И его обещание набить морду Шеферду
— эксцентричное заявление обычно миролюбивого человека — являлось как бы завершением его трудового дня.
— Да ну его ко всем чертям, этого капитана Зеленых. Словом, я опять тебя спрашиваю, что за день будет в следующую среду?
— Ей-богу, не знаю.
— Годовщина нашей помолвки.
Годовщина эта была связана с беспокойными для обоих воспоминаниями — юбилей, который не упоминался за все время их супружеской жизни. Это был день, когда Анита объявила Полу, что она ожидает ребенка, его ребенка, на что он ответил ей предложением своей руки и т.д. Теперь, когда события того дня были сглажены годами более или менее нормальной супружеской жизни, Пол подумал, что они могли бы превратить этот день именно в то, чем он никогда в действительности не был. Годовщина эта к тому же, если уж честно говорить, была бы идеальным началом его работы по перевоспитанию Аниты.
— Я наметил совершенно особую программу для этого вечера, — сказал он, — этот вечер не будет похож ни на один из наших вечеров, дорогая.
— Странно, что я совершенно позабыла об этой дате. Неужто в следующую среду? — Она поглядела на него со странным упреком, как будто история их помолвки совершенно стерлась у нее в памяти, и вот теперь он по совершенно пустячному поводу напомнил ей об этом событии. — Ну, это очень мило, — сказала она. — И как это ты только запомнил. Однако теперь, когда поездка на Лужок так близко…— Она была по природе настолько методична, что, если предстояло что-нибудь важное, все остальное для нее как бы совершенно утрачивало свое значение. С ее точки зрения было просто недопустимым обращать внимание на что-либо, помимо эпохальной поездки на Лужок.
— Да ну его ко всем чертям, этот Лужок!
— Как ты можешь так говорить?
— Я говорю, что мы с тобой выберемся в следующую среду…
— Что ж, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты капитан.
— Правильно, я капитан.
XVII
Эдгар Р. Б. Хэгстром, тридцати шести лет, крр-131313, андеркотер первого класса, 22-го охранного батальона, 58-го полка технического обслуживания, 110-й дивизии наземных сооружений Корпуса Ремонта и Реконструкции, был назван так в честь любимого писатели его отца, создателя Тарзана — Тарзана, который вдали от копоти и жестоких зим Чикаго, родного города Хэгстрома, водил дружбу со львами, слонами и обезьянами, и перелетал на лианах с одного дерева на другое, и который был сложен словно из кирпича, с квадратными плечами и широкой грудью, и который делал что ему хотелось с красивыми и цивилизованными женщинами в своих шалашах на деревьях, а всю остальную цивилизацию не трогал.
Э. Р. Б. Хэгстром любил Тарзана точно так же, как и его отец, и в десять раз больше ненавидел то, что ему приходится быть маленьким человеком и прозябать в Чикаго.
И Эдгар как раз читал в спальне про Тарзана, когда его толстая жена Ванда окликнула его со своего обычного места у окна в передней комнате их блочного дома в Парке Протеуса в Чикаго — послевоенного достижения, состоявшего в постройке трех тысяч домов, о которых только можно мечтать, для трех тысяч семей, по— видимому, имеющих одни и те же мечты.
— Господи, Эдгар, он едет!
— Хорошо, хорошо, хорошо, — сказал Эдгар. — Значит, он уже едет! А я-то что должен делать, брякнуться на брюхо и покрыть поцелуями ноги этого прохвоста? — Пока что он поднялся и даже оправил скомканную постель. Он положил свою книгу раскрытой на ночной столик, чтобы посетители поняли, что он читает книги, и двинулся в другую комнату. — Как он выглядит, Ван?
— Ты посмотри только, Эд, он как китайская клетка для птиц или что-то вроде этого, весь в золоте, и вообще.
Шах Братпура попросил своего гида, доктора Юинга Дж. Холъярда, показать ему дом типичного «такару», что в свободном переводе с языка одной культуры на язык другой означало «средний человек». Просьба эта была высказана, когда они возвращались из Карлсбадских пещер, и, проезжая Чикаго, Холъярд зашел в чикагскую контору учета личного состава для того, чтобы узнать имя такого вот местного представителя Америки.
Машины учета личного состава обработали данный вопрос и выдали карточку Эдгара Р. Б. Хэгстрома, который в статистическом смысле был средним человеком со всех точек зрения, за исключением числа его инициалов: возраст (36), рост (5 футов семь дюймов), вес (148 фунтов), лет супружества (11), показатель интеллекта (83), количество детей (2, мальчик 9 лет и девочка 6 лет), количество комнат (2), марка машины («шевроле» трехлетней давности, двухдверный «седан»), образование (выпускник средней школы, 117-е место в классе из 233 человек, средние способности), спорт (травяной хоккей, рыбная ловля), военная характеристика (5 лет, три из которых — заморские территории, радист на Т-4, 157-я пехотная дивизия; участие в выдающихся боевых операциях: Хьеринг, Эльбесан, Кабул, Кайфен, Усть-Кяхта; 4 ранения; награды: Пурпурное Сердце 3-го класса, Серебряная Звезда, Бронзовая Звезда 2-го класса).
