Когда я вернулся со сборов, а Мама приехала из деревни, то дело уже было сделано. Бабушка ушла на пенсию, а Рис твердо считал, что его родила Бабушка, и слышать не хотел о возвращении домой. На словах Бабушка вроде бы его не поддерживала, но всегда находила массу причин, чтобы затянуть переезд Риса домой. Дедушка ходил в личине дипломата и лишь покашливал, но у меня были основания предполагать, что половину причин изобрел он.
В общем, Риса удалось отбить лишь после того, как мы с Мамой получили квартиру, хотя можно считать, что эту квартиру получили не мы с Мамой, а Дедушка с Бабушкой, потому что Дедушка с Бабушкой находились в нашей квартире больше нас самих. Бабушка отлучалась лишь ненадолго, а вернувшись, находила много упущений в воспитании Риса и особенно в уходе за ним.
– Ты не голодный, внучек? – первым делом спрашивала Бабушка, войдя в нашу, а вернее – в собственную квартиру.
– Смотря что, – осторожно отвечал Рис.
Бабушка ставила на стол огромную коробку с тортом.
– Вообще, – говорила Бабушка. – Ты сколько часов уже не ел?
Рис тащил из другой комнаты Мамины маникюрные ножницы.
– Он с цветами или с зайцами?
– С цветами.
– С зайцами вкуснее, – капризничал Рис, но тем не менее деловито начинал пилить шпагат на коробке.
– Бедный ребенок, – говорила Бабушка. – Сразу видно, что он голодный. Наверно, часа два ничего не ел.
– Три, – уточнял Рис. – Сначала в двенадцать ничего не ел, потом в одиннадцать, потом в десять.
– Три часа голодный! – ужасалась Бабушка. – Что же это за родители! Это изверги, а не родители!
И пошло, и поехало.
Бабушка вообще любила «давать чертей», как она выражалась. Бабушка по натуре своей была воином, вот почему она, наверно, дослужилась до начальника такого сложного и «богом и людьми проклятого» (Бабушкино выражение) треста. Когда Бабушка начинала «давать чертей», то не стеснялась в выражениях, будто находилась на производственном собрании водопроводчиков. Во время конфликтов я так ей и говорил:
– Мама, выбирай выражения, ты не на собрании водопроводчиков.
На что Бабушка отвечала:
– У самого распоследнего водопроводчика в душе больше нежности и чуткости, чем у вас.
Вообще же Бабушка была добрым и справедливым человеком. Если, конечно, дело не касалось Риса.
Иногда я размышлял, почему Рис имеет такую власть над Бабушкой. Неужели это врожденный инстинкт всех бабушек – до самоотречения любить своих внуков? Но ведь далеко не все бабушки любят внуков, а даже если и любят, то не так неистово, как наша Бабушка. Временами мне кажется, что Рис сознательно разжигает Бабушкину любовь, как искусный истопник огонь в печке. Топливом служат Бабушкины слабости: властолюбие и сознание собственной значимости.
– Бабушка у нас самая главная, – говорит Рис очень часто. – Бабушка захочет, позовет своих слесарей, и они отключат в вашей квартире и воду, и газ, и свет, и обои сдерут, и потолок сломают.
– За такие вещи полагается тюрьма, – объясняю я Рису.
– Ну и что? – отвечает Рис. – Она и в тюрьму слесарей позовет. Они там тоже все поотключают.
Рис ехидно смотрит на меня.
– И унитаз отключат. Что тогда, а? Сразу выпустят.
Я смущенно замолкаю. Действительно, если Бабушке удастся устроить в тюрьме такой переполох, то ее не будут там держать ни часа.
Надо отдать Бабушке должное – она протестует против своего культа.
– Так нехорошо, внучек, говорить, – замечает Бабушка. – Я не самая главная. Главные у нас в доме для тебя мама и папа, и их надо слушаться. А бабушка она и есть бабушка.
Голос у Бабушки неискренний.
– Нет, ты самая главная, – настаивает Рис. – Ты родила Папу, а Папа нашел Маму и дал ей нашу фамилию.
Молчавшая до сих пор Мама настораживается.
– Это я нашла Папу, – заявляет она решительно.
– Но позволь… – протестую я.
– Да! Если бы я тебя тогда не пригласила на дамский…
– Подумаешь… Меня пригласил бы кто-нибудь другой.
– Тебя никто бы не пригласил.
– Это почему же?
– Танец уже почти кончился, а ты стоял как пень.
– Если хочешь знать, я уже отказал двум мартышкам.
– Может, и я мартышка? – спрашивает Мама с женской логичностью.
– Я же говорил о тех, которым я отказал, – отвечаю я.
– Значит, если бы ты мне отказал, то я тоже была бы мартышкой?
– Но я же не отказал тебе.
– Ах, не отказал!
– Что же здесь плохого? Ты радоваться должна.
Мама не отвечает. На ее глазах появляются маленькие круглые бусинки, и Мама, оставив на моей рубашке горячий утюг, убегает в другую комнату.
