Между тем исполинский осьминог подплывал к острову, нетерпеливо хлопая
пo воде щупальцами и поднимая волны. Он был голоден, за весь сегодняшний
день он проглотил несколько десятков крупных и мелких рыбин и золотой сосуд
с заключенным в него Синдбадом, а это было для него так мало, что он не
чувствовал никакого привеса в своем необъятном желудке. Он плыл к городу,
надеясь найти поживу в его домах и улицах.
Маги, собравшиеся над обрывом, продолжали творить колдовство. Повинуясь
их воле, птица Рухх, тяжело взмахивая крыльями, закружила над островом и
вскоре заметила невдалеке от его берегов всплывшие щупальцы и глянцевое
тело чудовищной твари. Исступленно вскрикнул старый маг, указывая пальцем
на птицу Рухх, и она, разразившись громовым клекотом, от которого все
мудрецы попадали без чувств, сложила крылья и стремглав ринулась на
страшного осьминога.
Увидев ее своими торчащими над водой круглыми глазами, осьминог заревел,
щупальцы его вздыбились и обрушили яростный удар на атаковавшую его птицу
Рухх. Однако она увернулась и вонзила когти в его чудовищное тело. Осьминог
заревел громче прежнего, испытывая боль, в то время как исполинская птица,
тяжело и быстро забив крыльями, начала вытягивать из воды его гигантскую
тушу. Щупальцы бессильно извивались в воздухе и норовили ударить или
оплести могучую птицу, но она, крепко держа осьминога в когтях, поднялась
над морем, на-лету раздирая осьминожье брюхо стальным клювом и отбиваясь от
его змеящихся конечностей.
Но даже могучей птице Рухх оказалась не под силу такая ноша, как
гигантский осьминог. Пролетая над островом, она не смогла удержать его и
осьминог рухнул, накрыв своим туловищем целый город.
Мудрецы без чувств лежали на скале и некому было читать заклинание, чтобы
вновь направить птицу Рухх на бой с гигантом. Освбодившаяся от навеянных на
нее чар, она громко вскрикнула и, расправив изрядно побитые в борьбе с
морским чудовищем крылья, унеслась прочь, тотчас забыв о своем противнике.
Но главное она сделала. Поклеванный и израненный, осьминог уже не мог
добраться до моря и скрыться в его спасительной глубине. Он лежал,
распластавшись посреди острова, вздрагивая всем своим чудовищным телом, и
щупальцы его в предсмертной судороге извивались и крушили все, что им
подворачивалось. Два близлежащих города были полностью снесены его мощными
конечностями. Жители гибли под обломками зданий, в ужасе бежали в леса, а
иные прилипали к присоскам и, не в силах отлипнуть от них, погибали, когда
присоски бились об землю.
Царь острова направил против издыхающего осьминога всю свою армию. Тучи
стрел засыпали чудовщце, затем к нему подтащили катапульты и баллисты,
стреляющие заостренными камнями и копьями, вытесанными из цельных кедровых
стволов, и три дня и три ночи беспрерывно метали их в кровожадную тварь.
Осьминог ревел и бился, пытался ползти, но упорство, с каким жители острова
осаждали его, принесло наконец плоды: щупальцы поникли, обессиленные.
Гигантская туша затихла и лишь поводила громадными, как купола мечетей,
выпученными глазами, время от времени испуская надсадный, полный
предсмертной муки рев.
Тогда царь бросил в атаку конницу. Тысячи всадников ринулись на
полумертвое чудовище, пронзая мечами его щупальцы, взбираясь на его тушу и
вспарывая ее копьями. К раздутому брюху осьминога на огромной телеге,
запряженной пятьюдесятью мулами, подвезли громадный стальной тесак и,
раскачав его на крепких канатах, с размаху вонзили чудовищу в живот. И
тотчас черная кровь хлынула таким могучим, потоком, что почти вся армия
островного царя захлебнулась и погибла в этой страшной реке. Кровь,
изошедшая из осьминога, устремилась в низину, снесла по пути четыре города
и вырвала с корнями целый лес, пока не влилась в глубокий залив, на долгие
года сделав его воды черными и убив в них все живое.
Когда осьминог окончательно издох и земля вокруг него подсохла, царские
слуги проникли в его распоротый живот. Тут среди множества останков морских
тварей гнили остовы торговых судов и рыбацких лодок, кости людей мешались с
обломками кораблей и заплесневелыми бочками; проникнув в трюмы, люди царя
нашли в них сундуки с золотом и драгоценностями, а в одеждах погибших
купцов - множество кошельков, набитых монетами и бриллиантами. Царь потирал
руки от удовольствия: доставшаяся ему добыча с лихвой окупила все
разрушения, которые осьминог нанес его стране.
Желудок чудовища представлял собой громадную клоаку, наполненную
зловонием и скользкими, топкими останками, в которые при одном неверном
шаге можно было погрузиться, как в болотную трясину, и сгинуть навсегда.
Люди, направленные сюда искать сокровища, передвигались с большой
осторожностью, обвязавшись веревками, держа фонари и ощупывая дорогу
палками. Все что-нибудь ценное, попадавшееся им на пути, они складывали в
мешки.
Царский конюх, шедший последним в связке, неожиданно поскользнулся и
наверняка потонул бы в отвратительной мешанине полупереваренных останков,
если бы не веревка, которой он был привязан к своим спутникам. Барахтаясь
впотьмах и стараясь за что-нибудь ухватиться, он неожиданно нащупал среди
тухнущих, проглоченных живьем рыб какой-то сосуд, быстро выдернул его и,
радуясь добыче, спрятал не в мешок, оттягивавший ему плечи, а себе за
пазуху. Подбежавшие люди помогли ему выбраться и отряд продолжал движение
по необъятному осьминожьему желудку.
Вернувшись в тот день домой, конюх заперся в дальней комнате своего дома
и внимательно осмотрел находку. Сосуд был небольшим, но довольно увесистым,
и конюх решил, что он набит золотом. Дрожащими от нетерпения руками он
откупорил его, и каково же было его изумление, когда из горлышка вылез
маленький человечек с всклокоченной черной бородой, в полосатомлалате и
красных сафьяновых туфлях с загнутыми кверху носками.
- Ты колдун? - в страхе спросил конюх и на всякий случай отошел от стола,
на котором лежал сосуд.
Синдбад, ошеломленный неожиданным освобождением, с неменьшим страхом
смотрел на громадного великана, каким казался ему конюх. За долгие дни
своего заточения Синдбад свыкся со своим ростом, и в первые минуты после
освобождения ему и в голову не могло прийти, что великан, разглядывавший
его с изумлением и страхом, нисколько не выше его, прежнего.
Синдбад опустился на колени и первым делом вознес благодарственную
молитву Аллаху. А поскольку он не понимал языка, на котором обратился к
нему конюх, то он попробовал заговорить с ним, помимо арабского, еще и на
персидском и на турецком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23