Запах мускуса, характерный
для весны или раннего лета, врывался в окно так резко, что огонь в нашем
маленьком камине почти тотчас погас, словно застеснялся. Я договорился с
Пхаедрией на десять часов и положил возле кровати записку с просьбой
разбудить меня в девять. В ту ночь, вдыхая запах весны, я засыпал с мыслью
полупланом-полусновидением, что мы с Пхаедрией вырвемся из-под опеки тетки
и поищем полянку, заросшую голубыми и желтыми цветами.
Когда я проснулся, был уже час пополудни. За окном шел дождь. В
дальнем конце комнаты читал книжку мистер Миллион. Он сказал, что не стал
будить меня, так как дождь идет с шести утра.
Голова раскалывалась от боли, как часто бывало после особенно
интенсивных опытов у отца. Я выпил лекарство, которое он мне прописал.
- Ты плохо выглядишь, - сказал мистер Миллион.
- Я бы хотел сходить в парк.
- Знаю, - сказал он и подъехал ко мне.
Я вспомнил, что доктор Маршх назвал его тренажером. Впервые с тех
пор, когда я, как маленький мальчик, удовлетворил свое любопытство в этом
вопросе, он наклонился - это подвергло риску мою голову - и я прочитал
почти стертую надпись на его голове. Там было название земной
кибернетической фирмы и его имя, написанное, как я подумал, по-французски:
"М.Миллион".
- "М" - мистер или монсеньор?
Внезапно, как молниеносный удар по затылку человеку, спокойно
сидящему в мягком кресле, меня ударила мысль, что точка, применяемая в
математике, может иметь смысл умножения.
Он заметил, как изменилось выражение моего лица, и заговорил:
- Емкость памяти тысяча миллионов слов. По-английски - биллион,
по-французски - миллиард. "М" - римская цифра, означающая тысячу. Я думал,
ты давно знаешь об этом.
- Ты являешься тренажером, это понятно. Но кого же ты тренируешь?
Отца?
Изображение на экране, которое я всегда считал мистером Миллионом,
отрицательно покачало головой.
- Можешь считать, что я учил всех твоих предков. Я не живой. Чтобы
создать такой тренажер, какой ты видишь перед собой, необходим живой мозг,
с которого слой за слоем снята вся информация, переданная впоследствии в
компьютер. Это приводит к смерти человека, чей мозг подвергается такой
операции. - На мгновение он замолчал, его лицо покрылось тысячами
блестящих капелек. - Извини. Ты, конечно, готов слушать, но у меня нет
настроения рассказывать. Очень давно, еще перед операцией, мне сказали,
что мой тренажер - значит, я сам - в определенных обстоятельствах не будет
испытывать волнения. Но сегодня я думаю, что это было ошибочное мнение.
Если бы я мог, то задержал бы его, но пока я приходил в себя от
удивления, он уже выкатился из спальни. Очень долго, может быть, час или
больше, я прислушивался к шуму дождя, думал о Пхаедрии и о том, что
говорил мистер Миллион. Все это перемешалось у меня с вопросами, которые
отец задавал мне прошлой ночью. Я чувствовал себя так, словно они украли у
меня все ответы, оставив одну пустоту. Я вспомнил, как в эту ночь мне
снилось, что я стою на мощеном подворье, так тесно окруженном высокими
колоннами, что между ними нельзя пролезть, стою так много лет, ищу проход
и замечаю, что на каждой из колонн выбиты какие-то слова. Еще я вижу, что
подворье вымощено надгробными плитами, какие можно встретить в старинных
французских костелах, и на каждой выбито мое имя, но с разными датами
рождения и смерти.
Этот сон преследовал меня даже тогда, когда я старался думать о
Пхаедрии.
Когда служанка принесла теплую воду - в то время я брился уже дважды
в день, - оказалось, что я уже держу в руках бритву, даже успел порезаться
ею и кровь капает на пижаму и постель.
Через пять дней, ранним утром, когда я вновь увидел Пхаедрию, она
была захвачена планом, в который втянула меня и Дэвида.
Речь шла, ни больше, ни меньше, как о театральной труппе. В ее состав
входили, главным образом, девочки возраста Пхаедрии. Они намеревались все
лето давать спектакли в парке. Поскольку, как я уже говорил, в труппу
входили преимущественно девушки, наше участие было как нельзя кстати.
Прошло немного времени, и мы с братом были втянуты в эту историю.
