Он услышал голос Джулии, не слова и не предложения, а просто голос – высоту тона, довольно низкого, ритм, мелодику фраз. Когда она говорила настойчиво или взволнованно, тембр ее голоса становился особенно мелодичным. Стивен попытался представить, как этот голос говорит ему что-нибудь, но ни одно слово в его воображении не звучало естественно. Кроме того, бессловесный голос сохранял особую степень интимности, казался более чистым воплощением характера. Он доносился невнятно, Стивен слышал его будто через толстую стену. В интонациях его не выражалось ни любви, ни враждебности. Это была Джулия, рассуждавшая вслух, описывающая последовательность действий, которые они могли бы предпринять, что-то, чем они могли бы заняться вместе. Устройством праздника, сменой обоев в одной из комнат или чем-то более значительным?
Стивен напрягся, стараясь расслышать, что она говорит. Он увидел Джулию в привычной позе, в кресле, одна нога касается пола, другая нога согнута в колене, и она опирается на нее подбородком. План, который она излагала, был не из простых. Объясняя его суть, Джулия казалась взволнованной, но голос ее звучал ровно и уверенно. Затем Стивен увидел ее по-другому: ноги поджаты под себя, руки сложены на животе. Она глядела на него молча, с удовлетворенно-таинственным видом. На ней была заплатанная пара вельветовых штанов и свободная рубашка с пышными рукавами и многочисленными складками. Вид у нее был округлый и уютный. Такой она ему запомнилась, когда была беременна. Он подумал о ее ягодицах, о гладкой поверхности их выпуклостей. Он увидел свои руки, лежавшие на них, а затем, без всякой видимой причины, его мысли сделали скачок и Стивен подумал о двух братьях Джулии, которые стали врачами и по горло увязли в работе и в заботах о своих больших семьях. Потом ему на память пришла небольшая армия племянников и племянниц, а также подарки, которые они с Джулией покупали для них к каждому Рождеству, а вслед за ними ему вспомнилась ее крепкая седая мать, которая работала в благотворительном фонде и жила в небольшой квартирке, заваленной фотографиями и памятными вещицами: старыми игрушками, поломанными куклами, коллекциями камней, марок, птичьих яиц и перьев, – а в толстых альбомах, пронумерованные по годам, хранились фотографии: Джулия с цветным бантом в волосах нежно прижимает к груди ручного кролика, Джулия стоит на плечах у своих братьев. И отец Джулии, который умер, когда дети были подростками; память о нем бережно хранилась в семейной мифологии, а Джулия и ее мать до сих пор время от времени плакали при воспоминании о нем.
Перечень людей, имевших отношение к семье Джулии, стал разрастаться, захватывая все более отдаленные связи: дядя-архитектор, побывавший в тюрьме, ее подруги, ее бывшие любовники, один из которых очень нравился Стивену, ее коллеги по работе, одна французская семья, приютившая Джулию, когда та была еще подростком, и до сих пор приглашавшая ее к себе в свой унылый замок. Затем воспоминания устремились в глубь: ароматический шарик, который она держала в ящике комода, полном свитеров, ее пристрастие к экзотическому нижнему белью и шерстяным носкам ярких цветов, мозолистая кожа ее пяток и пемзовый камень, которым она пользовалась, морщинистый кружок на руке – след от старого собачьего укуса, кофе без сахара, чай с медом, отвращение к свекле, рыбной икре, сигаретам и радиодрамам… Беда Стивена заключалась в бесполезности этих знаний. Он был экспертом в области, которой больше не существовало, его навыки устарели.
Стивен посмотрел через стол на Рейчел Мюррей. Пальцами одной руки она пощипывала кожу у себя на лбу, другой рукой делала заметки в блокноте. Каждые несколько минут она резким, раздраженным движением отбрасывала волосы, падавшие ей на глаза. Стивен словно услышал голос, обращавшийся к нему с речью в высоком стиле газетных передовиц, вопящих о падении национального величия, – пустые разглагольствования, звучавшие на его памяти с тех пор, как он вступил во взрослую жизнь. Грядущий мир призывает к смене привычных ролей, будущее бросает вызов, вынуждая к совершенству в иных областях, старые навыки должны быть заменены новыми – иначе нас ждет неуклонный прирост незанятой рабочей силы. Готов ли он переквалифицироваться? Стивен невольно покачал головой в ответ.