– Это все из-за тебя, – говорю я Рису. – Когда ты перестанешь умничать?
– Никогда, – отвечает Рис.
Моя рука тянется к Рисовому уху. Бабушка сбивает ее на лету, как сбивает современная ракета-перехватчик самолет: точно, быстро и беспощадно.
– Ребенок тут ни при чем, – говорит Бабушка голосом трибуна. – Совсем затуркали бедного ребенка. Сами ссорятся, а ребенок виноват. Вы только посмотрите на них! – Мне казалось, бабушка в этом месте поднимет руку и добавит слово «люди» в качестве обращения к невидимым зрителям, но она не добавила. – Один упражняется в юморе, а другая устраивает сцены! И это называются родители!
– Я же тебя столько раз просил – не вмешивайся в наши внутренние вопросы, – говорю я.
– Вмешивайся, бабулька! Вмешивайся сильней! – говорит Рис.
– Уши оборву! – угрожающе говорю я.
– Новые вырастут, – беспечно отвечает Рис.
– А ну-ка иди сюда! – говорю я.
– Ым! – отвечает Рис и наставляет на меня локоть.
– Кому сказал!
Рис прячется за Бабушкину спину.
– Зайцы косят трын-траву! – говорит Рис, казалось бы, безо всякого смысла.
У меня по спине пробегают мурашки.
– Что ты сказал? Повтори!
– Что ты привязался к бедному ребенку? – спрашивает Бабушка. – Что он такого сказал? Придираешься к каждой фразе. Шел бы лучше тренироваться.
– Нет, пусть он повторит!
– Зайцы косят трын-траву, – повторяет Рис и смотрит на меня невинными глазами из-за Бабушкиной спины.
Я делаю хватательное движение. Бабушка сразу увеличивается в размерах, как наседка.
– Успокойся, сынок. Что здесь такого? Ребенок сказал: «Зайцы косят трын-траву». Если ты будешь волноваться из-за каждого слова.
– В самом деле, – говорит Дедушка, – не стоит расстраиваться из-за чепухи. Подумаешь: зайцы косят трын-траву…
Рис начинает хныкать:
– Я просто сказал: «Зайцы косят трын-траву», а он сразу драться.
Я хватаю свою рубашку. На ее спине от утюга желтое пятно.
– Боже мой! Сожгла рубашку! – кричит Бабушка. – Совсем новую рубашку! Конечно, так жить – никаких миллионов не хватит! Забыла утюг! Какая же это хозяйка забывает на белье утюг?
– Да! Забыла! Сожгла! – кричит Мама в приоткрытую дверь. – Захочу – и все сожгу!
– И сожгет! Она такая! – говорит Рис.
– Замолчи, сопляк!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
В общем, Риса удалось отбить лишь после того, как мы с Мамой получили квартиру, хотя можно считать, что эту квартиру получили не мы с Мамой, а Дедушка с Бабушкой, потому что Дедушка с Бабушкой находились в нашей квартире больше нас самих. Бабушка отлучалась лишь ненадолго, а вернувшись, находила много упущений в воспитании Риса и особенно в уходе за ним.
– Ты не голодный, внучек? – первым делом спрашивала Бабушка, войдя в нашу, а вернее – в собственную квартиру.
– Смотря что, – осторожно отвечал Рис.
Бабушка ставила на стол огромную коробку с тортом.
– Вообще, – говорила Бабушка. – Ты сколько часов уже не ел?
Рис тащил из другой комнаты Мамины маникюрные ножницы.
– Он с цветами или с зайцами?
– С цветами.
– С зайцами вкуснее, – капризничал Рис, но тем не менее деловито начинал пилить шпагат на коробке.
– Бедный ребенок, – говорила Бабушка. – Сразу видно, что он голодный. Наверно, часа два ничего не ел.
– Три, – уточнял Рис. – Сначала в двенадцать ничего не ел, потом в одиннадцать, потом в десять.
– Три часа голодный! – ужасалась Бабушка. – Что же это за родители! Это изверги, а не родители!
И пошло, и поехало.
Бабушка вообще любила «давать чертей», как она выражалась. Бабушка по натуре своей была воином, вот почему она, наверно, дослужилась до начальника такого сложного и «богом и людьми проклятого» (Бабушкино выражение) треста. Когда Бабушка начинала «давать чертей», то не стеснялась в выражениях, будто находилась на производственном собрании водопроводчиков. Во время конфликтов я так ей и говорил:
– Мама, выбирай выражения, ты не на собрании водопроводчиков.
На что Бабушка отвечала:
– У самого распоследнего водопроводчика в душе больше нежности и чуткости, чем у вас.
Вообще же Бабушка была добрым и справедливым человеком. Если, конечно, дело не касалось Риса.