Пьеса была написана избранным среди актеров комитетом, темой служила
утрата политической власти французскими колонистами. Пхаедрия, которая во
время спектакля была еще в гипсе, получила роль калеки - дочки
французского губернатора. Дэвид играл роль ее любовника, галантного
капитана кавалерии, а я самого губернатора. Я согласился на эту роль с
охотой, поскольку она была лучше роли Дэвида, а кроме того, давала
возможность оказывать Пхаедрии отцовское внимание.
Представление, которое было в начале июня, я помню хорошо по двум
причинам.
Тетка, которую я не видел с тех пор, как она захлопнула дверь за
доктором Маршхом, сообщила мне в последнюю минуту, что хотела бы
присутствовать на спектакле. Кроме того, мы, актеры, так опасались пустоты
в зале, что я попросил отца прислать шесть девушек. Я очень удивился,
когда он согласился.
Думаю, он сделал это ради рекламы. Он только предупредил, что если
вышлет за ними гонца, что они нужны в доме, я должен буду немедленно
вернуть их, даже если спектакль только начнется.
Поскольку я должен был прийти, по крайней мере, за час до начала,
чтобы войти в роль, после полудня я зашел к тетке. Она сама открыла дверь
и тотчас же попросила помочь служанке, которая стаскивала что-то тяжелое с
верхней полки шкафа.
Это оказалось складной инвалидной коляской, которую мы разложили в
соответствии с указаниями тетки. Когда дело было закончено, она сказала:
- А теперь помогите мне.
Она оперлась на наши плечи и села в коляску. Черная юбка покоилась на
подставке для ног, точно палатка.
Из-под нее выглядывали ноги, которые в кости были не толще моих рук.
Ниже бедер выдавалось что-то странное, немного напоминающее седло. Когда
она заметила, как я присматриваюсь к ней, то пробурчала:
- Это мне не понадобится. Приподними меня немного. Встань сзади и
подними за подмышки.
Я сделал так, как она велела, а служанка бесцеремонно залезла ей под
юбку и вытащила оттуда небольшой, обтянутый кожей предмет, на котором
тетка сидела.
- Едем? - спросила тетка. - А то опоздаем.
Я выкатил коляску в коридор. Служанка придержала дверь. Открытие
того, что тетя теряла теряла способность передвигаться физически и могла
делать это лишь при помощи механизмов, наполнило меня беспокойством еще
большим, чем то, которое я ощущал, когда не знал об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
для весны или раннего лета, врывался в окно так резко, что огонь в нашем
маленьком камине почти тотчас погас, словно застеснялся. Я договорился с
Пхаедрией на десять часов и положил возле кровати записку с просьбой
разбудить меня в девять. В ту ночь, вдыхая запах весны, я засыпал с мыслью
полупланом-полусновидением, что мы с Пхаедрией вырвемся из-под опеки тетки
и поищем полянку, заросшую голубыми и желтыми цветами.
Когда я проснулся, был уже час пополудни. За окном шел дождь. В
дальнем конце комнаты читал книжку мистер Миллион. Он сказал, что не стал
будить меня, так как дождь идет с шести утра.
Голова раскалывалась от боли, как часто бывало после особенно
интенсивных опытов у отца. Я выпил лекарство, которое он мне прописал.
- Ты плохо выглядишь, - сказал мистер Миллион.
- Я бы хотел сходить в парк.
- Знаю, - сказал он и подъехал ко мне.
Я вспомнил, что доктор Маршх назвал его тренажером. Впервые с тех
пор, когда я, как маленький мальчик, удовлетворил свое любопытство в этом
вопросе, он наклонился - это подвергло риску мою голову - и я прочитал
почти стертую надпись на его голове. Там было название земной
кибернетической фирмы и его имя, написанное, как я подумал, по-французски:
"М.Миллион".
- "М" - мистер или монсеньор?
Внезапно, как молниеносный удар по затылку человеку, спокойно
сидящему в мягком кресле, меня ударила мысль, что точка, применяемая в
математике, может иметь смысл умножения.
Он заметил, как изменилось выражение моего лица, и заговорил:
- Емкость памяти тысяча миллионов слов. По-английски - биллион,
по-французски - миллиард. "М" - римская цифра, означающая тысячу. Я думал,
ты давно знаешь об этом.
- Ты являешься тренажером, это понятно. Но кого же ты тренируешь?
Отца?
Изображение на экране, которое я всегда считал мистером Миллионом,
отрицательно покачало головой.