Он увидел свою руку на бедре у Джулии за минуту до того, как она встала с кровати и, неодетая, пересекла комнату. Некрашеные доски скрипнули. Было холодно, дыхание Джулии висело в воздухе белым облачком, когда она выдвинула ящик комода и скользнула в рубашку. Теперь она стояла в ногах кровати и, глядя на Стивена, натягивала на себя трикотажные штаны. Затем Джулия надела через голову толстую зимнюю юбку и, застегивая пояс, слегка улыбнулась ему и что-то сказала. Кажется, что-то важное.
* * *
Ясным утром незадолго до Рождества Стивен, стоя в одном белье перед гардеробом, изучал висевшие перед ним костюмы. Подчиняясь духу политического – или ребяческого – противоречия, он выбрал самый поношенный и наименее чистый. На пиджаке вместо одной из пуговиц торчали обрывки черных ниток, брюки были прожжены – над коленом виднелась небольшая аккуратная дырочка с коричневыми краями. Стивен снял с вешалки белую рубашку с выцветшим, трехлетней давности, серповидным пятном на груди, оставшимся от соуса. Его пальто, дорогое и относительно новое, портило впечатление, но его можно будет снять по приезде. Стивен прошел на кухню, заварил кофе и сел читать газету в ожидании машины. Когда в дверь позвонили, он спустился вниз и обнаружил шофера в униформе, бледного, короткого и толстого человека, который оглядывался вокруг с нескрываемым неудовольствием.
– Это здесь вы живете? – спросил шофер недоверчиво.
Стивен не ответил, и они, огибая замусоренные лужи, зашагали по слякоти к автомобилю, который всеми четырьмя колесами стоял на тротуаре, мигая сразу всеми указателями поворотов. Это была та же разбитая машина, которую в свое время подавали Чарльзу на Итон-сквер.
Чтобы отплатить шоферу, возившемуся у дверцы с ключами, Стивен бросил поверх крыши салона:
– Вот эта машина? Никогда бы не подумал.
Он забрался внутрь на переднее сиденье. В толстом пальто, да еще учитывая габариты шофера, ему еле удалось втиснуться, так что они сидели, тесно прижавшись друг к другу плечами.
Шофер тяжело дышал, нащупывая гнездо зажигания. Теперь тон его был почти извиняющимся:
– Это уж как нам скажут, понимаете? Я тут ни при чем. Сегодня тебе дают «роллс-ройс», а завтра фоб вроде этого. – Мотор наконец завелся, и шофер добавил: – Все зависит от того, кого приходится везти, понимаете?
Машина, вихляя, влилась в широкий транспортный поток, который двигался ненамного быстрее пешеходов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Стивен напрягся, стараясь расслышать, что она говорит. Он увидел Джулию в привычной позе, в кресле, одна нога касается пола, другая нога согнута в колене, и она опирается на нее подбородком. План, который она излагала, был не из простых. Объясняя его суть, Джулия казалась взволнованной, но голос ее звучал ровно и уверенно. Затем Стивен увидел ее по-другому: ноги поджаты под себя, руки сложены на животе. Она глядела на него молча, с удовлетворенно-таинственным видом. На ней была заплатанная пара вельветовых штанов и свободная рубашка с пышными рукавами и многочисленными складками. Вид у нее был округлый и уютный. Такой она ему запомнилась, когда была беременна. Он подумал о ее ягодицах, о гладкой поверхности их выпуклостей. Он увидел свои руки, лежавшие на них, а затем, без всякой видимой причины, его мысли сделали скачок и Стивен подумал о двух братьях Джулии, которые стали врачами и по горло увязли в работе и в заботах о своих больших семьях. Потом ему на память пришла небольшая армия племянников и племянниц, а также подарки, которые они с Джулией покупали для них к каждому Рождеству, а вслед за ними ему вспомнилась ее крепкая седая мать, которая работала в благотворительном фонде и жила в небольшой квартирке, заваленной фотографиями и памятными вещицами: старыми игрушками, поломанными куклами, коллекциями камней, марок, птичьих яиц и перьев, – а в толстых альбомах, пронумерованные по годам, хранились фотографии: Джулия с цветным бантом в волосах нежно прижимает к груди ручного кролика, Джулия стоит на плечах у своих братьев. И отец Джулии, который умер, когда дети были подростками; память о нем бережно хранилась в семейной мифологии, а Джулия и ее мать до сих пор время от времени плакали при воспоминании о нем.
