— Ты устала. Это был утомительный день. Иди к себе и ложись спать. Наш славный монсеньор де Лафайет позаботится, чтобы все было в порядке.
Лафайет поклонился.
— Ваши величества могут не беспокоиться, — сказал он. — Народ обещал соблюдать спокойствие в течение всей ночи.
Я отправилась в спальню и опустилась на кровать. Да, события этого дня очень утомили меня.
Незадолго до рассвета меня разбудили незнакомые звуки. Я привстала с кровати и уставилась в темноту. Я снова услышала голоса — грубые, хриплые голоса. Откуда они исходят? Я позвонила в колокольчик, и вошла одна из моих служанок. Она, должно быть, была рядом, что удивило меня, так как я наказала им не спать в моей комнате, а идти в собственные постели.
— Чьи это голоса? — спросила я.
— Женщин Парижа, мадам. Они бродят по террасе. Бояться нечего. Господин де Лафайет дал слово.
Я кивнула и снова попыталась заснуть. Но спустя, какое-то время меня разбудила та же служанка, а еще одна стояла у изголовья. Комната наполнялась криками.
— Мадам, быстро! Вы должны одеться! Они ворвались в замок! Они близко…
Я соскочила с кровати. Рядом была мадам Тибо, сестра мадам Кампан. Она сунула мои ноги в туфли и пыталась завернуть меня в шаль. Затем совсем близко я услышала голоса:
— Сюда. Мы схватим ее. Это ее комната. Я сам вырежу ее сердце.
— Нет, нет, это мое право.
— Быстрее, — кричала мадам Тибо. — Нет времени одеваться. Они сейчас сюда ворвутся.
— В апартаменты короля… — запинаясь, пробормотала я. — Дети…
По узкому коридору они потащили меня в сторону Ой-де-Беф. Дверь была заперта. Впервые я узнала, что она запирается, и меня охватил непреодолимый страх, так как я поняла по ясно раздававшимся голосам, что нападающие уже в моей спальне.
Мадам Тибо колотила в дверь.
— Скройте, откройте, ради Бога! Ради королевы откройте!..
Я услыхала крики.
— Она одурачила нас. Она сбежала. Где она? Мы найдем ее.
— О, Боже, — молилась я, — помоги мне быть храброй. Настало время. Это — смерть, это ужасная смерть.
Я заколотила в дверь, и неожиданно она открылась, и мы проскользнули в Ой-де-Беф. Паж, открывший нам, снова запер ее, а мы поспешили в апартаменты короля. Я рыдала от ужаса. Я могла стойко встретить смерть, но не насильственную, оскорбительную смерть от рук этих дикарей.
— Король! — вскричала я.
— Он отправился в вашу спальню за вами, — сообщили мне.
— Но они уже там!
— Он пошел потайным коридорам под Ой-де-Беф.
Этим тайным ходом он пользовался, когда люди, бывало, наблюдали за его посещениями моей спальни и хихикали при этом. Как хорошо, что я приказала сделать этот потайной ход!
Но что станется с ним? Будет ли он в безопасности? Они жаждут моей крови, а не его.
— Дети… — начала я. Но тут пришла мадам де Турзель, ведя их с собой, в спешке поднятых с постелей, укутанных в шали поверх ночных сорочек.
Они подбежали ко мне, я обняла их, прижала к себе, чтобы никогда с ними не расставаться. Тут появился король, спокойный, почти не запыхавшийся.
— Они в твоей спальне, — сказал он, — тащат из нее все, что попадется под руку.
Я представила себе, как они полосуют ножами кровать, все еще хранящую мое тепло, срывают портьеры, хватают мои драгоценности. Я вспомнила про маленькие часики, игравшие мелодию, которые так нравились моему сыну.
Я отчетливо представила себе этот перезвон:
Идет дождик,
Пастушка погоняет своих белых овечек…
— Слушайте, — сказала я, — что это? Это был звук ударов в дверь Ой-де-Беф. Мы замерли. Я думаю, что даже Людовик поверил, что настал наш последний час.
Затем… удары прекратились. Прибежал один из пажей и сообщил нам, что гвардейцы вытесняют толпу из замка.
Я села и закрыла лицо руками. Сын потянул меня за подол.
— Мамочка, что они все здесь делают? Я молча прижала его к себе. Я была не в состоянии говорить.
Моя дочь взяла брата за руку и сказала:
— Ты не должен сейчас беспокоить мамочку.
— Почему? — хотелось ему знать.
— Потому что ей нужно подумать очень о многом.
Я подумала: «Они убьют моего сына». Он улыбнулся мне и прошептал:
— Все в порядке, мамочка. Малыш со мной.
— Тогда, — прошептала я в ответ, — все в порядке.
Он кивнул головой.
В королевском дворике и в мраморном дворике кричавшие требовали герцога Орлеанского. Меня всю передернуло. До какой степени герцог Орлеанский связан с этим?
Елизавета посадила дофина к себе на колени, и я почувствовала себя умиротворенной, видя Елизавету рядом с нами.
— Мамочка, — заявил сын, — твой малыш хочет кушать.
Я поцеловала его.
— Подожди немного, и ты покушаешь. Он кивнул.
— Малыш тоже хочет, — напомнил он мне, и мы все улыбнулись.
Толпа вокруг замка кричала, требуя короля:
— Пусть король выйдет на балкон. Я взглянула на Людовика. Он сделал шаг вперед. Конечно, они должны обожать его. Он не проявлял никаких признаков страха.
В апартаменты прибыл Лафайет. Он был явно удивлен тем, что толпа ворвалась во дворец. Они же дали ему слово.
Меня не удивило, что ему дали прозвище Генерал Морфей — он крепко спал в своей постели в то время, как убийцы ломились в замок.
Прибыли вместе граф Прованский и герцог Орлеанский, оба хорошо побриты и напудрены. Граф Прованский выглядел спокойным, а герцог Орлеанский лукавым. Как позже говорила мне мадам Кампан, многие клялись, что видели его переодетым среди бунтовщиков в это раннее утро и что он был одним из тех, кто показал дорогу к моим апартаментам.
Лафайет подошел к балкону.
— Короля! — ревела толпа.
Лафайет с поклоном представил короля. Генерал поднял руку и сообщил, что король сейчас дал согласие на Декларацию о правах человека. Многое достигнуто, и сейчас, как он чувствует, они хотели бы разойтись по домам. Он, командующий Национальной гвардии, просит их сделать это.
Верил ли он, что они подчинятся ему? Он не мог быть таким наивным. Он продолжал играть свою роль — роль героя данного времени.
Конечно, толпа не сдвинулась с места. Люди были полны решимости получить то, за чем пришли.
И тут раздался возглас:
— Королеву, королеву на балкон! Его тут же подхватили. Крик перешел в оглушительный рев.
— Нет, — заявил король. — Ты не должна… Аксель также был здесь. Он сделал шаг ко мне, но я взглядом приказала ему оставаться на месте. Он не должен был показывать нашу любовь перед всеми этими людьми. Это могло бы только усугубить наши неприятности. Я направилась к балкону. Моя дочь заплакала, и я сказала ей:
— Все в порядке, дорогая. Не пугайся, маленький мышонок. Народ просто хочет видеть меня.
Тут Аксель сунул ручку дочери в мою и, подняв сына, передал его мне.
— Нет! — вскричала я.
Но он толкал меня в сторону балкона. Он считал, что народ не посмеет причинить вред детям.
Когда я ступила на балкон, воцарилась тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68