Она смеялась и болтала ногами, одна туфля слетела и исчезла во тьме.
- Ты сбрендил, Шейн! До дома еще далеко.
- Если ты не будешь дрыгаться, мы доберемся быстрее.
- Не донесешь.
- Я один раз на спор донес одну… хм… девочку до соседнего ранчо. А это пять миль.
- Что еще за девочка?
- Сестра Боба. Она была очень вредная.
- И сколько же вам было лет?
- Ей десять, мне пятнадцать. А кто такой Митчелл?
- Стюарт? Дрянной мальчишка из высшего общества. Представляешь, ему уже под тридцать, а у него все еще прыщи…
- А правда, что вы с ним помолвлены?
- С кем, с Митчем?! Ты просто его не видел, а то бы не спрашивал. От его физиономии даже Джейда стошнит.
- Ну, физиономия не главное…
- Шейн Кримсон! Ты что, ревнуешь?
- Знаешь, что! Да.
Они хохотали всю дорогу, и в вестибюле хохотали, и в лифте, и Шейн по-прежнему держал ее на руках, а она обнимала его за крепкую шею, а потом он вдруг резко оборвал смех и поцеловал ее.
Она откликнулась сразу, мгновенно, даже не перестав улыбаться, и ее руки еще теснее сомкнулись у него на шее, а точеное тело стало совсем невесомым и очень горячим…
Он понес ее в спальню, и Вивиана зажмурилась от веселого ужаса, желания, смущения и неуемного счастья.
Сейчас они останутся вдвоем, и не будет больше ночных кошмаров, не будет тихого плача по ночам, не будет одиночества и беспричинной злобы на весь свет, и она станет целой, бедная, разорванная на тысячу частей Вивиана Олшот, маленькая испуганная девочка, всю жизнь боявшаяся двух вещей: темноты и любви…
Он опустил ее на постель и глухо прорычал:
- Подожди одну секунду… Я сейчас… Только не открывай глаза, умоляю!
Она засмеялась и откинулась на подушки. Она вообще больше не встанет с постели, никогда. Шейн Кримсон будет уходить и приходить, а она будет лежать и ждать его. Она расскажет ему все-все, и выслушает все-все про него, и заснет в его объятиях, чтобы там же и проснуться, и чтобы это длилось вечно, вечно, вечно…
Его голос, прозвучавший из гостиной, казался совсем чужим и очень страшным. Таким страшным, что Вивиану вихрем сдуло с кровати.
- Ви, пойди сюда, а? Тут что-то с Джейдом случилось…
8
Вивиана сидела в машине, устало ссутулившись, и курила последнюю сигарету. Последнюю из этой пачки. Где-то в бардачке есть еще.
На коленке была дыра, наверное, зацепилась за что-то, когда они несли… не думать! Не думать!!!
Она тупо смотрела на дыру и методично подносила к ней тлеющую сигарету. Чтобы дальше стрелка не поехала. Капрон сейчас расплавится, и стрелка не поедет… Не поедет…
Было четыре часа утра, шел дождь, и улица перед салоном Жозефа была такой отчаянно пустынной, словно Вивиана перенеслась в один из своих детских кошмаров.
Тогда ей снился один и тот же сон. Пустой город, слепые окна, и ни одной двери. Потом все-таки одна находится, и Вивиана бежит по лестнице вверх, потому что лифт не работает, но на лестничных клетках нет ни одной квартиры.
Не думать. Не думать.
Жозеф приехал быстро, ночью нет пробок, а она его не узнала. Да и как узнать яркого томного визажиста в пожилом чернявом мужике с лысиной, в старых джинсах и футболке «Чикаго Буллс», выпрыгнувшем из раздолбанной «тойоты»? Никак невозможно узнать.
Что ж так долго-то? Вышел бы хоть кто-нибудь, сказал Вивиане слово, ну два, и ушел бы - но она бы знала! Знала, о чем уже можно думать, а о чем - нет.
Она уже видела такое лицо у мужчины. У дедушки. У Железного Монти, Монти-Керосинщика, Монти Полмиллиарда. На похоронах ее отца. Дед держался просто отлично, но только до тех пор, пока на крышку гроба не обрушился первый ком земли. И тогда у деда стало такое лицо…
Заострившееся, черное на висках и под глазами, старое и очень юное одновременно. Юными были глаза, глаза ребенка, который не понимает, как же так, вот только что человек был, и вот уже земля летит вниз, на крышку гроба, и больше никогда, никогда…
Не каркай! Не каркай, идиотка! Вот когда выйдут и скажут, тогда… Пока сиди и прижигай проклятую дырку.
Джейд лежал на ковре в гостиной - огромная гора шерсти. Задние ноги слабо и ритмично подергивались.
Шейн приподнимал лохматую морду, трогал лапы, и все это безжизненно валилось обратно, так страшно, так окончательно, что Вивиана тихо взвыла, бухнулась на колени и торопливо стала нащупывать пульс на шее. Так ищут пульс у людей, она понятия не имела, где надо искать пульс у собак, и, наверное, именно поэтому она его нашла. Тонкая ниточка жизни билась под шерстью.
