– проревел Папуля.
Родитель моего мужа вечно вопит, словно весь мир оглох. И ему это сходит с рук, потому что его седой бородище позавидует Дед Мороз, а добрейшие глазки-оливки во времена давно минувшей юности, наверное, воспламеняли сердца многих девушек.
– Ох, палатки!..
Я собиралась было сказать, что это какая-то ошибка, как дверь распахнулась, и в дом ворвался краснорожий детина в комбинезоне, с карандашом за ухом и с мятой бумажонкой в мясистой лапе.
– Хозяйка, мы все установили чин чинарем, так что распишитесь, и мы сваливаем!
– Сваливайте хоть сию секунду, только заберите с собой палатки.
– Так ведь вы их сами заказали, хозяйка!
– Знаю, – выдавила я улыбку. – Но для ярмарки, которая состоится двенадцатого июля, а не июня. И разбить их надо было в парке поместья Помрой-Мэнор, а не здесь!
Захлопнув дверь перед его обиженной мордой, я облегченно вздохнула. Магдалина скорбно сказала, что сразу же поняла – палатки не для них с Папулей, она никогда не претендовала на такие почести. Прежде чем я ответила, в трижды проклятую дверь снова постучали. Я открыла, надеясь, что это парламентер с белым флагом, готовый сдаться и забрать палатки при условии, что я оплачу счет.
– О, миссис Корнишон! – Я постаралась изобразить радостное изумление.
– Очень надеюсь, что не помешала. – На пухлой физиономия миссис Корнишон появилось виноватое выражение.
Эдна Корнишон в отличие от миссис Мэллой выглядит как вылитая приходящая домработница: из-под драной косынки торчат бигуди, серый халат застегнут вкось и вкривь.
– Мои родственники только что приехали, но я всегда вам рада.
– Я бы зашла с черного хода… – Миссис Корнишон всегда говорит, делая огромные паузы, словно ждет, пока ее слова переведут на чужой язык. – Но мне не хотелось встречаться с миссис Мэллой… особенно после нашего последнего разговора. Рокси уж очень языкатая стала… вот я и не хочу с ней сталкиваться лишний раз.
Я обреченно распахнула дверь. Эдна Корнишон переступила порог и раскрыла свой огромный черный ридикюль.
– Вот, миссис Хаскелл, принесла вам несколько бутылочек моего винца из одуванчиков. Рокси шепнула мне, что вы уже высосали все, что я прислала на прошлой неделе.
– О, большое спасибо! – Даже не оборачиваясь, я знала, что Мамуля обменялась с Папулей многозначительным взглядом. – Если вас не затруднит, поставьте их на кухне. Там как раз миссис Мэллой и мой кузен Фредди с близнецами.
Я слышала, как таксист, здоровенный бычище, шумно сопит, словно желая дать понять, что у него в машине стучит счетчик. Боюсь, я выпихнула миссис Корнишон в кухню, не дав ей толком поздороваться с моими гостями. Прибежав из кухни, я выдавила из себя улыбку и для таксиста. Лицо его уже походило цветом на свеклу.
– Слушайте, мадам, – бубнил он, глядя на Мамулю, – при посадке я пересчитал весь ваш багаж, и все баулы здесь!
– А я вам говорю, – отрезала Магдалина, – что моя рабочая корзинка куда-то пропала. Естественно, никому нет дела до моих потерь, хотя рукоделие для меня – смысл жизни… конечно, после церкви. – Мамуля осенила себя крестом.
Папуля испустил тяжкий вздох, даже усы его затрепетали.
– Знаешь что, Магдалина? Я с тобой свихнусь! Куда бы мы ни поехали за все тридцать восемь лет, ты непременно что-нибудь теряешь!
– Куда же это мы ездили, Исаак? Даже на пикнике за все это время ни разу не побывали!
– Ну вот опять… – Папуля повернулся ко мне. – Твоя свекровь злопамятна, как слон. – Голос его перерос в громовые раскаты. – Ей кажется, будто она потеряла корзинку, когда на самом деле – зонтик! И знаешь почему, Элли? Потому что каждые пять минут она перекладывает вещи с места на место! В поезде она сунула свое рукоделие сперва в большой баул, потом в маленький, потом снова в большой!
Мамуля гордо выпрямилась и стала ростом с тумбочку.
– Я люблю порядок!
– Так что с вас два фунта двадцать пенсов. Таксист попытался дружелюбно оскалиться и разлепил бумажник. Сунув в него пятифунтовую банкноту, вьщанную Папулей, таксист отслюнил сдачу и удалился. Закрывая за ним дверь, я слышала, как из кухни несутся веселые вопли моих чад.
Мамуля навострила ушки под вязаным беретиком.
– Это близнецы?
– Да! Сегодня их развлекает мой кузен. Судя по смеху, им очень весело.
