Так они провели не один час.
Колин ощущал опаляющий жар. Это была проклятая жара Соноры, расположенной явно над преисподней. Солнце обрушивалось на его полуобнаженное тело, а он не мог оторваться от своей работы.
Пока он одной рукой оттягивал волосы, а другой острым лезвием взрезал скальп апачи, слышался мерзкий всасывающий звук. Плоп! И у него в руке оказался отвратительный трофей. Острым взглядом он оглядел царящий вокруг хаос, привязал скальп к поясу и двинулся к следующей жертве.
— Я смотрю, парень, ты только самцов отстреливаешь. А кошек и котят — желудок не позволяет? — спросил седой наездник с одним глазом, приторачивая с дюжину окровавленных париков к шесту для скальпов.
Колин Маккрори пожал плечами, продолжая методично трудиться.
— За мужика дают сто долларов. За женщину — пятьдесят, а за ребенка — двадцать пять, — ответил он с мягкой шотландской картавостью.
Лебо сплюнул табачную жвачку в жирную ржавую пыль и засмеялся, демонстрируя черные обломки зубов.
— Ну признай, что слабо убивать женщин.
— Да оставь ты шотландца в покое, Эрнст, — спокойно сказал здоровенный смуглый скальпер по имени Амос. — Он честно делает свою работу в бою.
— Да. И не блюет, когда срезает скальпы, — добавил огромный канак. Его большой живот затрясся от смеха, когда он водрузил шест со скальпами на лошадь.
Колин ощущал едкую сладость быстро свернувшейся на такой жаре крови. Над искалеченными трупами жадно жужжали мухи, садясь на его руки и испачканные кровью штаны из оленьей кожи. Колин яростно от них отмахивался.
Здоровенный канак закончил свою работу, затем полез в седельную сумку и достал мешочек с продуктами. Из корицы, сахара и кукурузной муки он соорудил мешанину, приправил ее кровью, лужей разлившейся вокруг мертвой индеанки, скатал шарик и отправил это отвратительное блюдо в рот.
— Черт побери! Я же говорил, чтобы ты так не делал, жалкий варвар! — звонко рявкнул Джереми Нэш.
Колин давно узнал, почему их главарь с таким презрением относится к британцам, у него была кличка Австралиец, — потому что он сбежал из британской каторжной колонии в Австралии.
Маккрори не стал смотреть, чем закончится стычка большого канака и Нэша. Что там ни говори, но вот после таких набегов желудок у него все-таки скручивало. Ему уже приходилось видеть, как канак поедает этот деликатес. Маккрори сердито отмахнулся от жирных мух и поднялся, скривившись от боли, когда перенес вес на раненую ногу.
— В Чихуахуа есть доктор. Надо бы обратиться, пока не нагноилась, — сказал Лебо, рассматривая глубокую рану на бедре Маккрори, нанесенную боевым дротиком апачей.
Колин фыркнул.
— Нужен мне доктор. Я скорее отравлюсь, чем дам ему отрезать мне ногу.
Проклятье, но она действительно болела по-сучьи. И он понимал, что в этой жаре и грязи подвергает себя смертельной опасности, хоть яростная и беспощадная битва уже позади. Он закончил привязывать свои трофеи к шесту и захромал к ручейку, бегущему посреди лагеря апачей, намереваясь промыть рану чистой водой.
Смерть во всей своей непристойности пронеслась по деревушке апачей-чирикахуа. Нет, никогда не привыкнуть ему к резне. Банда скальперов Австралийца налетела на них на рассвете. Когда совсем рассвело, тяжкие труды были завершены. Все враги были оскальпированы. И волосатые трофеи украшали шесты. Попавшие в рабство к апачам мексиканцы уже готовы были отправиться домой, на свободу, а лошади и мулы согнаны для перегона в город Чихуахуа. Богатая добыча. Свыше 150 скальпов апачей, 15 освобожденных пленников и по крайней мере 200 крепких животных. Компания серебряных рудников с удовольствием расплатится с ними.
Джереми Нэш с беспутной ухмылкой, в кричащей шляпе с перьями, подъехал и стал наблюдать, как Маккрори промывает воспалившуюся красную рану.
— Когда промоешь, присыпать вот этим, дружище. — Он бросил юноше кожаный кисет. — Как давно ты со мной кочуешь? Год? Два? Странно. Я тебя помню совсем никчемным.
— Почти два года, — ответил Колин, присыпая сушеным тысячелистником медленно кровоточащую рану.
— Когда я подобрал тебя в Сан-Луисе, на тебе и пары штанов не было.
— И ты принял меня под свое крыло исключительно из доброты сердечной, — спокойно ответил Копии, бросая обратно кисет и устремляя взгляд золотых своих глаз в проницательные синевато-серые глаза Австралийца.
Нэш откинул голову назад и расхохотался.
— И вместо маленького костлявого шотландца появился мужчина. Только не говори, приятель, что я ничему не обучил тебя. Неплохо мы сегодня заработали. Эти чопорные британцы заплатят нам серебром за каждый скальп. А ведь ты богатый парень, шотландец.