Иногда я размышлял, почему Рис имеет такую власть над Бабушкой. Неужели это врожденный инстинкт всех бабушек – до самоотречения любить своих внуков? Но ведь далеко не все бабушки любят внуков, а даже если и любят, то не так неистово, как наша Бабушка. Временами мне кажется, что Рис сознательно разжигает Бабушкину любовь, как искусный истопник огонь в печке. Топливом служат Бабушкины слабости: властолюбие и сознание собственной значимости.
– Бабушка у нас самая главная, – говорит Рис очень часто. – Бабушка захочет, позовет своих слесарей, и они отключат в вашей квартире и воду, и газ, и свет, и обои сдерут, и потолок сломают.
– За такие вещи полагается тюрьма, – объясняю я Рису.
– Ну и что? – отвечает Рис. – Она и в тюрьму слесарей позовет. Они там тоже все поотключают.
Рис ехидно смотрит на меня.
– И унитаз отключат. Что тогда, а? Сразу выпустят.
Я смущенно замолкаю. Действительно, если Бабушке удастся устроить в тюрьме такой переполох, то ее не будут там держать ни часа.
Надо отдать Бабушке должное – она протестует против своего культа.
– Так нехорошо, внучек, говорить, – замечает Бабушка. – Я не самая главная. Главные у нас в доме для тебя мама и папа, и их надо слушаться. А бабушка она и есть бабушка.
Голос у Бабушки неискренний.
– Нет, ты самая главная, – настаивает Рис. – Ты родила Папу, а Папа нашел Маму и дал ей нашу фамилию.
Молчавшая до сих пор Мама настораживается.
– Это я нашла Папу, – заявляет она решительно.
– Но позволь… – протестую я.
– Да! Если бы я тебя тогда не пригласила на дамский…
– Подумаешь… Меня пригласил бы кто-нибудь другой.
– Тебя никто бы не пригласил.
– Это почему же?
– Танец уже почти кончился, а ты стоял как пень.
– Если хочешь знать, я уже отказал двум мартышкам.
– Может, и я мартышка? – спрашивает Мама с женской логичностью.
– Я же говорил о тех, которым я отказал, – отвечаю я.
– Значит, если бы ты мне отказал, то я тоже была бы мартышкой?
– Но я же не отказал тебе.
– Ах, не отказал!
– Что же здесь плохого? Ты радоваться должна.
Мама не отвечает. На ее глазах появляются маленькие круглые бусинки, и Мама, оставив на моей рубашке горячий утюг, убегает в другую комнату.
– Это все из-за тебя, – говорю я Рису. – Когда ты перестанешь умничать?
– Никогда, – отвечает Рис.
Моя рука тянется к Рисовому уху. Бабушка сбивает ее на лету, как сбивает современная ракета-перехватчик самолет: точно, быстро и беспощадно.
– Ребенок тут ни при чем, – говорит Бабушка голосом трибуна. – Совсем затуркали бедного ребенка. Сами ссорятся, а ребенок виноват. Вы только посмотрите на них! – Мне казалось, бабушка в этом месте поднимет руку и добавит слово «люди» в качестве обращения к невидимым зрителям, но она не добавила. – Один упражняется в юморе, а другая устраивает сцены! И это называются родители!
– Я же тебя столько раз просил – не вмешивайся в наши внутренние вопросы, – говорю я.
– Вмешивайся, бабулька! Вмешивайся сильней! – говорит Рис.
– Уши оборву! – угрожающе говорю я.
– Новые вырастут, – беспечно отвечает Рис.
– А ну-ка иди сюда! – говорю я.
– Ым! – отвечает Рис и наставляет на меня локоть.
– Кому сказал!
Рис прячется за Бабушкину спину.
– Зайцы косят трын-траву! – говорит Рис, казалось бы, безо всякого смысла.
У меня по спине пробегают мурашки.
– Что ты сказал? Повтори!
– Что ты привязался к бедному ребенку? – спрашивает Бабушка. – Что он такого сказал? Придираешься к каждой фразе. Шел бы лучше тренироваться.
– Нет, пусть он повторит!
– Зайцы косят трын-траву, – повторяет Рис и смотрит на меня невинными глазами из-за Бабушкиной спины.
Я делаю хватательное движение. Бабушка сразу увеличивается в размерах, как наседка.
– Успокойся, сынок. Что здесь такого? Ребенок сказал: «Зайцы косят трын-траву». Если ты будешь волноваться из-за каждого слова.
– В самом деле, – говорит Дедушка, – не стоит расстраиваться из-за чепухи. Подумаешь: зайцы косят трын-траву…
Рис начинает хныкать:
– Я просто сказал: «Зайцы косят трын-траву», а он сразу драться.
Я хватаю свою рубашку. На ее спине от утюга желтое пятно.
– Боже мой! Сожгла рубашку! – кричит Бабушка. – Совсем новую рубашку! Конечно, так жить – никаких миллионов не хватит! Забыла утюг! Какая же это хозяйка забывает на белье утюг?
– Да! Забыла! Сожгла! – кричит Мама в приоткрытую дверь. – Захочу – и все сожгу!
– И сожгет! Она такая! – говорит Рис.
– Замолчи, сопляк!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79