Перечень людей, имевших отношение к семье Джулии, стал разрастаться, захватывая все более отдаленные связи: дядя-архитектор, побывавший в тюрьме, ее подруги, ее бывшие любовники, один из которых очень нравился Стивену, ее коллеги по работе, одна французская семья, приютившая Джулию, когда та была еще подростком, и до сих пор приглашавшая ее к себе в свой унылый замок. Затем воспоминания устремились в глубь: ароматический шарик, который она держала в ящике комода, полном свитеров, ее пристрастие к экзотическому нижнему белью и шерстяным носкам ярких цветов, мозолистая кожа ее пяток и пемзовый камень, которым она пользовалась, морщинистый кружок на руке – след от старого собачьего укуса, кофе без сахара, чай с медом, отвращение к свекле, рыбной икре, сигаретам и радиодрамам… Беда Стивена заключалась в бесполезности этих знаний. Он был экспертом в области, которой больше не существовало, его навыки устарели.
Стивен посмотрел через стол на Рейчел Мюррей. Пальцами одной руки она пощипывала кожу у себя на лбу, другой рукой делала заметки в блокноте. Каждые несколько минут она резким, раздраженным движением отбрасывала волосы, падавшие ей на глаза. Стивен словно услышал голос, обращавшийся к нему с речью в высоком стиле газетных передовиц, вопящих о падении национального величия, – пустые разглагольствования, звучавшие на его памяти с тех пор, как он вступил во взрослую жизнь. Грядущий мир призывает к смене привычных ролей, будущее бросает вызов, вынуждая к совершенству в иных областях, старые навыки должны быть заменены новыми – иначе нас ждет неуклонный прирост незанятой рабочей силы. Готов ли он переквалифицироваться? Стивен невольно покачал головой в ответ.
Он увидел свою руку на бедре у Джулии за минуту до того, как она встала с кровати и, неодетая, пересекла комнату. Некрашеные доски скрипнули. Было холодно, дыхание Джулии висело в воздухе белым облачком, когда она выдвинула ящик комода и скользнула в рубашку. Теперь она стояла в ногах кровати и, глядя на Стивена, натягивала на себя трикотажные штаны. Затем Джулия надела через голову толстую зимнюю юбку и, застегивая пояс, слегка улыбнулась ему и что-то сказала. Кажется, что-то важное.
* * *
Ясным утром незадолго до Рождества Стивен, стоя в одном белье перед гардеробом, изучал висевшие перед ним костюмы. Подчиняясь духу политического – или ребяческого – противоречия, он выбрал самый поношенный и наименее чистый. На пиджаке вместо одной из пуговиц торчали обрывки черных ниток, брюки были прожжены – над коленом виднелась небольшая аккуратная дырочка с коричневыми краями. Стивен снял с вешалки белую рубашку с выцветшим, трехлетней давности, серповидным пятном на груди, оставшимся от соуса. Его пальто, дорогое и относительно новое, портило впечатление, но его можно будет снять по приезде. Стивен прошел на кухню, заварил кофе и сел читать газету в ожидании машины. Когда в дверь позвонили, он спустился вниз и обнаружил шофера в униформе, бледного, короткого и толстого человека, который оглядывался вокруг с нескрываемым неудовольствием.
– Это здесь вы живете? – спросил шофер недоверчиво.
Стивен не ответил, и они, огибая замусоренные лужи, зашагали по слякоти к автомобилю, который всеми четырьмя колесами стоял на тротуаре, мигая сразу всеми указателями поворотов. Это была та же разбитая машина, которую в свое время подавали Чарльзу на Итон-сквер.
Чтобы отплатить шоферу, возившемуся у дверцы с ключами, Стивен бросил поверх крыши салона:
– Вот эта машина? Никогда бы не подумал.
Он забрался внутрь на переднее сиденье. В толстом пальто, да еще учитывая габариты шофера, ему еле удалось втиснуться, так что они сидели, тесно прижавшись друг к другу плечами.
Шофер тяжело дышал, нащупывая гнездо зажигания. Теперь тон его был почти извиняющимся:
– Это уж как нам скажут, понимаете? Я тут ни при чем. Сегодня тебе дают «роллс-ройс», а завтра фоб вроде этого. – Мотор наконец завелся, и шофер добавил: – Все зависит от того, кого приходится везти, понимаете?
Машина, вихляя, влилась в широкий транспортный поток, который двигался ненамного быстрее пешеходов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79