Я с трудом удерживалась от желания распахнуть дверь, промчаться по коридору и похвастаться Эбби и Тэмом. Конечно, малышей следовало причесать и умыть, но что с того? Дедушки-бабушки видят не глазами, а сердцем. Они поймут, ведь я же не мальтийских болонок воспитываю, не при Пусе будь сказано. От избытка чувств я поцеловала Мамулю, и она даже не поморщилась, а клюнула воздух дюймах в трех от моей щеки и вцепилась в свою сумочку, словно в спасательный круг.
– Не поверите, как они выросли! У Тэма волосы совсем потемнели, а у Эбби остались светлыми, как золотая пряжа, да она и сама – чистое золотце!
– Мы посмотрим на них, только смоем всю дорожную грязь и микробы! – решила Магдалина. – Я знаю, Элли, теперь другие времена и молодежь не так щепетильна в вопросах гигиены… Вы так заняты своими делами, что у вас нет времени… но мы с Исааком для этого слишком стары.
– Говори за себя, а не за других! – прогремел Папуля, подмигнув мне.
Я ни капельки не обиделась на Магдалину – она же устала с дороги и, наверное, пыталась вспомнить, какому святому следует молиться о взыскании утерянного багажа, чтобы сказать спасибо за найденную рабочую корзинку. И тут мое сердце провалилось куда-то в желудок. Я вспомнила про святого Франциска! Не смея взглянуть в сторону пустой ниши, я начала лихорадочно соображать, куда все же сунула статуэтку. Мало того, салфетки коварно лезли из лифчика, образуя подобие широкого елизаветинского воротника!
Мамуля хищно подергала носиком, как вампир на станции переливания крови.
– Элли, тут как-то странно пахнет…
Я похолодела от мысли, что мой дезодорант меня подвел. Попятившись, я налетела на напольные часы, которые брюзгливо бумкнули. Не только они узнали о моем позоре: дружная парочка, два комплекта древних рыцарских доспехов, жадно качнулись вперед, чтобы лучше слышать.
– А я ничего не чувствую! – завопил Папуля.
Магдалина все поводила носиком.
– Это же лаванда!
От облегчения я едва не грохнулась в обморок.
– Совершенно верно, я натирала мебель «Лавандовым Воском Джонсона».
– А я всегда пользуюсь «Верным Лимоном»! – Мамуля вытянула шею и ухитрилась стать еще меньше, чем обычно. – Но у всех нас есть свои странности, и я не собираюсь тебя критиковать, Элли.
Она огляделась, ища, куда бы деть сумку. Гостиная без единой салфеточки казалась непристойно обнаженной. Я чувствовала себя так, словно наш мойщик окон мистер Уткинс застал меня в ванне голой, даже без спасительной мочалки, чтобы прикрыть срам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Родитель моего мужа вечно вопит, словно весь мир оглох. И ему это сходит с рук, потому что его седой бородище позавидует Дед Мороз, а добрейшие глазки-оливки во времена давно минувшей юности, наверное, воспламеняли сердца многих девушек.
– Ох, палатки!..
Я собиралась было сказать, что это какая-то ошибка, как дверь распахнулась, и в дом ворвался краснорожий детина в комбинезоне, с карандашом за ухом и с мятой бумажонкой в мясистой лапе.
– Хозяйка, мы все установили чин чинарем, так что распишитесь, и мы сваливаем!
– Сваливайте хоть сию секунду, только заберите с собой палатки.
– Так ведь вы их сами заказали, хозяйка!
– Знаю, – выдавила я улыбку. – Но для ярмарки, которая состоится двенадцатого июля, а не июня. И разбить их надо было в парке поместья Помрой-Мэнор, а не здесь!
Захлопнув дверь перед его обиженной мордой, я облегченно вздохнула. Магдалина скорбно сказала, что сразу же поняла – палатки не для них с Папулей, она никогда не претендовала на такие почести. Прежде чем я ответила, в трижды проклятую дверь снова постучали. Я открыла, надеясь, что это парламентер с белым флагом, готовый сдаться и забрать палатки при условии, что я оплачу счет.
– О, миссис Корнишон! – Я постаралась изобразить радостное изумление.
– Очень надеюсь, что не помешала. – На пухлой физиономия миссис Корнишон появилось виноватое выражение.
Эдна Корнишон в отличие от миссис Мэллой выглядит как вылитая приходящая домработница: из-под драной косынки торчат бигуди, серый халат застегнут вкось и вкривь.
– Мои родственники только что приехали, но я всегда вам рада.
– Я бы зашла с черного хода… – Миссис Корнишон всегда говорит, делая огромные паузы, словно ждет, пока ее слова переведут на чужой язык. – Но мне не хотелось встречаться с миссис Мэллой… особенно после нашего последнего разговора. Рокси уж очень языкатая стала… вот я и не хочу с ней сталкиваться лишний раз.
Я обреченно распахнула дверь. Эдна Корнишон переступила порог и раскрыла свой огромный черный ридикюль.
– Вот, миссис Хаскелл, принесла вам несколько бутылочек моего винца из одуванчиков. Рокси шепнула мне, что вы уже высосали все, что я прислала на прошлой неделе.
