С каждым новым выкидышем она испытывала все большее и большее отчаяние. Ей казалось, что она не в состоянии выносить жизнеспособного ребенка. Депрессия усугублялась тем фактом, что десять здоровых Фицкларенсов служили доказательством того, что вина лежит не на Уильяме.
– Наш брак лишен смысла, – сказала она Иде, – так как его единственная цель состояла в том, чтобы родить ребенка.
– Возможно, так и было, – горячо возразила Ида, – но теперь все по-другому. Уильям полагается на тебя. Он ужасно расстроился, когда ты болела. Независимо от первоначальной цели брака, теперь он основан на искренней привязанности. Он полагается на тебя. Ты ему нужна. В этом должно быть твое утешение.
Эта мысль действительно служила некоторым утешением.
В октябре Ида родила сына – здорового мальчика, названного Эдуардом, и Аделаида нашла большое утешение в заботе о нем.
* * *
Уильям поехал на встречу с королем в «Павильон», куда тот переехал после очень успешного турне по Европе, совершенного вслед за поездкой в Ирландию.
Король чувствовал себя неважно, и Уильяма потряс его вид. Коронация и последующие официальные визиты дали ему стимул, который привел к временному возрождению его энергии. Но теперь он вернулся в Англию, и его народ дал ясно понять, что он освободился от волнения, вызванного коронацией. После нее люди любили своего короля ничуть не больше, чем до нее. Поток пасквилей рос, и они становились все более и более неприятными.
«Боже, как он изменился!» – подумал Уильям и вспомнил, как неловко он всегда себя чувствовал в присутствии блестящего Георга. Король сохранил свое прежнее обаяние, и когда он пускал его в ход, присутствующие забывали о его неуклюжем теле. Но он чувствовал, что без жесткого корсета не может появляться на людях, а находиться в нем становилось настоящим мучением.
Георг, увидев Уильяма, сразу же выразил сочувствие в связи с потерей ребенка.
– Как бы я радовался, если бы все прошло хорошо! Не только за дорогую Аделаиду и тебя, но и потому, что это положило бы конец тщеславию той глупой женщины в Кенсингтонском дворце. Я слышал, что тот ребенок чувствует себя прекрасно.
– Так мне рассказывает Аделаида. Она ее очень любит. Сейчас она вышивает для нее платье.
– Аделаида святая.
– Я знаю.
Казалось, что король собирается заговорить о своих собственных матримониальных неудачах, освобождение от которых пришло слишком поздно. Поэтому Уильям сказал:
– Аделаида считает, что нам надо иметь дом в Лондоне. Апартаменты в Сент-Джеймсском дворце обветшали и неудобны.
– Так позаботься об этом, – ответил король. – Почему ты не обзаведешься домом в Лондоне?
– В силу обычных причин, – сказал Уильям. – Деньги.
– Мой дорогой брат, я уверен, что все можно решить. После того, как этот вопрос был решен, король мог поговорить о своих неприятностях.
Он чувствовал себя совсем больным, когда вернулся из поездок, и ему пришлось пускать кровь даже больше, чем обычно.
– И эти проклятые писаки! Черт возьми, если это не клевета, то я не знаю что. Ты представляешь, Уильям, что они пишут? Будто моя болезнь носила загадочный характер. Что меня следует изолировать от моих подданных. И все потому, что я страдаю той же болезнью, что и наш отец.
– Что за чушь!
– Вот так, Уильям. Никогда не забудут, что наш отец был безумцем. Они собираются очень внимательно следить за нами, и если у нас возникнут хоть малейшие признаки эксцентричности, появятся люди, распускающие про нас слухи.
– Это чудовищно.
– Я тоже так думаю, Уильям, вот почему я хочу подать в суд за клевету. Но ты знаешь, что произошло, когда Пил поднял этот вопрос. Генеральный прокурор высказался против этого. Мог получиться один из тех бесконечных процессов, и в результате, сказали мне, каким бы ни был приговор, слухи остались бы. Видишь, что я вынужден терпеть, Уильям.
– Я рад, что у тебя есть дорогая леди Конингхэм, которая облегчает твою жизнь.
Король погрустнел, но решил не открываться Уильяму.
Дело в том, что он стал понимать, что не питает особого доверия к леди Конингхэм. Не такой уж он дурак, чтобы не понимать, что она привязана скорее к королю, чем к мужчине. Она – не Мария Фитцерберт. Как бы он хотел, чтобы Мария была с ним сейчас. Но с той поры, когда они жили вместе, прошло много лет. Его интересовало, вспоминает ли она о нем теперь. Они расстались, когда он стал регентом, и она привыкла обходиться без него. Она посвятила себя своей приемной дочери, Мэри Сеймур, и время от времени он слышал, что девочка приносит ей много радости. Он мог припомнить время, когда Мэри Сеймур была очень маленькой девочкой, взбиралась ему на колени и называла его Принни. Они были как одна счастливая семья – все трое. Вот так все и должно было остаться.
Но он покинул Марию. Нет, нет, он бы этого не сделал. Мария бросила его. Но причина состояла в его дружбе с леди Хертфорд. И разве это принесло ему счастье? А теперь леди Хертфорд ушла, и его спутницей стала леди Конингхэм, на которую он полагается.
Но она устала от него. Он это знал. Не хочет быть нянькой усталого старого человека. Но хочет быть с королем, который дарил бы ей бриллианты и сапфиры и рядом с которым можно появляться по торжественным случаям.
Но он болен, он устал – безумный, пытаются доказать его враги, как его отец. И жизнь обошлась с ним не очень хорошо. Ведь он одинок и вынужден держаться за леди Конингхэм, потому что должна же быть какая-то женщина в его жизни. Ей он не нужен, а сам по собственной глупости потерял единственную женщину, которую по-настоящему любил и которая по-настоящему любила его.
Расстояние до нее не очень большое, но их разделяют слишком много лет, слишком много ссор, слишком много унижений.
Поэтому уставший, старый и больной, король еще должен быть и одиноким.
И хотя леди Конингхэм еще остается с ним и можно подкупить ее своим положением короля и драгоценностями, которые она так любит, и почестями, которых требует для своей семьи, он знал, что не любит ее. Просто не хочет оставаться в одиночестве.
А именем, которое почти постоянно вертелось у него в голове, было имя Марии.
* * *
Когда Ида сообщила, что должна вернуться в Гент к мужу, Аделаида загрустила.
– Я никогда не смогу выразить, – сказала она Уильяму, – что для меня значило пребывание здесь в такое время моей сестры и детей.
– Ты полюбила малышей, – ответил Уильям. – В особенности Луизу.
– Мне так жаль бедную девочку. Она очень мужественная, ведь я знаю, что ее мучают боли.
– Иногда я думаю, что она больше любит тебя, чем собственную мать.
– Это неправда. Но Ида такая веселая, так полна жизни. Возможно, мать заставляет ее полнее осознавать, что она потеряла, чем я.
Уильям задумался и позже в тот же день отправился в комнату Иды и спросил, не может ли он поговорить с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96