Возможно, Сокол с самого начала неверно оценил ее взаимоотношения с отцом, но сейчас совершенно неважно, какими они были на самом деле. Главное – он получил ответ на два самых важных вопроса. Теперь можно начинать действовать.
Сокол повернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Ему даже в голову не пришло извиниться перед девушкой или как-то утешить ее. Однако эта бесчувственность не была намеренной. Никто никогда не проявлял к нему ни сочувствия, ни внимания, потому и он не привык их выказывать.
Регистрационная сестра уже приготовила нужный список имен. Но не успел Сокол просмотреть его, как в приемный покой вошел Чэд.
Отлично сшитый костюм из светлой шерсти скрывал начинающую полнеть талию – неизбежное следствие слишком многих лeнчей с мартини, – и это позволяло Чэду сохранять подтянутый вид. Он держался с напряженно прямой спиной – выправка, сохранившаяся после нескольких лет, проведенных в частной военной школе. Его неправдоподобно красивое, загорелое лицо обрамляли золотисто-русые волосы. Из прически не выбивалась ни единая прядка, словно Чэд явился в больницу прямо из парикмахерской – спокойный, невозмутимый, уверенный в себе баловень судьбы. И вдруг его безмятежные карие глаза похолодели – он увидел Сокола.
– Что ты здесь делаешь?
Сокол, не отвечая, отошел прочь от регистрационной стойки. Убийственный взгляд, которым одарил его сводный брат, уже привлек внимание медсестры, а Сокол не хотел, чтобы она слышала их разговор. Они прошли к дальней стене и остановились.
– Я прилетел сюда с Кэтрин… по ее просьбе… – начал Сокол.
Это сообщение еще больше возмутило Чэда. Он не понимал той жестокой игры, которую его мать вела с Соколом, и ревниво негодовал всякий раз, когда побочный сын отца оказывался так или иначе вовлеченным в семейный круг.
– Где Кэрол и Джонни? Они здесь? – бросил он, оглядывая холл приемного покоя в поисках жены и сына.
– Нет. Ее родители привезут их утром на машине.
Сокол внезапно подумал о том, что когда отец умрет, то не останется больше никого, кто стоял бы между ним и Фолкнерами с Ролинзами. Последние десять лет с молчаливого разрешения отца Сокол свободно приезжал на ранчо и уезжал, когда того хотел. Теперь же они позаботятся о том, чтобы сын индианки исчез навсегда. Но сейчас это мало заботило Сокола.
– Как там отец? Он что, того?..
Такой вопрос могли бы задавать друг другу, если бы умели говорить, стервятники, слетающиеся к упавшему животному, – подумалось Соколу. Долго ли еще осталось ждать или можно начинать рвать добычу? Странный вопрос для любящего сына… Но какую бы привязанность к отцу не испытывал Чэд в прошлом, это чувство давно разъела и исказила горечь. Слишком уж долго он находился в тени, на втором плане. Сокол не осуждал брата. Он понимал, что без стервятников в природе не обойтись – и они выполняют нужную работу. Ничего не поделаешь, если эти пожиратели падали иногда набрасываются на живую жертву, не дождавшись ее смерти.
– Он жив, но состояние не слишком хорошее, – сообщил Сокол, наблюдая, как его сводный брат пытается изобразить озабоченность и тревогу.
– Где он? Думаю, мне лучше пойти туда. Я наверняка нужен матери, – сказал Чэд.
– Есть более неотложные дела, которыми тебе надо заняться, – Сокол остановил Чэда, направившегося уже к регистрационной стойке.
– Что такое? – высокомерно осведомился Чэд: «Не тебе, дескать, решать, чем мне заниматься».
Сокол скривил губы в усмешке:
– Выяснилось, что Фолкнер находился у друга, когда у него случился приступ. А другом этим оказалась женщина…
Чэд не сразу осознал, что говорит Сокол, а когда понял, гневный румянец залил его загорелое лицо.
– Сукин сын! – пробормотал Чэд сквозь стиснутые зубы. – Он даже умереть не может без того, чтобы не затащить нас в свое дерьмо.
– Вот список тех, кому известны обстоятельства, при которых Фолкнер попал в больницу, – Сокол протянул брату листок бумаги. – Пока еще у прессы нет никакой зацепки, но мы оба понимаем, что если газетчики и телевидение сумеют что-нибудь раскопать, то поднимут такой шум, что чертям станет тошно.
– Так что же нам, шут его побери, делать? – Чэд запустил пальцы в свою безукоризненную прическу.
«Стало быть, уже «мы», – отметил про себя Сокол.