– О, большое спасибо! – Даже не оборачиваясь, я знала, что Мамуля обменялась с Папулей многозначительным взглядом. – Если вас не затруднит, поставьте их на кухне. Там как раз миссис Мэллой и мой кузен Фредди с близнецами.
Я слышала, как таксист, здоровенный бычище, шумно сопит, словно желая дать понять, что у него в машине стучит счетчик. Боюсь, я выпихнула миссис Корнишон в кухню, не дав ей толком поздороваться с моими гостями. Прибежав из кухни, я выдавила из себя улыбку и для таксиста. Лицо его уже походило цветом на свеклу.
– Слушайте, мадам, – бубнил он, глядя на Мамулю, – при посадке я пересчитал весь ваш багаж, и все баулы здесь!
– А я вам говорю, – отрезала Магдалина, – что моя рабочая корзинка куда-то пропала. Естественно, никому нет дела до моих потерь, хотя рукоделие для меня – смысл жизни… конечно, после церкви. – Мамуля осенила себя крестом.
Папуля испустил тяжкий вздох, даже усы его затрепетали.
– Знаешь что, Магдалина? Я с тобой свихнусь! Куда бы мы ни поехали за все тридцать восемь лет, ты непременно что-нибудь теряешь!
– Куда же это мы ездили, Исаак? Даже на пикнике за все это время ни разу не побывали!
– Ну вот опять… – Папуля повернулся ко мне. – Твоя свекровь злопамятна, как слон. – Голос его перерос в громовые раскаты. – Ей кажется, будто она потеряла корзинку, когда на самом деле – зонтик! И знаешь почему, Элли? Потому что каждые пять минут она перекладывает вещи с места на место! В поезде она сунула свое рукоделие сперва в большой баул, потом в маленький, потом снова в большой!
Мамуля гордо выпрямилась и стала ростом с тумбочку.
– Я люблю порядок!
– Так что с вас два фунта двадцать пенсов. Таксист попытался дружелюбно оскалиться и разлепил бумажник. Сунув в него пятифунтовую банкноту, вьщанную Папулей, таксист отслюнил сдачу и удалился. Закрывая за ним дверь, я слышала, как из кухни несутся веселые вопли моих чад.
Мамуля навострила ушки под вязаным беретиком.
– Это близнецы?
– Да! Сегодня их развлекает мой кузен. Судя по смеху, им очень весело.
Я с трудом удерживалась от желания распахнуть дверь, промчаться по коридору и похвастаться Эбби и Тэмом. Конечно, малышей следовало причесать и умыть, но что с того? Дедушки-бабушки видят не глазами, а сердцем. Они поймут, ведь я же не мальтийских болонок воспитываю, не при Пусе будь сказано. От избытка чувств я поцеловала Мамулю, и она даже не поморщилась, а клюнула воздух дюймах в трех от моей щеки и вцепилась в свою сумочку, словно в спасательный круг.
– Не поверите, как они выросли! У Тэма волосы совсем потемнели, а у Эбби остались светлыми, как золотая пряжа, да она и сама – чистое золотце!
– Мы посмотрим на них, только смоем всю дорожную грязь и микробы! – решила Магдалина. – Я знаю, Элли, теперь другие времена и молодежь не так щепетильна в вопросах гигиены… Вы так заняты своими делами, что у вас нет времени… но мы с Исааком для этого слишком стары.
– Говори за себя, а не за других! – прогремел Папуля, подмигнув мне.
Я ни капельки не обиделась на Магдалину – она же устала с дороги и, наверное, пыталась вспомнить, какому святому следует молиться о взыскании утерянного багажа, чтобы сказать спасибо за найденную рабочую корзинку. И тут мое сердце провалилось куда-то в желудок. Я вспомнила про святого Франциска! Не смея взглянуть в сторону пустой ниши, я начала лихорадочно соображать, куда все же сунула статуэтку. Мало того, салфетки коварно лезли из лифчика, образуя подобие широкого елизаветинского воротника!
Мамуля хищно подергала носиком, как вампир на станции переливания крови.
– Элли, тут как-то странно пахнет…
Я похолодела от мысли, что мой дезодорант меня подвел. Попятившись, я налетела на напольные часы, которые брюзгливо бумкнули. Не только они узнали о моем позоре: дружная парочка, два комплекта древних рыцарских доспехов, жадно качнулись вперед, чтобы лучше слышать.
– А я ничего не чувствую! – завопил Папуля.
Магдалина все поводила носиком.
– Это же лаванда!
От облегчения я едва не грохнулась в обморок.
– Совершенно верно, я натирала мебель «Лавандовым Воском Джонсона».
– А я всегда пользуюсь «Верным Лимоном»! – Мамуля вытянула шею и ухитрилась стать еще меньше, чем обычно. – Но у всех нас есть свои странности, и я не собираюсь тебя критиковать, Элли.
Она огляделась, ища, куда бы деть сумку. Гостиная без единой салфеточки казалась непристойно обнаженной. Я чувствовала себя так, словно наш мойщик окон мистер Уткинс застал меня в ванне голой, даже без спасительной мочалки, чтобы прикрыть срам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63