– Оказывается, свекор со свекровью миссис X. сожительствуют сорок лет, а венчал их разве что заяц вокруг ракитова куста!
– Не может быть!
– Да, с непривычки жутковато, – скорбно согласилась я.
– Не то слово! При том, что старушенция до сих пор, кажется, считает, будто детей находят в капусте, и бегает в церковь каждые пять минут!
– Из Легиона Марии ее выгонят взашей, это уж как пить дать! – Миссис Мэллой тяжко вздохнула. – Католическая церковь в таких вещах шуток не признает. Я наслышана от миссис Корнишон. Она ведь сама была католичкой, пока не пришла поденщицей к викарию и решила, что для продвижения по службе перейдет в англиканскую церковь.
– Вот лицемерка!
Я сообразила, что Фредди имеет в виду Мамулю, и поспешила встать на ее защиту:
– Она сама возвела психологический барьер и убедила себя, что безгрешна перед церковью.
– И ты позволила ей спать в одной постели с ее дружком! Ты хоть подумала, какое влияние это окажет на моральные устои твоих невинных крошек! Элли, в какую пропасть мы катимся?! – Фредди скорчил печальную мину.
– Меня не спрашивай! Я иду спать!
Я была уже в дверях, когда Фредди задал очередной вопрос, к счастью не имеющий отношения к моим грешным родственникам.
– Я тебе по-прежнему нужен на ярмарке?
– Что-что?.. Ах да! Я же просила тебя собрать деньги за аренду палаток? В кабинете на столе список возможных жертвователей на этот ужас. Если бы ты стартовал на этой неделе, я была бы тебе очень признательна. Спокойной ночи, Фредди и миссис Мэллой.
– Если Бену надо поплакаться в жилетку, так я тут, не забудь! – великодушно предложил кузен, и я поплелась на второй этаж, где мой муж, увы, не ждал меня, затаив дыхание.
Бен лежал на нашей старинной двуспальной кровати: ноги вытянуты, руки сложены на груди. Словно больничная сиделка только что обрядила его в последний путь… Похоронную атмосферу комнаты усугубляли парные вазы с цветами на каминной полке. Надо признать, что даже в состоянии этакого трупного окоченения Бен выглядел невероятно привлекательным. Я всегда считала, что в черном шелковом халате и с легкой небритостью Бен просто неотразим.
– Это ты, Элли?
Не открывая глаз, он осторожно сел, словно больной, которому впервые после операции разрешили самостоятельно наведаться в туалет.
Стараясь не смотреть на соблазнительные завитки на его груди, я сурово заговорила:
– Понимаю, у тебя был тяжелый день, но подумай о своей матери!..
– Я сидел возле нее, пока она не заснула.
– Мой отважный рыцарь!
– Изо всех сил стараюсь быть на высоте, Элли, но это так тяжело! – Бен притянул меня поближе и запустил руки в мои волосы. – Видишь ли, я всю жизнь смотрел на отца снизу вверх…
– Экая чушь! Да он на голову ниже тебя!
– А мне казалось – на полголовы, – растерялся Бен. – Но суть не в этом. Я всегда считал отца незыблемым приверженцем истины, а теперь…
– Только не это! – Я заглянула в его бездонные сине-зеленые глаза. – Только не говори, что вся их жизнь – сплошная ложь.
– Что же, считать их несчастными влюбленными?
– Именно! Чем горевать о прошлом, надо постараться соединить их. У истории обязательно должен быть хороший конец!
– Но они упрямы, как стадо ослов.
– Как и все мы. – Я стянула платье. – Но должен же быть выход из этой ситуации!
– Выход надо найти ради общего блага, – вздохнул Бен. – Потому что, как бы сильно я ни любил Мамулю, меня дрожь пробирает, едва подумаю, что она может поселиться с нами.
– Как я тебя понимаю. – Мой голос звучал глухо не только от уныния: я как раз надевала через голову ночную рубашку.
– Может, мне оседлать скакуна и отправиться на поиски Папули в глухую ночь?
– Нет-нет, им надо побыть врозь. А завтра мы что-нибудь придумаем. Пока у меня одно предложение: начать с утра обзванивать окрестности в поисках раввина и попа, согласных в четыре руки обвенчать их.
– Любимая! – Бен подхватил меня и положил на кровать. – Умей ты хоть капельку готовить, я был бы в твоих руках как воск.
– Обед получился ужасный, правда?..
– Да, но я ведь типичный закомплексованный мужчина. Если бы ты готовила не хуже меня, я бы чувствовал себя не в своей тарелке. Так что ты лучше развивай свои прочие многочисленные и непревзойденные таланты!
– А знаешь, о чем я только что подумала?
– Поделись, мой ангел. – Бен поцеловал меня и спустил с моих плеч ночную рубашку.
– Ведь Вильгельм Завоеватель тоже был плодом незаконной любви.
– Как и все сексуальные мужчины.
– Неужели ты уже оправился от шока и не станешь проходить все пять – или сколько их там – стадий депрессии?!