– Позвони судье Гарви. Он кое-чем обязан Фолкнеру. Ну, сам знаешь, политические долги. Фолкнер помог ему. Дом Гарви находится в том же районе, что и квартира этой женщины, и в радиусе действия той же самой «Скорой помощи». Я уверен, тебе удастся убедить Гарви, что в момент, когда начался сердечный приступ, Фолкнер находился у него в доме, – объяснил Сокол.
– Откуда ты узнал про Гарви? – насторожился Чэд, удивленно и подозрительно изучая сводного брата прищуренным взглядом.
– Слышал, – Сокол махнул рукой: не время, дескать, сейчас обсуждать такие пустяки. – Затем тебе надо будет подмазать людей из этого списка, чтобы они держали язык за зубами. Самым трудным будет изменить запись в журнале о вызове «скорой помощи». Сколько у тебя с собой наличных?
Сокол знал, что обычно Чэд носит с собой уйму денег. Повернувшись, чтобы регистрационная сестра за стойкой не видела, что он делает, Чэд достал из кармана бумажник и заглянул в него. Денег действительно оказалось немало.
– Хорошо, – сказал Сокол. – Я тут кое-что выиграл в покер, так что у нас двоих соберется достаточно, чтобы уладить это дело.
– Опять сплутовал и выманил у ребят всю получку? – ухмыльнулся Чэд.
– Я никогда не прибегаю к плутовству.
Сокол хорошо помнил тот единственный раз, когда Чэд сел играть в покер с рабочими на ферме. Он совершенно не умел скрывать своих чувств, на его красивом лице отражалось все, что творилось у него в душе, – читать его было легко, как детскую книгу. Не прошло и получаса, как он проигрался в пух и прах. А Сокол, как на грех, выиграл большинство ставок. Разразилась безобразная сцена, и неизвестно, чем бы закончилось дело, – какой дракой, а, может быть, и кровопролитием, – если бы не вмешались двое ковбоев, которые не играли с ними.
Тогда удалось поладить миром, но с тех пор, когда за карточным столом появлялся Чэд, Сокол тут же выходил из игры, независимо от того, выигрывал он или проигрывал. Сокол знал: Чэд уверен, что сводный брат просто боится его. На самом деле было множество причин, по которым Сокол избегал столкновений с Чэдом, но ни одна из них не имела ничего общего со страхом перед братом. Во-первых, он почти был уверен, что ковбои в драке встанут на сторону Чэда. Ни один из тех парней, кто позволил себе дружбу с Соколом, не остался работать на ранчо. Ролинз лично следил за этим. Но это было лишь полдела. Самым главным из того, что удерживало Сокола от схватки со сводным братом, было сознание:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Сокол повернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Ему даже в голову не пришло извиниться перед девушкой или как-то утешить ее. Однако эта бесчувственность не была намеренной. Никто никогда не проявлял к нему ни сочувствия, ни внимания, потому и он не привык их выказывать.
Регистрационная сестра уже приготовила нужный список имен. Но не успел Сокол просмотреть его, как в приемный покой вошел Чэд.
Отлично сшитый костюм из светлой шерсти скрывал начинающую полнеть талию – неизбежное следствие слишком многих лeнчей с мартини, – и это позволяло Чэду сохранять подтянутый вид. Он держался с напряженно прямой спиной – выправка, сохранившаяся после нескольких лет, проведенных в частной военной школе. Его неправдоподобно красивое, загорелое лицо обрамляли золотисто-русые волосы. Из прически не выбивалась ни единая прядка, словно Чэд явился в больницу прямо из парикмахерской – спокойный, невозмутимый, уверенный в себе баловень судьбы. И вдруг его безмятежные карие глаза похолодели – он увидел Сокола.
– Что ты здесь делаешь?
Сокол, не отвечая, отошел прочь от регистрационной стойки. Убийственный взгляд, которым одарил его сводный брат, уже привлек внимание медсестры, а Сокол не хотел, чтобы она слышала их разговор. Они прошли к дальней стене и остановились.
– Я прилетел сюда с Кэтрин… по ее просьбе… – начал Сокол.
Это сообщение еще больше возмутило Чэда. Он не понимал той жестокой игры, которую его мать вела с Соколом, и ревниво негодовал всякий раз, когда побочный сын отца оказывался так или иначе вовлеченным в семейный круг.
– Где Кэрол и Джонни? Они здесь? – бросил он, оглядывая холл приемного покоя в поисках жены и сына.
– Нет. Ее родители привезут их утром на машине.
Сокол внезапно подумал о том, что когда отец умрет, то не останется больше никого, кто стоял бы между ним и Фолкнерами с Ролинзами. Последние десять лет с молчаливого разрешения отца Сокол свободно приезжал на ранчо и уезжал, когда того хотел. Теперь же они позаботятся о том, чтобы сын индианки исчез навсегда. Но сейчас это мало заботило Сокола.
– Как там отец? Он что, того?..
