На подходе к кладбищу они грянули удалую песню. Канистры бодро звякали в такт шагов. Теперь и сам Виталий Петрович чувствовал себя наподобие воздушного шара. А голова так и вовсе, казалось, витала в стороне от тела и горделиво обозревала окрестности. Иногда, правда, слегка кружилась. Полил дождь. Гром гремел все чаще и чаще и в скором времени грозил вовсе не оставить интервалов тишины. Старые каменные надгробья забавно мерцали под серебристыми струями. Красильников показал на них соседу, и оба громогласно расхохотались. Потом Хорьков согнулся и его вырвало. Подземный мертвяк вырвался из-под земли в водопаде струй и безжизненно осел на подставленных дачниками вилах. - Ну, что, - спросил Виталий Петрович у разогнувшегося Хорькова, - начали? Тот кивнул с улыбкой, и они, лихо вскинув канистры, кинулись к кладбищу. Сокрушительные удары неслись с небес, и в момент вспышки молний можно было увидеть, как бешено несутся по небосводу лиловые рваные облака. Красильников добежал до первой могилы и, молодецки гикнув, опрокинул на нее канистру (опрыскиватель он выронил). Там зашипело, и разбавленный бензин устремился вместе с дождем в недра земные. На третьей могиле шевелилась земля, и сизые руки стремились выгрести тело на поверхность. Сюда Виталий Петрович опрокинул бензин с особым удовольствием. Зашипело, сдавленный вой боли и муки донесся из-под слоя земли, а дачник демонически захохотал. Молнии сверкали у него над головой, и в этот момент он казался себе не человеком, нет, а каким-то неистовым богом разрушения, и чудилось, будто гром исходит из-за его шагов. Только на самом краю текущего сознания плавала настораживающая мыслишка, что не следовало так долго стоять у могильника. Следовало уйти, и даже не на кладбище, а прочь, и как можно дальше. От его шагов тряслась земля, он был дождем, небесным водопадом и злой белой молнией, карающей мертвецов. Первая канистра опустела, и он откупорил вторую. Едкий запах бензина пьянил. Над могилами поднимался пар. Кто-то надрывно стонал, кто-то закапывался вглубь. А Красильников все бежал, прыскал бензином и иногда вздымал канистру в победном салюте к безумствующим небесам. Он не замечал, что вокруг него собирается земля, и все больше и больше чудовищ берут его в кольцо. Потом до него донесся крик Хорькова, жалобный и замирающий. Дачник кинулся туда с негодующим воплем - его шатало, как пьяного, а на полпути он был вынужден остановиться и опустошить желудок на кладбищенскую землю. Когда он подбежал, грозно размахивая канистрой, Хорьков уже скрывался под землей. Остались только голова и одна рука, судорожно размахивающая в пестрящем водой воздухе. Глаза Хорькова влажно блестели, словно он плакал. - Беги... - простонал сосед сипло, - беги, их... много. - Держись!!! - громогласно, как ему показалось, рявкнул Виталий Петрович и как дамоклов меч опрокинул канистру. Хорьков с тихим всхлипом исчез под землей, и лишь рука осталась болтаться в прощальном салюте. Дачник механически тряс канистру, не в силах понять, что она опустела. Земля под ним подалась, и он поспешно отпрыгнул в сторону и натолкнулся на чье-то тело. Со вскриком отшатнулся и понял, что это Федя. Федор выглядел плохо. Был он бледен, под глазами обнаружились почти черные круги, а на щеках, наоборот, алел нездоровый румянец. Федя тянул его за руку. - Пойдем! - Да я их руками передавлю! - запальчиво крикнул Красильников и попытался вырваться, но Федор ухватил крепче. Потянул за собой: - Пошли! Их много! Виталий Петрович оглянулся, и тут навалилось. Это был как удар, нет, словно небо упало на землю, а вернее, давешний воздушный шарик вдруг обратился в увесистый булыжник и рухнул обратно с той высоты, что успел набрать. Красильников упал на колени, не обращая внимание на приближающиеся со стороны могил земляные дорожки. Федя выругался, подхватил дачника и силой поволок его, едва переставляющего ноги, с кладбища. С неба хлестал водопад, лес рассерженно шумел. Гром гремел резко, сухо, над самыми головами. Через полсотни метров дачник нашел в себе силы передвигаться, и они побежали. Красильникова скручивали приступы тошноты. Он попросил Федора остановиться, но тот мотнул головой: - Нельзя... терпи! А потом они снова бежали через лес, и, казалось, земля шуршит и проваливается сразу позади них. Время остановилось. Слилось со струями дождя, обратилось в прах под ударами молний. Один раз они все же прекратили бег, и Красильникова долго и мучительно рвало. Лес кончился, и они остановились передохнуть. Дачник тяжело дышал, держался за Федора, чтобы не упасть. Мыслей в голове не осталось, и вся она казалась гладкой и цельнометаллической, без каких-либо лакун и прочих производственных браков. - Федя, - сказал он, - что со мной происходит? Тот не отвечал, потом, отдышавшись, хрипло сказал: - У могильника проторчали долго, вот что. Облучились. А когда переоблучишься, всегда так бывает - сначала дуреешь, а потом похмелье. Ничего, терпи, - странно, в этот момент Федя говорил складно и правильно, словно и не был столько времени деревенским сумасшедшим. Трава сминалась под ногами, они часто оскальзывались и падали. Казалось, сила утекает из них вместе со струями дождя. Впереди мелькнула лента шоссе, и Красильников тупо удивился, что они бежали не в сторону деревни. Далее следовал провал в памяти, мир плыл, неизменными оставались лишь гром и падающая вода. Федор танцевал под дождем, смешно размахивая руками. Потом оказалось, что он вовсе не танцевал, а тормозил проходящую машину. Она показалась внезапно - красное пятно из-за завесы дождя. Миг, и Виталия Петровича вталкивают в теплый салон. В поле зрения лицо водителя - удивленное и слегка испуганное. Федин голос рядом бубнит что-то успокаивающее. До Красильникова доносились лишь отдельные слова: "посидели... устал человек, не довезти... а если упадет где... а дома жена". - Нет у меня никакой жены, - вяло попытался возмутиться Красильников, но язык ему не повиновался. Вопрос был решен. Дверца хлопнула, и они тронулись. В салоне дождь был почти не слышен. Федор сидел на переднем сидении и что-то оживленно втолковывал водителю. И только один раз обернулся к дачнику и сказал тихо: - Вырвались. А потом, под шум дождя Виталий Петрович стал уплывать. Странные образы мельтешили перед его глазами. Утро они встретили в пути.
* * * Двадцать девятого декабря в восемь двадцать шесть вечера Виталий Петрович Красильников снял гневно шипящий чайник с электрической конфорки и начал разливать чай по двум приготовленным кружкам. За окошком падал легкий снежок, скрывая собой зрелище празднично оживленной Москвы. Впрочем, шум машин долетал и сквозь него. - Федя! - крикнул Красильников, - иди чай пить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10