– Увы, Элли. Как раз сейчас мне требуется твоя целительная помощь.
Он погасил свет, и мы остались вместе на нашем маленьком островке любви. Какое блаженство оказаться вдвоем с Беном после тяжелого дня! Он поцеловал меня в щеки, потом в глаза, придвинулся ко мне поближе. Погрузил свои точеные руки в мои волосы… очень неосмотрительно, надо сказать. Секунду спустя ненаглядный подскочил, едва не оторвав мне голову.
– Ой-й! – взвизгнула я.
Надеюсь, визг прозвучал соблазнительно.
– Ш-ш-ш! – Бен очень сексуальным жестом приложил палец к моим губам.
– Близнецы?
Я тут же села, зажгла свет и приготовилась рвануть в детскую. Оттуда, правда, не долетало ни звука, но у Бена слух острее, чем у меня.
– Нет. – Бен ткнул в потолок. – Это Мамуля. Меряет спальню шагами и стирает лак с паркета.
– Ты же сам сказал, что она заснула при тебе.
– Знаю. Но я забыл налить ей снотворного в молоко.
– Может, она ищет свои часики или что-нибудь в этом роде?.. – прошептала я, вслушиваясь в шаги над головой.
В каждом шаге мне чудилась безысходная тоска. К тому же Магдалина разговаривала сама с собой: до нас доносилось монотонное бормотание.
– Перебирает четки, – объяснил Бен, – и читает молитвы.
– Да обрящет она утешение…
– Всю ночь будет так маршировать… Только я собиралась сказать, что пойду поищу для Бена «беруши», как сверху раздался истерический визг Пуси.
– Замечательно! – ухмыльнулся Бен. – Собака выучилась говорить «аминь».
– Если мы их слышим, то, значит, они слышат нас…
– О чем я уже пять минут тебе и талдычу.
Бен скорчил гримасу, и мы заползли под одеяла, стараясь не шуршать простынями. И тут же снова подскочили от истошного собачьего лая.
– Что еще? – жалобно простонала я.
– Слушай! – Бен поднял палец, и туг до меня донесся шум мотора и скрежет гравия.
Какая-то машина остановилась у парадного подъезда.
– Возвращение блудного отца, – заметил почтительный сын.
– Ну вот, видишь, молитвы Мамули были услышаны!
Я весело выскочила из постели, накинула халатик и помчалась вниз вслед за супругом, зажигая на бегу лампы в холле. Неужели моя свекровь в это время стояла затаив дыхание в своей комнатке, с замиранием сердца прислушиваясь к шуму?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Не может быть!
– Да, с непривычки жутковато, – скорбно согласилась я.
– Не то слово! При том, что старушенция до сих пор, кажется, считает, будто детей находят в капусте, и бегает в церковь каждые пять минут!
– Из Легиона Марии ее выгонят взашей, это уж как пить дать! – Миссис Мэллой тяжко вздохнула. – Католическая церковь в таких вещах шуток не признает. Я наслышана от миссис Корнишон. Она ведь сама была католичкой, пока не пришла поденщицей к викарию и решила, что для продвижения по службе перейдет в англиканскую церковь.
– Вот лицемерка!
Я сообразила, что Фредди имеет в виду Мамулю, и поспешила встать на ее защиту:
– Она сама возвела психологический барьер и убедила себя, что безгрешна перед церковью.
– И ты позволила ей спать в одной постели с ее дружком! Ты хоть подумала, какое влияние это окажет на моральные устои твоих невинных крошек! Элли, в какую пропасть мы катимся?! – Фредди скорчил печальную мину.
– Меня не спрашивай! Я иду спать!
Я была уже в дверях, когда Фредди задал очередной вопрос, к счастью не имеющий отношения к моим грешным родственникам.
– Я тебе по-прежнему нужен на ярмарке?
– Что-что?.. Ах да! Я же просила тебя собрать деньги за аренду палаток? В кабинете на столе список возможных жертвователей на этот ужас. Если бы ты стартовал на этой неделе, я была бы тебе очень признательна. Спокойной ночи, Фредди и миссис Мэллой.
– Если Бену надо поплакаться в жилетку, так я тут, не забудь! – великодушно предложил кузен, и я поплелась на второй этаж, где мой муж, увы, не ждал меня, затаив дыхание.
Бен лежал на нашей старинной двуспальной кровати: ноги вытянуты, руки сложены на груди. Словно больничная сиделка только что обрядила его в последний путь… Похоронную атмосферу комнаты усугубляли парные вазы с цветами на каминной полке. Надо признать, что даже в состоянии этакого трупного окоченения Бен выглядел невероятно привлекательным. Я всегда считала, что в черном шелковом халате и с легкой небритостью Бен просто неотразим.
– Это ты, Элли?
Не открывая глаз, он осторожно сел, словно больной, которому впервые после операции разрешили самостоятельно наведаться в туалет.
Стараясь не смотреть на соблазнительные завитки на его груди, я сурово заговорила:
– Понимаю, у тебя был тяжелый день, но подумай о своей матери!..
