Ведь его и «ягуар» видела горничная, и при случае она может заявить в полицию. Это привлечет внимание к нашему печатнику, а он из тех, кто легко паникует. Не стоит впутывать его в это дело. Показания горничной могут бросить на него подозрения. Посудите сами: сначала ему звонят, и он исчезает, потом к нему приезжает молодой человек, которого вскоре убивают. Это чересчур.
Маккензен нахмурился.
– Вы правы. Я возьму его, когда он будет уезжать.
– Думаю, Миллер пошатается по городу еще несколько часов в поисках следов печатника. Но ничего не обнаружит. И еще одно. Есть ли у Миллера чемоданчик с документами?
– Да, – ответил Маккензен. – Вчера, когда он выходил из кабаре, был. Миллер даже брал его с собой в гостиницу.
– А почему он не оставил его в багажнике? Или в номере отеля? Потому что он для него очень важен. Понимаете?
– Да.
– Дело в том, что Миллер видел меня, знает мое имя и адрес. Кроме того, ему известно о связи Байера с печатником. А журналисты имеют обыкновение все записывать. Словом, если Миллер погибнет, чемоданчик не должен попасть в полицию. Нужно выкрасть его или уничтожить вместе с журналистом.
Маккензен призадумался.
– Тогда, – сказал он наконец, – лучше всего заложить в «ягуар» бомбу. Соединить ее с подвеской, чтобы она взорвалась, когда машина на большой скорости попадет в колдобину на шоссе.
– Превосходно, – согласился Вервольф. – А чемоданчик?
– Я сделаю такую бомбу, взрыв которой уничтожит и Миллера, и машину, и чемодан. Кроме того, на шоссе это будет выглядеть как несчастный случай. Свидетели покажут, что у «ягуара» взорвался бензобак.
– А вы сможете это организовать?
Маккензен усмехнулся. В багажнике его «мерседеса» лежал саквояж, о котором профессиональный убийца может только мечтать. В нем было около полукилограмма пластиковой взрывчатки и два детонатора.
– Конечно. Без труда. Но придется подождать до темноты.
Маккензен вдруг замолк, выглянул из окна почтамта, буркнул: «Я перезвоню» – и бросил трубку. Объявился он уже через пять минут: «Извините, но я увидел, как Миллер с „дипломатом“ в руках садится в машину. Он уехал, но из гостиницы не выписался – я проверил у дежурного. Да и чемоданы он не взял, так что вернется. Словом, не беспокойтесь, бомбу я подложу сегодня же вечером».
Миллер проснулся около часа посвежевшим и несколько взбудораженным. Во сне он понял, что за мысль его мучила. Петер оделся и поехал обратно к Винцеру.
Горничная ему явно обрадовалась.
– Привет, – радостно улыбнулась она. – Это опять вы?
– Я просто мимо проезжал, – объяснил Миллер, – и решил зайти узнать, давно ли вы здесь служите?
– Около года. А что?
– Раз герр Винцер закоренелый холостяк, а вы так молоды, я подумал – кто же ухаживал за ним раньше?
– Ах, вот вы о чем! За ним ухаживала его домоправительница, фройляйн Вендель.
– Где она теперь?
– В больнице, – вздохнула Барбара, – и, наверное, скоро умрет. У нее, знаете, рак груди. Какой ужас! Тем более странно, что герр Винцер уехал в такой спешке. Он во фройляйн Вендель души не чаял, навещал ее каждый день. Не то чтобы между ними – ну, знаете, – что-то такое было, просто она служила у него, по-моему, с пятидесятого года, и он ее очень уважает. Не раз он поучал меня словами: «А вот фройляйн Вендель делала это не так».
– В какую больницу ее положили? – спросил Миллер.
– Забыла. Хотя погодите. Ее название записано в блокноте у телефона. Я сейчас.
Через две минуты Барбара назвала Петеру больницу, где лежала бывшая домоправительница Клауса. Это оказалась дорогая частная клиника на окраине города.
Разобравшись по карте, как туда проехать, Миллер добрался до больницы в четвертом часу дня.
Глава 15
Врач оглядел посетителя неодобрительно. Миллер презирал людей в костюмах и галстуках, сам так не одевался никогда, в больницу приехал в черном пуловере, из-под которого выглядывала белая нейлоновая водолазка.
– Племянник? – удивленно повторил врач. – А я и не знал, что у фройляйн Вендель есть племянник.
– По-моему, я ее единственный родственник, – «пояснил» Миллер. – Я бы, конечно, приехал раньше, если бы знал о состоянии, тети, но герр Винцер позвонил мне лишь сегодня, попросил навестить ее.
–Насколько я знаю, он в это время приходит к ней сам, – заметил врач.
– Увы, ему пришлось срочно уехать, – вежливо проговорил Петер. – По крайней мере так он сам сообщил мне сегодня утром по телефону. Сказал, что несколько дней его не будет, и просил побыть с фройляйн Вендель меня.