Из оскаленной пасти струйкой текла слюна, ковер под мордой был мокрым.
Именно тогда у Шейна и стало такое лицо.
Вивиана Олшот сидит в машине в четыре часа утра, курит тридцать пятую сигарету и переживает за беспородную дворнягу. Этого быть не может, но это именно так. Ей хочется выть в голос и плакать, плакать, плакать…
Они вдвоем подняли Джейда и понесли к выходу. Он был тяжелый, страшно тяжелый, килограммов пятьдесят точно. Еще бы, овчарка, волкодав и бобтейл, и это только то, за что Шейн ручался…
Разумеется, Шейн мог запросто поднять мистера Джейда в одиночку, он много раз это делал в парке и дома, но теперь Джейд был неподвижным, обвисшим и ужасно тяжелым, поэтому Вивиана помогала. Она несла собачью голову, все время шепча что-то бессвязное и очень нежное.
Она понятия не имела, как надо шептать что-то нежное. Она не могла сейчас вспомнить, что именно говорила мистеру Джейду по дороге к лифту.
А потом они приехали к салону Жозефа и забарабанили в боковую дверь, туда, где было отделение для Пупсиков и канареек, а также варанов и попугайчиков, и охранник уже почти вызвал полицию, но вдруг узнал в ошалелой, чумазой и босой девице в вечернем платье Вивиану Олшот - узнал и позвонил Жозефу.
Жозеф приехал одновременно с бригадой реаниматоров, и мистера Джейда переложили из машины на настоящую каталку, и вот в самый последний момент этот лохматый паршивец приоткрыл мутный, умирающий глаз и лизнул Вивиане руку сухим горячим языком. В ту же секунду с ней что-то случилось, и она села на мокрый асфальт у дверей и закусила грязные кулаки, а Шейн бросил на нее яростный и отчаянный взгляд. Жозеф рявкнул коротко и отправил ее в машину, а мужчины убежали вслед за каталкой в туманную даль стерильного коридора ветеринарного отделения.
Первые полчаса Вивиана глухо и бурно рыдала, прижимая к трясущимся губам облизанную старым псом руку, а потом впала в ту самую прострацию, в которой пребывала по сей момент.
***
Прошло еще с полчаса, дождь перестал, и тогда из стеклянных дверей вышел Шейн. Под глазами у него была синева, а сами глаза - красные.
Как он ей тогда сказал? Плакать - не стыдно…
Вивиана встрепенулась, судорожно одернула платье и потянулась к Шейну.
- Что… Что там, Шейн?
Он молча сел на соседнее сиденье, достал сигареты и закурил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
- Ты сбрендил, Шейн! До дома еще далеко.
- Если ты не будешь дрыгаться, мы доберемся быстрее.
- Не донесешь.
- Я один раз на спор донес одну… хм… девочку до соседнего ранчо. А это пять миль.
- Что еще за девочка?
- Сестра Боба. Она была очень вредная.
- И сколько же вам было лет?
- Ей десять, мне пятнадцать. А кто такой Митчелл?
- Стюарт? Дрянной мальчишка из высшего общества. Представляешь, ему уже под тридцать, а у него все еще прыщи…
- А правда, что вы с ним помолвлены?
- С кем, с Митчем?! Ты просто его не видел, а то бы не спрашивал. От его физиономии даже Джейда стошнит.
- Ну, физиономия не главное…
- Шейн Кримсон! Ты что, ревнуешь?
- Знаешь, что! Да.
Они хохотали всю дорогу, и в вестибюле хохотали, и в лифте, и Шейн по-прежнему держал ее на руках, а она обнимала его за крепкую шею, а потом он вдруг резко оборвал смех и поцеловал ее.
Она откликнулась сразу, мгновенно, даже не перестав улыбаться, и ее руки еще теснее сомкнулись у него на шее, а точеное тело стало совсем невесомым и очень горячим…
Он понес ее в спальню, и Вивиана зажмурилась от веселого ужаса, желания, смущения и неуемного счастья.
Сейчас они останутся вдвоем, и не будет больше ночных кошмаров, не будет тихого плача по ночам, не будет одиночества и беспричинной злобы на весь свет, и она станет целой, бедная, разорванная на тысячу частей Вивиана Олшот, маленькая испуганная девочка, всю жизнь боявшаяся двух вещей: темноты и любви…
Он опустил ее на постель и глухо прорычал:
- Подожди одну секунду… Я сейчас… Только не открывай глаза, умоляю!
Она засмеялась и откинулась на подушки. Она вообще больше не встанет с постели, никогда. Шейн Кримсон будет уходить и приходить, а она будет лежать и ждать его. Она расскажет ему все-все, и выслушает все-все про него, и заснет в его объятиях, чтобы там же и проснуться, и чтобы это длилось вечно, вечно, вечно…
Его голос, прозвучавший из гостиной, казался совсем чужим и очень страшным. Таким страшным, что Вивиану вихрем сдуло с кровати.
- Ви, пойди сюда, а? Тут что-то с Джейдом случилось…
8
Вивиана сидела в машине, устало ссутулившись, и курила последнюю сигарету. Последнюю из этой пачки. Где-то в бардачке есть еще.