Кроме того, машины сумели сделать строго научно обоснованное предположение, что, поскольку Хэгстром так далеко зашел в своей посредственности, он, по-видимому, один раз был арестован, до женитьбы с Вандой вступал в половые связи с пятью девушками (с умеренным удовольствием) и состоял в двух незаконных связях после женитьбы (одна случайная и глупая, вторая же затяжная и довольно беспокойная), а также что он умрет в возрасте 72,2 лет от сердечного приступа.
Чего уж машины никак не могли определить, так это того, что во второй незаконной связи, той, которая, по их словам, была более затяжной, он состоял с вдовой по имени Марион Фраскати, что связь эта все еще продолжалась и что покойный муж Марион звался Лу Фраскати, и был он секондкотером первого класса и лучшим другом Эдгара. Эдгар и Марион, к их обоюдному немалому изумлению, оказались друг у друга в объятиях, когда не прошло еще и месяца со дня смерти старины Лу. Снова, снова и снова пытались они положить этому конец, честно пытались. Но это было как яркая и сочная вишня на сером мху их жизни. И они иногда по простоте душевной думали, что, может, это и не так страшно, поскольку никому это не приносит зла: ни ребятам, ни милой и дружелюбной Ванде. И что Лу, особенно теперь, когда он вкушает иное блаженство, не мог бы желать ничего лучшего, чем если старый и добрый друг его Эдгар и старая добрая его подружка Марион немножко насладятся жизнью, предаваясь телесной любви.
Но они не очень верили в это. И ребятишки стали замечать, что происходит что-то неладное, и Ванда уже плакала несколько раз, отказываясь объяснить ему причину слез, а возможно, и сам Лу, где бы он сейчас ни находился… В любом случае Эдгар собирался продолжать свои встречи с Марион, однако он собирался также рассказать все Ванде — господи помоги ей и благослови ее, — рассказать ей и… И кому же это барабанить в дверь Хэгстрома, как не этому паршивому шаху Братпуру да пребудет с ним благословение господне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— эксцентричное заявление обычно миролюбивого человека — являлось как бы завершением его трудового дня.
— Да ну его ко всем чертям, этого капитана Зеленых. Словом, я опять тебя спрашиваю, что за день будет в следующую среду?
— Ей-богу, не знаю.
— Годовщина нашей помолвки.
Годовщина эта была связана с беспокойными для обоих воспоминаниями — юбилей, который не упоминался за все время их супружеской жизни. Это был день, когда Анита объявила Полу, что она ожидает ребенка, его ребенка, на что он ответил ей предложением своей руки и т.д. Теперь, когда события того дня были сглажены годами более или менее нормальной супружеской жизни, Пол подумал, что они могли бы превратить этот день именно в то, чем он никогда в действительности не был. Годовщина эта к тому же, если уж честно говорить, была бы идеальным началом его работы по перевоспитанию Аниты.
— Я наметил совершенно особую программу для этого вечера, — сказал он, — этот вечер не будет похож ни на один из наших вечеров, дорогая.
— Странно, что я совершенно позабыла об этой дате. Неужто в следующую среду? — Она поглядела на него со странным упреком, как будто история их помолвки совершенно стерлась у нее в памяти, и вот теперь он по совершенно пустячному поводу напомнил ей об этом событии. — Ну, это очень мило, — сказала она. — И как это ты только запомнил. Однако теперь, когда поездка на Лужок так близко…— Она была по природе настолько методична, что, если предстояло что-нибудь важное, все остальное для нее как бы совершенно утрачивало свое значение. С ее точки зрения было просто недопустимым обращать внимание на что-либо, помимо эпохальной поездки на Лужок.
— Да ну его ко всем чертям, этот Лужок!
— Как ты можешь так говорить?
— Я говорю, что мы с тобой выберемся в следующую среду…
— Что ж, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты капитан.
— Правильно, я капитан.
XVII
Эдгар Р. Б. Хэгстром, тридцати шести лет, крр-131313, андеркотер первого класса, 22-го охранного батальона, 58-го полка технического обслуживания, 110-й дивизии наземных сооружений Корпуса Ремонта и Реконструкции, был назван так в честь любимого писатели его отца, создателя Тарзана — Тарзана, который вдали от копоти и жестоких зим Чикаго, родного города Хэгстрома, водил дружбу со львами, слонами и обезьянами, и перелетал на лианах с одного дерева на другое, и который был сложен словно из кирпича, с квадратными плечами и широкой грудью, и который делал что ему хотелось с красивыми и цивилизованными женщинами в своих шалашах на деревьях, а всю остальную цивилизацию не трогал.
