Джерри Кантер был еще одним тому примером. Он наблюдал за тем, как Роуз Акерсон кормит Молли Швейцлер обедом, полагая, что это смешно. Он испытывал какое-то мрачное удовольствие и никак не мог отвести от них взгляд.
— Вам случалось видеть что-нибудь более забавное? Только взгляните на этих двух!
— Я их вижу, — ответил я и отвернулся. Мне было куда интереснее наблюдать за теми, кто был в списке подозреваемых.
Например, за Этель Холл. Сейчас она выполняла обязанности официантки. Она так нервничала, что просто чудом не уронила пока ни одной тарелки. Она ни с кем не разговаривала и отводила глаза. Библиотекарь-лесбиянка — это звучало неплохо. В ее прошлом коренилась нервозность высокого напряжения. Сегодняшняя ли атмосфера сделала ее такой пугливой, или она нервничала из-за того, что она сегодня стала убийцей?
Или двое молодых парней справа от меня — Мерривейл и О'Хара. Оба они держались вызывающе и не разговаривали друг с другом. Было очевидно, что если один из них скажет хоть слово, то второй вцепится ему в горло. Нет, они не злились друг на друга — они походили на рассерженных львов в клетке, которые срывают свое раздражение, бросаясь друг на друга. Оба время от времени на секунду задерживали на мне взгляд, особенно Мерривейл, и я засомневался в том, что мне удастся избежать стычки с ними до отъезда из “Мидуэя”.
За столом напротив, где, ссутулив плечи и опустив головы, сидели Рут Эйренгарт и Айви Поллетт, обстановка была еще более нервная. Рядом с ними сидела Хелен Дорси — у нее был хмурый и натянутый вид, скулы от напряжения обозначились более резко, а движения были скованными и скупыми.
Наконец, последняя из присутствующих подозреваемых, — поскольку Дорис Брейди и Николаев в столовой не было, — Дебби Латтимор, сидела за столом с Мэрилин Назарро и Бет Трейси. У всех троих был напуганный вид. Так выглядят люди, готовые поверить, что за спиной у них творится нечто ужасное. Дебби то и дело оглядывала столовую, бросая быстрые взгляды на другие столы и поспешно отворачиваясь, когда встречалась с кем-нибудь глазами.
Уильям Стоддард, сидевший за нашим столом напротив меня, спросил:
— Кто вы на самом деле, Тобин?
Я оторвался от Дебби и увидел, что он изучающе на меня смотрит. Сегодня у него было более задумчивое и сосредоточенное и менее безнадежное выражение лица, чем то, что я видел раньше.
— Что вы имеете в виду?
— Все знают, что вы не наш. Но никто не знает, кто вы такой.
— Я друг друга доктора Камерона.
— Вы были в “Риво-Хилл”? Я отрицательно покачал головой.
Джерри Кантер с явной неохотой оторвался от созерцания Роуз Акерсон и Молли Швейцлер.
— Итак, вы и в самом деле подставное лицо, — сказал он, — шпион вражеской стороны. Вы кто, коп?
— Нет, раньше я служил в полиции Нью-Йорка, но уже три года я не полицейский.
— Теперь вы частный детектив? — предположил Уолтер Стоддард.
— Нет. Я, не совсем подставное лицо. Вообще-то я что-то вроде пациента. Не хочу вдаваться в подробности.
— Никто и не просит вас вдаваться в подробности, — заявил Стоддард. — Я просто спрашиваю: что вы здесь делаете?
Я был рад возможности испытать свою историю на аудитории, которая будет менее подозрительной и, вероятно, более компетентной, чем местная полиция. Боба Гейла, сидевшего справа от меня, доктор Камерон просветил еще до обеда, и он знал, что, согласно официальной версии, он не принимал участия в расследовании. Я надеялся, что он не забудет об этом и не попытается добавить художественные детали к моему рассказу, когда я буду отвечать Стоддарду.
Боб оказался на высоте. Может быть, он немного переигрывал, изображая на лице выражение “ну разве это не интересно?”, но ни Кантер, ни Стоддард этого не заметили. Все свое внимание они сосредоточили на мне.
— Это что-то вроде сделки, — начал я. — У доктора Камерона возникли подозрения, что здесь кто-то живет на незаконных основаниях, ну, кто-то вроде “зайца”, и он не знал, что с этим можно поделать. Он не хотел вызывать полицию для проведения обыска, полагая, что это окажет негативное воздействие на некоторых постояльцев. Его собственные поиски ничем не увенчались. Он рассказал об этой проблеме своему приятелю, однокашнику по колледжу, а этот приятель направил его к своему двоюродному брату, которого зовут Марти Кенгельберг. Он детектив нью-йоркской полиции. Марти меня знает, и знает о моих личных проблемах. Он считал, что мне требуется некоторая психиатрическая помощь, а я ни за что не соглашался лечь в клинику. Тогда Марти свел меня с доктором Камероном, и мы договорились выручить друг друга. Я должен был приехать сюда как обычный постоялец и постараться найти “зайца”, а он был готов предоставить мне индивидуальные консультации, чтобы понять, как мне помочь. — Я развел руками. — Вот чем я здесь занимаюсь. Поисками психиатрической помощи и Дьюи.
Пока я говорил, Стоддард пристально наблюдал за мной, и я не был уверен, что он проглотит наживку, однако первым вопрос задал Джерри Кантер:
— Как получилось, что вы дали в глаз доктору Фредериксу?
— Я дал ему в зубы. И сделал это потому, что был на него зол.
— Это я и так понял. Вопрос в том, почему вы на него злились?
— Из-за него Дьюи пришлось убегать. Я знал, что Дьюи будет напуган, и хотел, чтобы мы подбирались к нему осторожно. Фредерике был против этого. Он хотел вспугнуть Дьюи и заставить его уйти из дома.
Кантер криво усмехнулся и сказал:
— Это похоже на Фредерикса. Он любит доставлять людям неприятности.
— Я винил Фредерикса в том, что Дьюи поддался панике и упал. Теперь я думаю, что обвинять его было несправедливо, но в тот момент я не мог сдержаться.
Стоддард спросил:
— Они опознали этого Дьюи?
— Доктор Камерон осмотрел тело и сразу узнал этого человека. Его звали Дьюитт, Фрэнк Дьюитт. Он был одним из первых постояльцев “Мидуэя” и жил здесь сразу после его открытия, шесть или семь лет назад. Доктор Камерон говорит, что помнит Дьюи — я хочу сказать, Дьюитта, — он помнит, что Дьюитт наделал много шума с отъездом. Он заявил, что не готов жить во внешнем мире, но никто не обратил внимания на его протест. Многие постояльцы ощущают нечто подобное, вот почему и существует правило, согласно которому здесь можно находиться не более шести месяцев — чтобы люди не успели слишком привязаться к этому месту. Но Дьюи так и не отвык от него.
— Вы хотите сказать, что он жил здесь шесть лет? — не поверил Стоддард. — И никто об этом не знал?
— Совершенно верно. В “Мидуэе” множество маленьких неприметных уголков, там он и жил. Доктор Камерон рассказывал мне, что этому дому более восьмидесяти лет, и он перестраивался внутри раза три — это только те случаи, о которых ему известно. Никто специально не делал тайных помещений или ходов — они образовались естественным путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46