– Я сидел возле нее, пока она не заснула.
– Мой отважный рыцарь!
– Изо всех сил стараюсь быть на высоте, Элли, но это так тяжело! – Бен притянул меня поближе и запустил руки в мои волосы. – Видишь ли, я всю жизнь смотрел на отца снизу вверх…
– Экая чушь! Да он на голову ниже тебя!
– А мне казалось – на полголовы, – растерялся Бен. – Но суть не в этом. Я всегда считал отца незыблемым приверженцем истины, а теперь…
– Только не это! – Я заглянула в его бездонные сине-зеленые глаза. – Только не говори, что вся их жизнь – сплошная ложь.
– Что же, считать их несчастными влюбленными?
– Именно! Чем горевать о прошлом, надо постараться соединить их. У истории обязательно должен быть хороший конец!
– Но они упрямы, как стадо ослов.
– Как и все мы. – Я стянула платье. – Но должен же быть выход из этой ситуации!
– Выход надо найти ради общего блага, – вздохнул Бен. – Потому что, как бы сильно я ни любил Мамулю, меня дрожь пробирает, едва подумаю, что она может поселиться с нами.
– Как я тебя понимаю. – Мой голос звучал глухо не только от уныния: я как раз надевала через голову ночную рубашку.
– Может, мне оседлать скакуна и отправиться на поиски Папули в глухую ночь?
– Нет-нет, им надо побыть врозь. А завтра мы что-нибудь придумаем. Пока у меня одно предложение: начать с утра обзванивать окрестности в поисках раввина и попа, согласных в четыре руки обвенчать их.
– Любимая! – Бен подхватил меня и положил на кровать. – Умей ты хоть капельку готовить, я был бы в твоих руках как воск.
– Обед получился ужасный, правда?..
– Да, но я ведь типичный закомплексованный мужчина. Если бы ты готовила не хуже меня, я бы чувствовал себя не в своей тарелке. Так что ты лучше развивай свои прочие многочисленные и непревзойденные таланты!
– А знаешь, о чем я только что подумала?
– Поделись, мой ангел. – Бен поцеловал меня и спустил с моих плеч ночную рубашку.
– Ведь Вильгельм Завоеватель тоже был плодом незаконной любви.
– Как и все сексуальные мужчины.
– Неужели ты уже оправился от шока и не станешь проходить все пять – или сколько их там – стадий депрессии?!
– Увы, Элли. Как раз сейчас мне требуется твоя целительная помощь.
Он погасил свет, и мы остались вместе на нашем маленьком островке любви. Какое блаженство оказаться вдвоем с Беном после тяжелого дня! Он поцеловал меня в щеки, потом в глаза, придвинулся ко мне поближе. Погрузил свои точеные руки в мои волосы… очень неосмотрительно, надо сказать. Секунду спустя ненаглядный подскочил, едва не оторвав мне голову.
– Ой-й! – взвизгнула я.
Надеюсь, визг прозвучал соблазнительно.
– Ш-ш-ш! – Бен очень сексуальным жестом приложил палец к моим губам.
– Близнецы?
Я тут же села, зажгла свет и приготовилась рвануть в детскую. Оттуда, правда, не долетало ни звука, но у Бена слух острее, чем у меня.
– Нет. – Бен ткнул в потолок. – Это Мамуля. Меряет спальню шагами и стирает лак с паркета.
– Ты же сам сказал, что она заснула при тебе.
– Знаю. Но я забыл налить ей снотворного в молоко.
– Может, она ищет свои часики или что-нибудь в этом роде?.. – прошептала я, вслушиваясь в шаги над головой.
В каждом шаге мне чудилась безысходная тоска. К тому же Магдалина разговаривала сама с собой: до нас доносилось монотонное бормотание.
– Перебирает четки, – объяснил Бен, – и читает молитвы.
– Да обрящет она утешение…
– Всю ночь будет так маршировать… Только я собиралась сказать, что пойду поищу для Бена «беруши», как сверху раздался истерический визг Пуси.
– Замечательно! – ухмыльнулся Бен. – Собака выучилась говорить «аминь».
– Если мы их слышим, то, значит, они слышат нас…
– О чем я уже пять минут тебе и талдычу.
Бен скорчил гримасу, и мы заползли под одеяла, стараясь не шуршать простынями. И тут же снова подскочили от истошного собачьего лая.
– Что еще? – жалобно простонала я.
– Слушай! – Бен поднял палец, и туг до меня донесся шум мотора и скрежет гравия.
Какая-то машина остановилась у парадного подъезда.
– Возвращение блудного отца, – заметил почтительный сын.
– Ну вот, видишь, молитвы Мамули были услышаны!
Я весело выскочила из постели, накинула халатик и помчалась вниз вслед за супругом, зажигая на бегу лампы в холле. Неужели моя свекровь в это время стояла затаив дыхание в своей комнатке, с замиранием сердца прислушиваясь к шуму?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63