Э. Р. Б. Хэгстром любил Тарзана точно так же, как и его отец, и в десять раз больше ненавидел то, что ему приходится быть маленьким человеком и прозябать в Чикаго.
И Эдгар как раз читал в спальне про Тарзана, когда его толстая жена Ванда окликнула его со своего обычного места у окна в передней комнате их блочного дома в Парке Протеуса в Чикаго — послевоенного достижения, состоявшего в постройке трех тысяч домов, о которых только можно мечтать, для трех тысяч семей, по— видимому, имеющих одни и те же мечты.
— Господи, Эдгар, он едет!
— Хорошо, хорошо, хорошо, — сказал Эдгар. — Значит, он уже едет! А я-то что должен делать, брякнуться на брюхо и покрыть поцелуями ноги этого прохвоста? — Пока что он поднялся и даже оправил скомканную постель. Он положил свою книгу раскрытой на ночной столик, чтобы посетители поняли, что он читает книги, и двинулся в другую комнату. — Как он выглядит, Ван?
— Ты посмотри только, Эд, он как китайская клетка для птиц или что-то вроде этого, весь в золоте, и вообще.
Шах Братпура попросил своего гида, доктора Юинга Дж. Холъярда, показать ему дом типичного «такару», что в свободном переводе с языка одной культуры на язык другой означало «средний человек». Просьба эта была высказана, когда они возвращались из Карлсбадских пещер, и, проезжая Чикаго, Холъярд зашел в чикагскую контору учета личного состава для того, чтобы узнать имя такого вот местного представителя Америки.
Машины учета личного состава обработали данный вопрос и выдали карточку Эдгара Р. Б. Хэгстрома, который в статистическом смысле был средним человеком со всех точек зрения, за исключением числа его инициалов: возраст (36), рост (5 футов семь дюймов), вес (148 фунтов), лет супружества (11), показатель интеллекта (83), количество детей (2, мальчик 9 лет и девочка 6 лет), количество комнат (2), марка машины («шевроле» трехлетней давности, двухдверный «седан»), образование (выпускник средней школы, 117-е место в классе из 233 человек, средние способности), спорт (травяной хоккей, рыбная ловля), военная характеристика (5 лет, три из которых — заморские территории, радист на Т-4, 157-я пехотная дивизия; участие в выдающихся боевых операциях: Хьеринг, Эльбесан, Кабул, Кайфен, Усть-Кяхта; 4 ранения; награды: Пурпурное Сердце 3-го класса, Серебряная Звезда, Бронзовая Звезда 2-го класса).
Кроме того, машины сумели сделать строго научно обоснованное предположение, что, поскольку Хэгстром так далеко зашел в своей посредственности, он, по-видимому, один раз был арестован, до женитьбы с Вандой вступал в половые связи с пятью девушками (с умеренным удовольствием) и состоял в двух незаконных связях после женитьбы (одна случайная и глупая, вторая же затяжная и довольно беспокойная), а также что он умрет в возрасте 72,2 лет от сердечного приступа.
Чего уж машины никак не могли определить, так это того, что во второй незаконной связи, той, которая, по их словам, была более затяжной, он состоял с вдовой по имени Марион Фраскати, что связь эта все еще продолжалась и что покойный муж Марион звался Лу Фраскати, и был он секондкотером первого класса и лучшим другом Эдгара. Эдгар и Марион, к их обоюдному немалому изумлению, оказались друг у друга в объятиях, когда не прошло еще и месяца со дня смерти старины Лу. Снова, снова и снова пытались они положить этому конец, честно пытались. Но это было как яркая и сочная вишня на сером мху их жизни. И они иногда по простоте душевной думали, что, может, это и не так страшно, поскольку никому это не приносит зла: ни ребятам, ни милой и дружелюбной Ванде. И что Лу, особенно теперь, когда он вкушает иное блаженство, не мог бы желать ничего лучшего, чем если старый и добрый друг его Эдгар и старая добрая его подружка Марион немножко насладятся жизнью, предаваясь телесной любви.
Но они не очень верили в это. И ребятишки стали замечать, что происходит что-то неладное, и Ванда уже плакала несколько раз, отказываясь объяснить ему причину слез, а возможно, и сам Лу, где бы он сейчас ни находился… В любом случае Эдгар собирался продолжать свои встречи с Марион, однако он собирался также рассказать все Ванде — господи помоги ей и благослови ее, — рассказать ей и… И кому же это барабанить в дверь Хэгстрома, как не этому паршивому шаху Братпуру да пребудет с ним благословение господне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97