Такой вопрос могли бы задавать друг другу, если бы умели говорить, стервятники, слетающиеся к упавшему животному, – подумалось Соколу. Долго ли еще осталось ждать или можно начинать рвать добычу? Странный вопрос для любящего сына… Но какую бы привязанность к отцу не испытывал Чэд в прошлом, это чувство давно разъела и исказила горечь. Слишком уж долго он находился в тени, на втором плане. Сокол не осуждал брата. Он понимал, что без стервятников в природе не обойтись – и они выполняют нужную работу. Ничего не поделаешь, если эти пожиратели падали иногда набрасываются на живую жертву, не дождавшись ее смерти.
– Он жив, но состояние не слишком хорошее, – сообщил Сокол, наблюдая, как его сводный брат пытается изобразить озабоченность и тревогу.
– Где он? Думаю, мне лучше пойти туда. Я наверняка нужен матери, – сказал Чэд.
– Есть более неотложные дела, которыми тебе надо заняться, – Сокол остановил Чэда, направившегося уже к регистрационной стойке.
– Что такое? – высокомерно осведомился Чэд: «Не тебе, дескать, решать, чем мне заниматься».
Сокол скривил губы в усмешке:
– Выяснилось, что Фолкнер находился у друга, когда у него случился приступ. А другом этим оказалась женщина…
Чэд не сразу осознал, что говорит Сокол, а когда понял, гневный румянец залил его загорелое лицо.
– Сукин сын! – пробормотал Чэд сквозь стиснутые зубы. – Он даже умереть не может без того, чтобы не затащить нас в свое дерьмо.
– Вот список тех, кому известны обстоятельства, при которых Фолкнер попал в больницу, – Сокол протянул брату листок бумаги. – Пока еще у прессы нет никакой зацепки, но мы оба понимаем, что если газетчики и телевидение сумеют что-нибудь раскопать, то поднимут такой шум, что чертям станет тошно.
– Так что же нам, шут его побери, делать? – Чэд запустил пальцы в свою безукоризненную прическу.
«Стало быть, уже «мы», – отметил про себя Сокол.
– Позвони судье Гарви. Он кое-чем обязан Фолкнеру. Ну, сам знаешь, политические долги. Фолкнер помог ему. Дом Гарви находится в том же районе, что и квартира этой женщины, и в радиусе действия той же самой «Скорой помощи». Я уверен, тебе удастся убедить Гарви, что в момент, когда начался сердечный приступ, Фолкнер находился у него в доме, – объяснил Сокол.
– Откуда ты узнал про Гарви? – насторожился Чэд, удивленно и подозрительно изучая сводного брата прищуренным взглядом.
– Слышал, – Сокол махнул рукой: не время, дескать, сейчас обсуждать такие пустяки. – Затем тебе надо будет подмазать людей из этого списка, чтобы они держали язык за зубами. Самым трудным будет изменить запись в журнале о вызове «скорой помощи». Сколько у тебя с собой наличных?
Сокол знал, что обычно Чэд носит с собой уйму денег. Повернувшись, чтобы регистрационная сестра за стойкой не видела, что он делает, Чэд достал из кармана бумажник и заглянул в него. Денег действительно оказалось немало.
– Хорошо, – сказал Сокол. – Я тут кое-что выиграл в покер, так что у нас двоих соберется достаточно, чтобы уладить это дело.
– Опять сплутовал и выманил у ребят всю получку? – ухмыльнулся Чэд.
– Я никогда не прибегаю к плутовству.
Сокол хорошо помнил тот единственный раз, когда Чэд сел играть в покер с рабочими на ферме. Он совершенно не умел скрывать своих чувств, на его красивом лице отражалось все, что творилось у него в душе, – читать его было легко, как детскую книгу. Не прошло и получаса, как он проигрался в пух и прах. А Сокол, как на грех, выиграл большинство ставок. Разразилась безобразная сцена, и неизвестно, чем бы закончилось дело, – какой дракой, а, может быть, и кровопролитием, – если бы не вмешались двое ковбоев, которые не играли с ними.
Тогда удалось поладить миром, но с тех пор, когда за карточным столом появлялся Чэд, Сокол тут же выходил из игры, независимо от того, выигрывал он или проигрывал. Сокол знал: Чэд уверен, что сводный брат просто боится его. На самом деле было множество причин, по которым Сокол избегал столкновений с Чэдом, но ни одна из них не имела ничего общего со страхом перед братом. Во-первых, он почти был уверен, что ковбои в драке встанут на сторону Чэда. Ни один из тех парней, кто позволил себе дружбу с Соколом, не остался работать на ранчо. Ролинз лично следил за этим. Но это было лишь полдела. Самым главным из того, что удерживало Сокола от схватки со сводным братом, было сознание:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90