Через пять минут мы отыскали две такие палки. Они нам как раз
подходили. Около шести футов в длину, полтора дюйма в диаметре, они были
сделаны из твердого дерева.
- А где возьмем острие? - поинтересовался Дэвид.
Мой неразлучный скальпель, как всегда, находился в футляре, висевшем
на груди. Я прикрутил его изолентой к палке. Найти наконечник на вторую
палку оказалось сложнее, Пришлось заменить его куском стекла.
- Окно для этой цели не подойдет, - сказала Пхаедрия. - Нас могут
услышать с улицы.
- Нужно толстое стекло. Посмотрите туда.
Я опять увидел свое лицо, Дэвид показывал на больше зеркало, которое
так напугало меня. Я ударил носком ботинка, и оно с грохотом разлетелось.
Наверху завыли собаки. Я отыскал длинный, почти треугольный осколок и
поднес его к свету. Он блестел, как драгоценный камень.
- Почти так же хорош, как те, что делали из агата и нефрита на Святой
Анне, - сказал я.
Договорившись, мы подошли к гладиатору с противоположных сторон. Раб
вскочил на сундук и оттуда спокойно смотрел на нас.
Его глубоко посаженные глаза внимательно следили за Дэвидом, потом
перешли на меня.
На Пхаедрию он не обращал никакого внимания.
В конце концов, когда мы подошли достаточно близко, Дэвид метнул
копье.
Стеклянное острие проехало по ребрам, но гладиатор, мгновенно
изогнувшись, сумел схватить древко копья. Я ударил своим оружием, но
промахнулся. Пока я старался сохранить равновесие, четверорукий уже
замахивался на Дэвида. Я наклонился и сделал выпад. Не знаю, попал я или
нет, но тут послышался страшный крик Дэвида. Очевидно, гладиатор нанес ему
рану копьем. Я заметил, как Дэвид пытался зажать рану, но между пальцами
сильной струей била почти черная в тусклом освещении кровь. Я отбросил
свое копье и кинулся к нему. Гладиатор мгновенно оказался на моем пути,
навалился на плечи. Все четыре его руки схватили меня. Он радостно
улыбался. Я был уверен, что через мгновение буду задушен, но, очевидно,
забавляясь, раб двумя руками начал отгибать мою голову назад.
На помощь мне пришла Пхаедрия. Я, признаться, не ожидал этого. В мою
свободную руку она вложила копье Дэвида со стеклянным наконечником, и я
ударил им прямо в горло гладиатора. Острое стекло разрезало ему кожу,
аорту, трахею...
Подхватив Дэвида, мы ушли без денег и без знаний, которые я хотел
получить, осмотрев тело раба.
Кое-как я сумел притащить Дэвида домой, сказав мистеру Миллиону, что
он упал, когда мы играли в саду. Сомневаюсь, что он поверил в это.
Есть еще одно дело, связанное с этим "приключением", то есть
убийством
После ухода я сделал открытие, которое произвело на меня тогда очень
сильное впечатление и постоянно искушает рассказать сразу о нем.
Однако, сначала я опишу то, что может быть только провидением. В
конце концов, это трудно объективно оценить, чтобы утверждать что-то с
уверенностью.
Когда я наносил гладиатору последний удар, мы были с ним лицом к
лицу. По-видимому, под влиянием света, падавшего из высоко расположенных
окон за нами, я увидел в его зрачках отражение своего лица.
И тут мне показалось, что это лицо очень походит на мое. С тех пор я
не могу забыть его. Ведь доктор Маршх как-то говорил, что можно создать
любое количество идентичных особей благодаря клонированию. И почему тогда
отца считают торговцем детьми?
Выйдя из заключения, я старался отыскать след моей матери. Я всюду
искал ту женщину с фотографии, которую показала мне тетка, но вскоре
пришлось смириться с фактом, что фотография была сделана очень давно,
может быть, даже на Земле.
Открытие, о котором я уже говорил, я сделал после убийства раба. На
дворе стояла середина лета. Поскольку мы очень волновались за Дэвида и
лихорадочно пытались объяснить причину увечья брата, я не думал об этом.
Помню, что раньше деревья были почти лишены листьев. Сейчас же было тепло,
воздух наполняла типично летняя влажность. В покрытых листвой деревьях
пели птицы. Фонтан в нашем саду извергал из своих недр теплую воду,
которая будет литься до самых заморозков. Когда я тащил Дэвида по тропинке
к дому, то остановился передохнуть у этого фонтана. Машинально я сунул
руку в бассейн и тут же отдернул. Вода была теплой. Мои шутки с памятью,
сопровождаемые потерей сознания, продолжались очень долго, всю зиму и
весну. Я ощутил себя странно потерянным.
Когда мы вошли в дом, мне на плечо вскочила обезьянка отца. Потом
мистер Миллион объяснил, что она принадлежит мне, что этот зверек приручен
мною. Я не узнал ее, но, судя по ее поведению, она хорошо знала меня.
С тех пор я опекаю Попо. Когда я был в заключении, за ней ухаживал
мистер Миллион. В хорошую погоду она взбиралась по серым, обшарпанным
стенам нашего дома. Когда я замечаю ее сгорбленную фигурку, бегущую по
парапету, мне кажется, что отец жив и вот-вот позовет меня к себе в
библиотеку.
Отец не вызывал врача для брата и занимался им сам. Если он и пытался
узнать, где Дэвид так поранился, то ничем не выказывал своего любопытства.
Лично я считаю, он думал - хотя теперь это не имеет никакого
значения, - что это я чем-то ткнул его во время драки. Я говорю так,
поскольку с того времени ничего не боялся и провел немало лет в обществе
отчаянных преступников.
С того времени, как с Дэвидом случилось несчастье, отец начал
относиться ко мне с опаской. Не знаю, чем это было вызвано, может быть, я
совершил или сказал что-то такое во время выпавшей из моей памяти зимы, но
наши ночные встречи прекратились.
Пхаедрия, тетка и мистер Миллион очень часто навещали Дэвида. Его
комната стала чем-то вроде места встреч. Только иногда этим встречам мешал
отец. Потом стала приходить Меридоль. Она была маленькой, милой
блондинкой, и я очень полюбил ее. Часто я провожал ее домой.
На обратном пути я останавливался возле невольничьего рынка, как
бывало раньше с мистером Миллионом и Дэвидом, чтобы купить сэндвич, чашку
сладкого кофе и поглазеть на торги. Нет ничего интереснее, чем лица
невольников. Я присматривался к ним с любопытством исследователя.
Прошло много времени, может быть, месяц, пока я понял, почему это
делаю.
На площадь привели молодого юношу, раба для уборки улиц. Лицо и плечи
его покрывали шрамы от бича, зубы были выбиты. Я узнал его. Лицо в шрамах
было моим лицом и лицом моего отца!
Я хотел купить его и освободить, однако, на мой вопрос он ответил так
услужливо и так типично для раба, что я отвернулся, огорченный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20