ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Как день рождения?
— Угу.
— Ничего себе!.. Да ты, пожалуй, брешешь.
— Вот те крест, Игорек!
— Ты ж некрещеный, Кирчик.
— Ну и что? Все равно крестами разбрасываться не смог бы, потому что я — не Громов.
Игорек нахмурился:
— Громов? Твой сосед, что ли?
— Ыгы.
— Ну что ж… Получается, что твое заболевание прогрессирует, — горько вздохнул Игорек. — Чего-то подобного я и ожидал. Я тут, понимаешь, пока валялся, придумал очередную теорию, откуда у тебя умение взялось. Научно обоснованную, кстати.
— Да что ты говоришь!
— Не иронизируй, а слушай сюда. В конце девятнадцатого века были такие фокусники, да и сейчас они встречаются — телепаты. Эти самые телепаты развили бурную деятельность в Англии и других странах Европы, выступали в салонах перед зрителями. Занимались тем, что читали человеческие мысли. Происходило представление так: загадывалось какое-нибудь действие. Например, надо было взять зонтик с колен барышни из зрителей и перенести его на колени мужчине в цилиндре, тоже из зрителей. Телепат, естественно, о последовательности действий не знал. Знал случайный человек, незнакомый с телепатом, который назывался индуктором. Индуктора сажали на стул и приказывали усиленно думать и «передавать» мысли об оной последовательности телепату. И телепат делал все в лучшем виде. Брал зонтик и перекладывал его мужику в цилиндре.
— А где теория? — буркнул я.
— Погоди. Суть фокуса в том, что на самом деле телепат не читает мысли. Он внимательно следит за индуктором, подмечает малейшие движения мускулов на его лице, следит за глазами и так далее. Сам того не ведая, индуктор подсказывает, что телепату надо делать, не мысленно, но своими мельчайшими телодвижениями.
— Ну?
— Баранки гну! Так вот, теория у меня такая: твоя наблюдательность такая же, как у этих самых телепатов, очень высокая, даже зашкаливает. А человек… ну он как бы несет в себе определенную информацию, знает, когда родился, и своими движениями, прищуром глаз, еще чем-то, передает ее тебе. Включается подсознание, и ты произносишь точную дату. Ну почти точную.
— Глупости.
— Почему? — быстро спросил Игорь.
Я пожал плечами:
— Не знаю. Почему я ничего такого не чувствую?
— Так это же происходит не на сознательном уровне, а на подсознательном!
— По фотографии я тоже могу возраст определить.
Малышев в притворном удивлении открыл рот:
— Сукин ты сын, Киря, вот это наблюдательность!
— Иди ты… — Я засмеялся.
Потом сказал.
— Ладно, допустим. А как ты мою новую способность объяснишь?
Игорь пожал плечами:
— А ее никак и не объяснишь. Разве что у тебя шизофрения развивается или что-то в этом роде
— Сам ты — шизофреник, — обиделся я. — Эта моя способность, если хочешь знать, настоящая. Я увидел смерть Шутова, даже не глядя на него. Просто вспомнил и — оп-па!
— М-да… — пробормотал Игорек и открыл сок; налил в два стакана — я не отказался. Мы чокнулись, сохраняя постные выражения на лицах.
— Мою смерть видишь? — вытирая сок с губ, спросил Игорь.
— Сосредоточиться надо — и увижу. Но не буду, извини. Не хочу.
— Понимаю, — кивнул Игорек. — Не день рождения. Хотя, черт возьми, любопытно… Может, скажешь все-таки? А я тебя соком угощу. Еще раз.
— Жена приходила? — спросил я.
— Так не скажешь?
— На улице чертовщина какая-то творится. Менты на каждом шагу.
— Приходила. Плакала. Радовалась, что курицы нет. Ты забрал?
— Ага.
— Сейчас поехала мелкого бабушке пристраивать. К вечеру будет. Грозилась в палате со мной ночевать, но я ей не разрешу. — Игорь покосился на ракового. — Где ей тут оставаться… Погоди, Кирюшка, что ты про ментов говорил?
— Боятся, наверное, еще одного террористического акта.
— Мясные банды в городе? Даже хорошо. Свежая струя для нашего затхлого общества.
Я глянул на Игорька с недоверием:
— Ты чего? Люди ж гибнут…
— Цель оправдывает.
Он улегся обратно на кровать и, вяло потягиваясь, пробормотал:
— Слабый, блин, после поездки… башка раскалывается. Тело как ватное.
— Мне идти? Ты, если что, говори…
— Не бойся, погоню поганой метлой, когда время придет. Скажи лучше, что с Мишкиной дочерью делать собираешься? С Леркой?
Я пожал плечами:
— Теперь не знаю. Есть ли смысл? Наверное, ничего. — Про то, что Панин видел меня, и про Леркин звонок решил пока не говорить: Игорьку нельзя волноваться.
— Может, и правильно… — прошептал Игорек. К румяным щекам его подкралась бледность, а под глазами заметнее проступили темные круги. — Зачем тебе лишние проблемы…
— Слушай, — отводя взгляд в сторону, спросил я, — ты про денежный разум что-нибудь знаешь?
— Не везло мне с ним никогда, — вяло отвечал Игорь. — Другие, бывало, и китайские деньги находили, ну эти, с дырочками, а мне не фартило. А что?
— Ы… да просто так. А про холодильную жижу знаешь?
Он напрягся:
— Нет. Что это, Кирмэн?
— Хм… да нет, ничего… наплюй.
Судя по голосу, Игорь врал. Зачем?
А, глупости. Воображение шалит. К чему Игорьку врать?
Я поднялся со стула и хлопнул друга по плечу:
— Так, друг-сосиска, потопаю я, пожалуй. Ты же поспи пока, отдохни как следует, жену дождись. А у меня еще дела есть.
— Спасибо, что заглянул, Киря, — совсем слабым голосом сказал Игорь, — Кроме тебя и жинки, никого у меня нет, оказывается. Отвернулись, с-собаки.
— Ну-ну, не раскисай.
Я вышел из палаты. Мельком отметил, что на этаже многовато военных, причем не самых младших чинов. В нескольких шагах стоял полковник в форме. Увидев меня, он хмыкнул под нос и молча проводил взглядом. Оно и понятно, видок у меня не ахти.
По широкой больничной лестнице я быстро спустился на первый этаж.
Внизу было грязно и неубрано, на полу то и дело попадались темные влажные пятна, лохмотья старых бинтов и использованные шприцы; у палат, словно мухи на сладком, толклись люди в окровавленных повязках; по коридорам, суетливо размахивая руками, носились медсестры; совсем недалеко кто-то кричал благим матом.
Бородатый врач по пояс высунулся из палаты, поскользнулся на красной от крови плитке, удержался, схватившись рукой за дверной косяк, и гаркнул:
— Вы чего творите? Заприте больного куда-нибудь, он мне пациентов пугает! И позовите, черт вас дери, уборщицу!
Больного, подставив плечи, тащили по коридору дюжие санитары. У больного — подростка семнадцати лет — плечо было обложено ватными тампонами и перебинтовано, а сквозь марлю сочилась кровь. Больной кричал: «Мамочки! Боже мой! Твари! Сволочи! Как же так?! Суки!»
Его затащили в первую попавшуюся палату и захлопнули дверь. Послышался глухой стук. Больной притих.
Вокруг только и говорили что о штурме общежития. Обсуждали, кто погиб, кто освободился, а кто остался в заложниках. Говорили, что центральная больница, где пару дней назад лежал ныне мертвый Шутов, тоже переполнена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96