Колин рассматривал белозубую улыбку Нэша.
— Да ведь ты и сам на этом наверняка сделал уже дюжину состояний. Почему же ты не бросишь это занятие?
Австралиец пожал плечами.
— Я родился в Сиднейском порту. Моя мать была шлюхой. И возвращаться домой у меня нет никакого желания, дружище. А у тебя?
Маккрори пожал плечами.
— А я своей матери и не знал. Отец же был городским пьяницей. Я всегда мечтал о том, как попаду в Америку. И, признаться, когда я высаживался в Нью-Йорке, я не думал, что окажусь в этом Богом забытом краю.
Нэш засмеялся.
— Привыкнешь. Мне здесь нравится. Ни законов, ни полицейских. Море виски и, женщин. А серебра столько, что я могу купить все, что захочу. И убивать ты тоже привыкнешь, — добавил он зло.
— Тебе это, похоже, даже нравится. — Проницательные золотые глаза оценивающе оглядели Австралийца. — А мне никогда не понравится.
— Тогда тебе лучше убраться отсюда — пока ночные кошмары не начались, — жестко сказал Нэш.
Маккрори отвел взгляд. Он перевязал рану и двинулся к лошади.
Австралиец негромко рассмеялся.
Ага, значит, сладкие сновидения уже начались. Тебе видятся трупы, и ты даже ощущаешь кислый запах собственного страха.
— Нет, на самом деле больше всего мне не нравятся мухи. Стервятники, жиреющие на трупах.
Жара накрыла все, и лицо Австралийца задрожало в волне зноя. А затем все погрузилось в темноту.
Измученная и напуганная, Мэгги прижимала его к постели и вслушивалась в бредовое бормотание. Из бессвязных фраз можно было понять, что упоминается какой-то австралиец — неведомо, кто такой, — и какие-то жалобы о мухах на луже крови. Она решила, что все это связано с его ранением. Затем он стал звать Иден или Элизабет. Каждое упоминание о покойной жене кинжалом впивалось в ее сердце, но Мэгги сглатывала слезы и продолжала обмывать его холодными полотенцами.
В какой-то момент он захотел встать, и она навалилась всем весом своего тела, чтобы удержать его. Наконец он, похоже, успокоился и погрузился в глубокий сон.
Около полуночи жар спал. Мэгги с громадным облегчением отправила Иден в постель, убедив ее, что если что-нибудь понадобится, то поможет горничная Рита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Колин ощущал опаляющий жар. Это была проклятая жара Соноры, расположенной явно над преисподней. Солнце обрушивалось на его полуобнаженное тело, а он не мог оторваться от своей работы.
Пока он одной рукой оттягивал волосы, а другой острым лезвием взрезал скальп апачи, слышался мерзкий всасывающий звук. Плоп! И у него в руке оказался отвратительный трофей. Острым взглядом он оглядел царящий вокруг хаос, привязал скальп к поясу и двинулся к следующей жертве.
— Я смотрю, парень, ты только самцов отстреливаешь. А кошек и котят — желудок не позволяет? — спросил седой наездник с одним глазом, приторачивая с дюжину окровавленных париков к шесту для скальпов.
Колин Маккрори пожал плечами, продолжая методично трудиться.
— За мужика дают сто долларов. За женщину — пятьдесят, а за ребенка — двадцать пять, — ответил он с мягкой шотландской картавостью.
Лебо сплюнул табачную жвачку в жирную ржавую пыль и засмеялся, демонстрируя черные обломки зубов.
— Ну признай, что слабо убивать женщин.
— Да оставь ты шотландца в покое, Эрнст, — спокойно сказал здоровенный смуглый скальпер по имени Амос. — Он честно делает свою работу в бою.
— Да. И не блюет, когда срезает скальпы, — добавил огромный канак. Его большой живот затрясся от смеха, когда он водрузил шест со скальпами на лошадь.
Колин ощущал едкую сладость быстро свернувшейся на такой жаре крови. Над искалеченными трупами жадно жужжали мухи, садясь на его руки и испачканные кровью штаны из оленьей кожи. Колин яростно от них отмахивался.
Здоровенный канак закончил свою работу, затем полез в седельную сумку и достал мешочек с продуктами. Из корицы, сахара и кукурузной муки он соорудил мешанину, приправил ее кровью, лужей разлившейся вокруг мертвой индеанки, скатал шарик и отправил это отвратительное блюдо в рот.
— Черт побери! Я же говорил, чтобы ты так не делал, жалкий варвар! — звонко рявкнул Джереми Нэш.
Колин давно узнал, почему их главарь с таким презрением относится к британцам, у него была кличка Австралиец, — потому что он сбежал из британской каторжной колонии в Австралии.
Маккрори не стал смотреть, чем закончится стычка большого канака и Нэша. Что там ни говори, но вот после таких набегов желудок у него все-таки скручивало. Ему уже приходилось видеть, как канак поедает этот деликатес. Маккрори сердито отмахнулся от жирных мух и поднялся, скривившись от боли, когда перенес вес на раненую ногу.