- Можешь считать, что я учил всех твоих предков. Я не живой. Чтобы
создать такой тренажер, какой ты видишь перед собой, необходим живой мозг,
с которого слой за слоем снята вся информация, переданная впоследствии в
компьютер. Это приводит к смерти человека, чей мозг подвергается такой
операции. - На мгновение он замолчал, его лицо покрылось тысячами
блестящих капелек. - Извини. Ты, конечно, готов слушать, но у меня нет
настроения рассказывать. Очень давно, еще перед операцией, мне сказали,
что мой тренажер - значит, я сам - в определенных обстоятельствах не будет
испытывать волнения. Но сегодня я думаю, что это было ошибочное мнение.
Если бы я мог, то задержал бы его, но пока я приходил в себя от
удивления, он уже выкатился из спальни. Очень долго, может быть, час или
больше, я прислушивался к шуму дождя, думал о Пхаедрии и о том, что
говорил мистер Миллион. Все это перемешалось у меня с вопросами, которые
отец задавал мне прошлой ночью. Я чувствовал себя так, словно они украли у
меня все ответы, оставив одну пустоту. Я вспомнил, как в эту ночь мне
снилось, что я стою на мощеном подворье, так тесно окруженном высокими
колоннами, что между ними нельзя пролезть, стою так много лет, ищу проход
и замечаю, что на каждой из колонн выбиты какие-то слова. Еще я вижу, что
подворье вымощено надгробными плитами, какие можно встретить в старинных
французских костелах, и на каждой выбито мое имя, но с разными датами
рождения и смерти.
Этот сон преследовал меня даже тогда, когда я старался думать о
Пхаедрии.
Когда служанка принесла теплую воду - в то время я брился уже дважды
в день, - оказалось, что я уже держу в руках бритву, даже успел порезаться
ею и кровь капает на пижаму и постель.
Через пять дней, ранним утром, когда я вновь увидел Пхаедрию, она
была захвачена планом, в который втянула меня и Дэвида.
Речь шла, ни больше, ни меньше, как о театральной труппе. В ее состав
входили, главным образом, девочки возраста Пхаедрии. Они намеревались все
лето давать спектакли в парке. Поскольку, как я уже говорил, в труппу
входили преимущественно девушки, наше участие было как нельзя кстати.
Прошло немного времени, и мы с братом были втянуты в эту историю.
Пьеса была написана избранным среди актеров комитетом, темой служила
утрата политической власти французскими колонистами. Пхаедрия, которая во
время спектакля была еще в гипсе, получила роль калеки - дочки
французского губернатора. Дэвид играл роль ее любовника, галантного
капитана кавалерии, а я самого губернатора. Я согласился на эту роль с
охотой, поскольку она была лучше роли Дэвида, а кроме того, давала
возможность оказывать Пхаедрии отцовское внимание.
Представление, которое было в начале июня, я помню хорошо по двум
причинам.
Тетка, которую я не видел с тех пор, как она захлопнула дверь за
доктором Маршхом, сообщила мне в последнюю минуту, что хотела бы
присутствовать на спектакле. Кроме того, мы, актеры, так опасались пустоты
в зале, что я попросил отца прислать шесть девушек. Я очень удивился,
когда он согласился.
Думаю, он сделал это ради рекламы. Он только предупредил, что если
вышлет за ними гонца, что они нужны в доме, я должен буду немедленно
вернуть их, даже если спектакль только начнется.
Поскольку я должен был прийти, по крайней мере, за час до начала,
чтобы войти в роль, после полудня я зашел к тетке. Она сама открыла дверь
и тотчас же попросила помочь служанке, которая стаскивала что-то тяжелое с
верхней полки шкафа.
Это оказалось складной инвалидной коляской, которую мы разложили в
соответствии с указаниями тетки. Когда дело было закончено, она сказала:
- А теперь помогите мне.
Она оперлась на наши плечи и села в коляску. Черная юбка покоилась на
подставке для ног, точно палатка.
Из-под нее выглядывали ноги, которые в кости были не толще моих рук.
Ниже бедер выдавалось что-то странное, немного напоминающее седло. Когда
она заметила, как я присматриваюсь к ней, то пробурчала:
- Это мне не понадобится. Приподними меня немного. Встань сзади и
подними за подмышки.
Я сделал так, как она велела, а служанка бесцеремонно залезла ей под
юбку и вытащила оттуда небольшой, обтянутый кожей предмет, на котором
тетка сидела.
- Едем? - спросила тетка. - А то опоздаем.
Я выкатил коляску в коридор. Служанка придержала дверь. Открытие
того, что тетя теряла теряла способность передвигаться физически и могла
делать это лишь при помощи механизмов, наполнило меня беспокойством еще
большим, чем то, которое я ощущал, когда не знал об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20