– А то вам еще одну историю, с коброй связанную, расскажу. Она короче.
– Валяй, – принимаясь за пирожное, согласился Иванов.
– Только это уже легенда, – предупредил Лева.
Дрова дружно трещали в печурке и по всей комнате распространялось благословенное тепло, понемногу навевающее на усталых летчиков сонливость. Гудел за окном ветер, и в тон ему приглушенно гудел голос Горышина.
– Жила в одном кишлаке красивая девушка по имени Гюльджан. Косы, глаза – одним словом, красавица первого класса. Ее не трогали змеи, а большая сильная кобра часто приползала в ее жилище. Приехал в кишлак великий эмир с многочисленной свитой…
– На ЗИМах или на «Волгах»? – невинным голосом спросил Алеша.
– Помолчи, – сердито осадил его рассказчик, – то же в девятнадцатом веке было. Так вот, увидал великий эмир красавицу и приказал зачислить ее, что называется, в штат своего гарема. Ему не надо было, как начальнику отдела кадров, писать аттестации, представления, готовить проект приказа и прочее. Указательным пальцем пошевелил – решение принято. Девушка та отчаянно сопротивлялась, но слуги связали ее по рукам и ногам, доставили в эмирский дворец. Ночью к ней пришел в спальню эмир. «Ты будешь моей самой любимой женой, только подари мне свои ласки», – уговаривал он. «Никогда!» – закричала девушка. Тгда эмир стал добиваться ее силой. Вдруг он почувствовал, что сбоку кто-то пристально смотрит на него. Оглянулся – кобра. Уже для прыжка изготовилась и капюшон свой до предела раздула.
– Словом, готовность номер один, – вставил Горелов.
– Затрясся эмир в испуге, окаменел и стал ее упрашивать дрожащим голосом: «Послушай, кобра, ты самая сильная и самая мудрая змея. Пощади, не отнимай меня у моего народа. Я не хочу, чтобы осиротел этот дворец и подданным некому было платить дань. Пощади, и я тебя озолочу». «Хорошо, – ответила кобра человеческим голосом и перестала раскачиваться. – Так и быть, я оставлю тебя для твоего народа. Он сам в тебе когда-нибудь разберется и сделает то, чего не сделала я. Но за то, что ты обидел мою госпожу, я должна тебя наказать. У тебя при гареме много евнухов, о великий эмир! С завтрашнего дня их станет на одного больше». Наутро великий эмир распустил свой гарем.
– Ай да история! – всплеснул руками Иванов. – Не дай бог оказаться на месте этого повелителя.
Семушкин, закрывая поддувало печурки, аппетитно зевнул.
– Интересно знать, эти самые кобры спят аль нет?
– Разумеется, спят! – убежденно воскликнул Лева.
– Тогда и нам пора на боковую. А то снова в кабины могут усадить…
Они разделись и загасили свет. Взбивая подушку, Иванов пробурчал:
– Ты бы, комсорг, почаще такие байки комсомольцам рассказывал. Успех бы имел.
Горелов подумал, что Иванов попал в самую точку. Дважды Алеша побывал на беседах Горышина с комсомольцами и дважды уносил тягостное чувство. Были эти беседы нудными, вялыми, а теперь этот же самый человек раскрылся перед ним совсем с другой стороны.
– Поспим, что ли! – сказал Иванов.
Слова его прозвучали как приказание, и воцарилась тишина. Алексей закрыл глаза и попытался уснуть. Его товарищи по дежурству быстро смолкли, и комната наполнилась ровным дыханием. А ему не спалось. Он вспомнил Верхневолжск, домик на Огородной с голубыми наличниками, мать. Тревожась, подумал: «Почему от нее так давно нет писем? Может, заболела?» Потом мысли его вернулись к Соболевке, аэродрому и к тем, кто лежал сейчас рядом на соседних койках. Как-то быстро промелькнули эти месяцы, и он, сам в то не веря, стал уже немножко другим. В нем появилось больше сдержанности, уверенности в своих силах. «Все-таки это здорово – водить в небе такую сложную машину! – признался он себе. – И ребята здесь все такие хорошие – и летчики, и техники. Никто ни разу не обидел. Если пошутят, то незлобиво. Если увидят, что споткнулся, – помогут встать».
И ему захотелось, чтобы у них всегда все было хорошо. Даже у замполита Жохова. «Вот острят по его адресу, шуточки отпускают обидные, – рассуждал Алеша, – а у него столько дел своих и забот, разве сочтешь! И все трудные, сложные. В войну он сражался, а сейчас уже постарел и, наверное, последние годы служит. Все ему помогать должны, не только критиковать, как Лева Горышин… Или вот лежит рядом старший лейтенант Иванов. Спит или только затаился, думает о жене. Рак, конечно, дело дрянное. Люди изобрели атомную энергию и космические корабли, а рак как косил их, так и косит. Но надо как-то потеплее утешить старшего лейтенанта. Верить бы в выздоровление ее заставил… Да ты совсем как горьковский странник Лука, – оборвал самого себя Горелов, но тотчас же самому себе и возразил: – А может, лучше, если от утешения человеку легче?! Вот и Семушкин мрачный ходит. Видимо, носит в себе какую-то боль, ни с кем не делясь. Или Лева Горышин. Неплохой парень и летчик стоящий. А с комсомольской работой у него не ладится…»
Ветер проносил над крышей дежурного домика все новые и новые облака, бил в стекла дождем. Незаметно Горелов уснул. Стало совсем тихо в дежурке, только часы громко стучали на столе, да Иванов несколько раз бормотнул что-то во сне.
Было без четверти шесть, когда телефон забился длинным звонком. Иванов вскочил босыми ногами на пол, снял трубку.
– Слушаюсь. Занимаем готовность номер один.
– Мы пойдем. Ладно? – попросил Горышин, приподнявшись на кровати.
Старший лейтенант кивнул головой, в трубку сказал:
– Сейчас в шесть тридцать готовность номер один займет пара лейтенанта Горышина… – И, повесив трубку, добавил: – Собирайтесь, хлопцы, а я еще доберу немного.
Алеша пошел за техниками. С их помощью он и Горышин надели высотные костюмы и покинули помещение. Утренний ветерок обдал их свежестью. В нем неуловимо присутствовала влага тех самых облаков, что пришли на Соболекву с моря. На больших телах истребителей оседала сырость.
На этом дежурстве самолеты Горелова и Горышина обслуживали братья-близнецы техники Колпаковы Олег и Виктор. Они были известны на весь военный округ – ни о ком так много не писала армейская печать. Отличники, кандидаты в военную академию… Горелов к ним приглядывался с любопытством. Действительно, если бы не шрам над левой бровью у Олега, их не различить.
Когда Горелов и его командир подошли к самолетам, там было уже все готово. Колпаковы играли в шахматы на недавно снятых сырых чехлах. Лева и Алеша не спешили садиться в кабины истребителей, с удовольствием любуясь наступавшим утром и небом, которое заголубело в двух или трех местах. Но радость их была преждевременной. Буквально через десять минут снова косыми рваными хлопьями поплыли облака и даже не облака, а так какой-то бесцветный теплый пар. Мелкая изморось вместе с ветром ударила в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106