– Уехал? Невероятно. И как странно, – врач призадумался, потом сказал: – Простите, я на минутку, – и прошел из вестибюля, где беседовал с Миллером, в небольшой кабинет, дверь не прикрыл, потому Петер услышал, как он разговаривает по телефону, видимо, с Барбарой.
– Неужели и впрямь уехал?.. Сегодня утром?.. На несколько дней?.. Нет, нет, ничего, фройляйн. Я просто хотел узнать, почему он не был у нас сегодня.
Врач повесил трубку, вернулся в вестибюль и пробормотал:
– Странно. С тех пор как фройляйн Вендель положили к нам, герр Винцер приезжал сюда каждый день обязательно. Очевидно, он к ней очень привязан. Что ж, если он хочет застать ее в живых, ему с возвращением надо, знаете ли, поспешить.
– Это же он мне и по телефону сказал, – с грустью произнес Миллер. – Бедная тетушка!
– На правах родственника вы, конечно, можете побыть с ней немного. Но предупреждаю, она очень слаба, так что не утомляйте ее. Пойдемте.
Доктор провел Миллера по коридорам здания, которое когда-то давно было жилым домом, и остановился, по-видимому, у бывшей спальни.
– Она здесь. – Он ввел Петера в палату и ушел, притворив дверь. Миллер услышал, как затихают в коридоре его шаги.
В палате царил полумрак. Наконец глаза Петера освоились с тусклым светом пасмурного зимнего дня: струившимся между неплотно задернутыми шторами, и журналист различил иссохшую женщину. Она полусидела в кровати на подушках. Ее белый халат и бледное лицо почти сливались с постельным бельем. Глаза женщины были закрыты. Миллер понял – она вряд ли сможет рассказать, куда исчез печатник.
– Фройляйн Вендель, – прошептал Петер.
Веки больной затрепетали и разомкнулись. Она взглянула на посетителя столь бесстрастно, что Миллер засомневался, видит ли она его вообще. Тут женщина вновь закрыла глаза и забормотала. Миллер склонился к ней, пытаясь расслышать слова, что срывались с ее посеревших губ.
Смысла в них почти не было. Фройляйн Вендель пробормотала что-то о Розенхайме – деревушке в Баварии («Возможно, – подумал Миллер, – она там родилась»), еще о ком-то «в белых одеждах, красивых, очень красивых». Потом ее речь стала совсем бессвязной.
Миллер склонился над умирающей еще ниже, спросил:
– Фройляйн Вендель, вы меня слышите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Маккензен нахмурился.
– Вы правы. Я возьму его, когда он будет уезжать.
– Думаю, Миллер пошатается по городу еще несколько часов в поисках следов печатника. Но ничего не обнаружит. И еще одно. Есть ли у Миллера чемоданчик с документами?
– Да, – ответил Маккензен. – Вчера, когда он выходил из кабаре, был. Миллер даже брал его с собой в гостиницу.
– А почему он не оставил его в багажнике? Или в номере отеля? Потому что он для него очень важен. Понимаете?
– Да.
– Дело в том, что Миллер видел меня, знает мое имя и адрес. Кроме того, ему известно о связи Байера с печатником. А журналисты имеют обыкновение все записывать. Словом, если Миллер погибнет, чемоданчик не должен попасть в полицию. Нужно выкрасть его или уничтожить вместе с журналистом.
Маккензен призадумался.
– Тогда, – сказал он наконец, – лучше всего заложить в «ягуар» бомбу. Соединить ее с подвеской, чтобы она взорвалась, когда машина на большой скорости попадет в колдобину на шоссе.
– Превосходно, – согласился Вервольф. – А чемоданчик?
– Я сделаю такую бомбу, взрыв которой уничтожит и Миллера, и машину, и чемодан. Кроме того, на шоссе это будет выглядеть как несчастный случай. Свидетели покажут, что у «ягуара» взорвался бензобак.
– А вы сможете это организовать?
Маккензен усмехнулся. В багажнике его «мерседеса» лежал саквояж, о котором профессиональный убийца может только мечтать. В нем было около полукилограмма пластиковой взрывчатки и два детонатора.
– Конечно. Без труда. Но придется подождать до темноты.
Маккензен вдруг замолк, выглянул из окна почтамта, буркнул: «Я перезвоню» – и бросил трубку. Объявился он уже через пять минут: «Извините, но я увидел, как Миллер с „дипломатом“ в руках садится в машину. Он уехал, но из гостиницы не выписался – я проверил у дежурного. Да и чемоданы он не взял, так что вернется. Словом, не беспокойтесь, бомбу я подложу сегодня же вечером».
Миллер проснулся около часа посвежевшим и несколько взбудораженным. Во сне он понял, что за мысль его мучила. Петер оделся и поехал обратно к Винцеру.