На коленке была дыра, наверное, зацепилась за что-то, когда они несли… не думать! Не думать!!!
Она тупо смотрела на дыру и методично подносила к ней тлеющую сигарету. Чтобы дальше стрелка не поехала. Капрон сейчас расплавится, и стрелка не поедет… Не поедет…
Было четыре часа утра, шел дождь, и улица перед салоном Жозефа была такой отчаянно пустынной, словно Вивиана перенеслась в один из своих детских кошмаров.
Тогда ей снился один и тот же сон. Пустой город, слепые окна, и ни одной двери. Потом все-таки одна находится, и Вивиана бежит по лестнице вверх, потому что лифт не работает, но на лестничных клетках нет ни одной квартиры.
Не думать. Не думать.
Жозеф приехал быстро, ночью нет пробок, а она его не узнала. Да и как узнать яркого томного визажиста в пожилом чернявом мужике с лысиной, в старых джинсах и футболке «Чикаго Буллс», выпрыгнувшем из раздолбанной «тойоты»? Никак невозможно узнать.
Что ж так долго-то? Вышел бы хоть кто-нибудь, сказал Вивиане слово, ну два, и ушел бы - но она бы знала! Знала, о чем уже можно думать, а о чем - нет.
Она уже видела такое лицо у мужчины. У дедушки. У Железного Монти, Монти-Керосинщика, Монти Полмиллиарда. На похоронах ее отца. Дед держался просто отлично, но только до тех пор, пока на крышку гроба не обрушился первый ком земли. И тогда у деда стало такое лицо…
Заострившееся, черное на висках и под глазами, старое и очень юное одновременно. Юными были глаза, глаза ребенка, который не понимает, как же так, вот только что человек был, и вот уже земля летит вниз, на крышку гроба, и больше никогда, никогда…
Не каркай! Не каркай, идиотка! Вот когда выйдут и скажут, тогда… Пока сиди и прижигай проклятую дырку.
Джейд лежал на ковре в гостиной - огромная гора шерсти. Задние ноги слабо и ритмично подергивались.
Шейн приподнимал лохматую морду, трогал лапы, и все это безжизненно валилось обратно, так страшно, так окончательно, что Вивиана тихо взвыла, бухнулась на колени и торопливо стала нащупывать пульс на шее. Так ищут пульс у людей, она понятия не имела, где надо искать пульс у собак, и, наверное, именно поэтому она его нашла. Тонкая ниточка жизни билась под шерстью.
Из оскаленной пасти струйкой текла слюна, ковер под мордой был мокрым.
Именно тогда у Шейна и стало такое лицо.
Вивиана Олшот сидит в машине в четыре часа утра, курит тридцать пятую сигарету и переживает за беспородную дворнягу. Этого быть не может, но это именно так. Ей хочется выть в голос и плакать, плакать, плакать…
Они вдвоем подняли Джейда и понесли к выходу. Он был тяжелый, страшно тяжелый, килограммов пятьдесят точно. Еще бы, овчарка, волкодав и бобтейл, и это только то, за что Шейн ручался…
Разумеется, Шейн мог запросто поднять мистера Джейда в одиночку, он много раз это делал в парке и дома, но теперь Джейд был неподвижным, обвисшим и ужасно тяжелым, поэтому Вивиана помогала. Она несла собачью голову, все время шепча что-то бессвязное и очень нежное.
Она понятия не имела, как надо шептать что-то нежное. Она не могла сейчас вспомнить, что именно говорила мистеру Джейду по дороге к лифту.
А потом они приехали к салону Жозефа и забарабанили в боковую дверь, туда, где было отделение для Пупсиков и канареек, а также варанов и попугайчиков, и охранник уже почти вызвал полицию, но вдруг узнал в ошалелой, чумазой и босой девице в вечернем платье Вивиану Олшот - узнал и позвонил Жозефу.
Жозеф приехал одновременно с бригадой реаниматоров, и мистера Джейда переложили из машины на настоящую каталку, и вот в самый последний момент этот лохматый паршивец приоткрыл мутный, умирающий глаз и лизнул Вивиане руку сухим горячим языком. В ту же секунду с ней что-то случилось, и она села на мокрый асфальт у дверей и закусила грязные кулаки, а Шейн бросил на нее яростный и отчаянный взгляд. Жозеф рявкнул коротко и отправил ее в машину, а мужчины убежали вслед за каталкой в туманную даль стерильного коридора ветеринарного отделения.
Первые полчаса Вивиана глухо и бурно рыдала, прижимая к трясущимся губам облизанную старым псом руку, а потом впала в ту самую прострацию, в которой пребывала по сей момент.
***
Прошло еще с полчаса, дождь перестал, и тогда из стеклянных дверей вышел Шейн. Под глазами у него была синева, а сами глаза - красные.
Как он ей тогда сказал? Плакать - не стыдно…
Вивиана встрепенулась, судорожно одернула платье и потянулась к Шейну.
- Что… Что там, Шейн?
Он молча сел на соседнее сиденье, достал сигареты и закурил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35