Жа-аль! Стоило мне только шепнуть госпоже контессе, я ведь, осмелюсь доложить, кое-что о ней знаю-с. Вот я сразу и подумал, может быть, экселенцу… – уже довольно язвительно продолжал господин Брабец, – не надо больше ходить… к Богемской Лизе.
Н-да-с.
Тут господин императорский лейб-медик изрядно струхнул, в первую минуту даже не нашелся, что и ответить.
– Да неужто вы думаете, что я за «этим» ходил к старухе? Вы с ума сошли! Детектив поднял руки:
– Помилуйте, я – и думать тако-ое? Слово чести! – Тут он забыл про свое косоглазие и выжидающе посмотрел в упор на императорского лейб-медика. – Само собой разумеется, экселенц имели другие… известные причины… н-да-с… для визита, пардон, к Богемской Лизе. Ну-с, я, собственно, затем и пришел! Н-да-с, другие причины-с.
Пингвин с любопытством приподнялся на своем ложе:
– И какие же? Брабец пожал плечами:
– Меня кормит моя, пардон, деликатность-с. Не осмелюсь впрямую утверждать, что экселенц замешаны в заговоре, имеющем какое-то отношение к Лизе, хотя-с…
– Что «хотя-с»?
– Хотя-с теперь ве-есьма видные господа находятся под подозрением в высочайшей измене. Н-да-с.
Господин императорский лейб-медик решил, что ослышался.
– Высочайшая измена?
– Помилуйте, экселенц; под подозрением; н-да-с. Под по-до-зре-нием-с! – А так как лейб-медик явно не понял, шпик выразился яснее: – Н-да-с, – и грустно уставился на свои плоские ступни, – но и одного подозрения, смею вас уверить, предостаточно. К сожаленью-с! Ну-с, моим законным долгом было бы верноподданнически дать знать в известное место – ведь у меня имеются подозрения… Я, собственно, чре-езвычайно обремененный долгом совести человек-с, слово чести. Другое дело, если я буду убежден в отсутствии основания к подозрению… Видите ли, в нашем деле, пардон, рука руку моет-с, – и он невольно посмотрел на свои грязные ногти.
В господине императорском лейб-медике закипала сдерживаемая ярость.
– Другими словами: вы хотите чаевых?
– Извиняюсь, целиком полагаюсь на щедрость, экселенц.
– Отлично. – Императорский лейб-медик позвонил. Вошел слуга.
– Ладислав, возьми этого типа за шиворот и спусти с лестницы!
– Как прикажете.
Чудовищная лапа раскрылась, как пальмовый лист; комната сразу погрузилась в таинственный тропический полумрак, и уже через секунду слуга со шпиком исчезли, подобно изображению на экране синематографа.
Господин императорский лейб-медик ждал – наконец снизу из прихожей донесся страшный грохот!
Потом тяжелые шаги медленно протопали вниз по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48