— В Чихуахуа есть доктор. Надо бы обратиться, пока не нагноилась, — сказал Лебо, рассматривая глубокую рану на бедре Маккрори, нанесенную боевым дротиком апачей.
Колин фыркнул.
— Нужен мне доктор. Я скорее отравлюсь, чем дам ему отрезать мне ногу.
Проклятье, но она действительно болела по-сучьи. И он понимал, что в этой жаре и грязи подвергает себя смертельной опасности, хоть яростная и беспощадная битва уже позади. Он закончил привязывать свои трофеи к шесту и захромал к ручейку, бегущему посреди лагеря апачей, намереваясь промыть рану чистой водой.
Смерть во всей своей непристойности пронеслась по деревушке апачей-чирикахуа. Нет, никогда не привыкнуть ему к резне. Банда скальперов Австралийца налетела на них на рассвете. Когда совсем рассвело, тяжкие труды были завершены. Все враги были оскальпированы. И волосатые трофеи украшали шесты. Попавшие в рабство к апачам мексиканцы уже готовы были отправиться домой, на свободу, а лошади и мулы согнаны для перегона в город Чихуахуа. Богатая добыча. Свыше 150 скальпов апачей, 15 освобожденных пленников и по крайней мере 200 крепких животных. Компания серебряных рудников с удовольствием расплатится с ними.
Джереми Нэш с беспутной ухмылкой, в кричащей шляпе с перьями, подъехал и стал наблюдать, как Маккрори промывает воспалившуюся красную рану.
— Когда промоешь, присыпать вот этим, дружище. — Он бросил юноше кожаный кисет. — Как давно ты со мной кочуешь? Год? Два? Странно. Я тебя помню совсем никчемным.
— Почти два года, — ответил Колин, присыпая сушеным тысячелистником медленно кровоточащую рану.
— Когда я подобрал тебя в Сан-Луисе, на тебе и пары штанов не было.
— И ты принял меня под свое крыло исключительно из доброты сердечной, — спокойно ответил Копии, бросая обратно кисет и устремляя взгляд золотых своих глаз в проницательные синевато-серые глаза Австралийца.
Нэш откинул голову назад и расхохотался.
— И вместо маленького костлявого шотландца появился мужчина. Только не говори, приятель, что я ничему не обучил тебя. Неплохо мы сегодня заработали. Эти чопорные британцы заплатят нам серебром за каждый скальп. А ведь ты богатый парень, шотландец.
Колин рассматривал белозубую улыбку Нэша.
— Да ведь ты и сам на этом наверняка сделал уже дюжину состояний. Почему же ты не бросишь это занятие?
Австралиец пожал плечами.
— Я родился в Сиднейском порту. Моя мать была шлюхой. И возвращаться домой у меня нет никакого желания, дружище. А у тебя?
Маккрори пожал плечами.
— А я своей матери и не знал. Отец же был городским пьяницей. Я всегда мечтал о том, как попаду в Америку. И, признаться, когда я высаживался в Нью-Йорке, я не думал, что окажусь в этом Богом забытом краю.
Нэш засмеялся.
— Привыкнешь. Мне здесь нравится. Ни законов, ни полицейских. Море виски и, женщин. А серебра столько, что я могу купить все, что захочу. И убивать ты тоже привыкнешь, — добавил он зло.
— Тебе это, похоже, даже нравится. — Проницательные золотые глаза оценивающе оглядели Австралийца. — А мне никогда не понравится.
— Тогда тебе лучше убраться отсюда — пока ночные кошмары не начались, — жестко сказал Нэш.
Маккрори отвел взгляд. Он перевязал рану и двинулся к лошади.
Австралиец негромко рассмеялся.
Ага, значит, сладкие сновидения уже начались. Тебе видятся трупы, и ты даже ощущаешь кислый запах собственного страха.
— Нет, на самом деле больше всего мне не нравятся мухи. Стервятники, жиреющие на трупах.
Жара накрыла все, и лицо Австралийца задрожало в волне зноя. А затем все погрузилось в темноту.
Измученная и напуганная, Мэгги прижимала его к постели и вслушивалась в бредовое бормотание. Из бессвязных фраз можно было понять, что упоминается какой-то австралиец — неведомо, кто такой, — и какие-то жалобы о мухах на луже крови. Она решила, что все это связано с его ранением. Затем он стал звать Иден или Элизабет. Каждое упоминание о покойной жене кинжалом впивалось в ее сердце, но Мэгги сглатывала слезы и продолжала обмывать его холодными полотенцами.
В какой-то момент он захотел встать, и она навалилась всем весом своего тела, чтобы удержать его. Наконец он, похоже, успокоился и погрузился в глубокий сон.
Около полуночи жар спал. Мэгги с громадным облегчением отправила Иден в постель, убедив ее, что если что-нибудь понадобится, то поможет горничная Рита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97