Горничная ему явно обрадовалась.
– Привет, – радостно улыбнулась она. – Это опять вы?
– Я просто мимо проезжал, – объяснил Миллер, – и решил зайти узнать, давно ли вы здесь служите?
– Около года. А что?
– Раз герр Винцер закоренелый холостяк, а вы так молоды, я подумал – кто же ухаживал за ним раньше?
– Ах, вот вы о чем! За ним ухаживала его домоправительница, фройляйн Вендель.
– Где она теперь?
– В больнице, – вздохнула Барбара, – и, наверное, скоро умрет. У нее, знаете, рак груди. Какой ужас! Тем более странно, что герр Винцер уехал в такой спешке. Он во фройляйн Вендель души не чаял, навещал ее каждый день. Не то чтобы между ними – ну, знаете, – что-то такое было, просто она служила у него, по-моему, с пятидесятого года, и он ее очень уважает. Не раз он поучал меня словами: «А вот фройляйн Вендель делала это не так».
– В какую больницу ее положили? – спросил Миллер.
– Забыла. Хотя погодите. Ее название записано в блокноте у телефона. Я сейчас.
Через две минуты Барбара назвала Петеру больницу, где лежала бывшая домоправительница Клауса. Это оказалась дорогая частная клиника на окраине города.
Разобравшись по карте, как туда проехать, Миллер добрался до больницы в четвертом часу дня.
Глава 15
Врач оглядел посетителя неодобрительно. Миллер презирал людей в костюмах и галстуках, сам так не одевался никогда, в больницу приехал в черном пуловере, из-под которого выглядывала белая нейлоновая водолазка.
– Племянник? – удивленно повторил врач. – А я и не знал, что у фройляйн Вендель есть племянник.
– По-моему, я ее единственный родственник, – «пояснил» Миллер. – Я бы, конечно, приехал раньше, если бы знал о состоянии, тети, но герр Винцер позвонил мне лишь сегодня, попросил навестить ее.
–Насколько я знаю, он в это время приходит к ней сам, – заметил врач.
– Увы, ему пришлось срочно уехать, – вежливо проговорил Петер. – По крайней мере так он сам сообщил мне сегодня утром по телефону. Сказал, что несколько дней его не будет, и просил побыть с фройляйн Вендель меня.
– Уехал? Невероятно. И как странно, – врач призадумался, потом сказал: – Простите, я на минутку, – и прошел из вестибюля, где беседовал с Миллером, в небольшой кабинет, дверь не прикрыл, потому Петер услышал, как он разговаривает по телефону, видимо, с Барбарой.
– Неужели и впрямь уехал?.. Сегодня утром?.. На несколько дней?.. Нет, нет, ничего, фройляйн. Я просто хотел узнать, почему он не был у нас сегодня.
Врач повесил трубку, вернулся в вестибюль и пробормотал:
– Странно. С тех пор как фройляйн Вендель положили к нам, герр Винцер приезжал сюда каждый день обязательно. Очевидно, он к ней очень привязан. Что ж, если он хочет застать ее в живых, ему с возвращением надо, знаете ли, поспешить.
– Это же он мне и по телефону сказал, – с грустью произнес Миллер. – Бедная тетушка!
– На правах родственника вы, конечно, можете побыть с ней немного. Но предупреждаю, она очень слаба, так что не утомляйте ее. Пойдемте.
Доктор провел Миллера по коридорам здания, которое когда-то давно было жилым домом, и остановился, по-видимому, у бывшей спальни.
– Она здесь. – Он ввел Петера в палату и ушел, притворив дверь. Миллер услышал, как затихают в коридоре его шаги.
В палате царил полумрак. Наконец глаза Петера освоились с тусклым светом пасмурного зимнего дня: струившимся между неплотно задернутыми шторами, и журналист различил иссохшую женщину. Она полусидела в кровати на подушках. Ее белый халат и бледное лицо почти сливались с постельным бельем. Глаза женщины были закрыты. Миллер понял – она вряд ли сможет рассказать, куда исчез печатник.
– Фройляйн Вендель, – прошептал Петер.
Веки больной затрепетали и разомкнулись. Она взглянула на посетителя столь бесстрастно, что Миллер засомневался, видит ли она его вообще. Тут женщина вновь закрыла глаза и забормотала. Миллер склонился к ней, пытаясь расслышать слова, что срывались с ее посеревших губ.
Смысла в них почти не было. Фройляйн Вендель пробормотала что-то о Розенхайме – деревушке в Баварии («Возможно, – подумал Миллер, – она там родилась»), еще о ком-то «в белых одеждах, красивых, очень красивых». Потом ее речь стала совсем бессвязной.
Миллер склонился над умирающей еще ниже, спросил:
– Фройляйн Вендель, вы меня слышите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71