Для этого будут приняты специальные меры.
– Вот это доверие, – заметил Стивен, но его слова остались незамеченными.
– Мне пришлось долго и тщательно думать, чтобы принять взвешенное решение. Я здесь не потому, что мною движут эмоции. Мне казалось правильным, чтобы мы встретились естественным образом, в формальной обстановке, где было бы легче намекнуть вам о том, что меня занимает. Очень жаль, что вы не сумели прийти на ланч.
На кухне зазвонил телефон. Стивен по привычке привстал, но затем снова погрузился в свое пальто.
– Прежде чем я продолжу, мне, видимо, следует объяснить вам, на тот случай если вы никогда об этом не задумывались, уникальность моего положения. Я хочу поговорить с Чарльзом, устроить личную встречу. Расхожее мнение справедливо. Власть означает изоляцию. С момента моего пробуждения и до поздней ночи меня окружают чиновники, советники и коллеги. Способность к эмоциональному сопереживанию и выражению чувств неуместна в моей профессии, поэтому я ни с кем не могу поговорить по душам. В прошлом это не доставляло мне неудобств. Лишь теперь, когда мне есть что выразить, оказалось, что условности опутывают меня, лишают самых простых возможностей. Любой другой человек может изложить свои мысли в письме и доверить его почте. По понятным причинам для меня это исключено. Телефоны везде, где я нахожусь, столь тщательно прослушиваются, экранируются, фильтруются, отслеживаются, что о личном разговоре нечего и думать. Разумеется, я могу связаться с Чарльзом по официальным каналам, но он просто не отвечает на мои запросы. Думаю, сначала они попадают в руки его жены. В конце концов меня охватило отчаяние.
– Ваша сегодняшняя речь в Палате общин от этого не пострадала, – сказал Стивен.
Голос премьер-министра зазвучал приглушенно:
– Чарльз был представлен мне за ланчем, который давался для новых членов парламента одним октябрьским днем много лет назад. Его энергия и остроумие – казалось, он решил во что бы то ни стало меня рассмешить, – его обаяние и его энтузиазм, с которым он поддерживал все партийные лозунги, выглядели просто неправдоподобно. Мне показалось, он меня дразнит, пародирует что-то не очень мне понятное, у меня сложилось впечатление, что он умен, хотя и не заслуживает полного доверия. Однако после нескольких встреч впечатление это рассеялось и возникла привязанность. Он был такой молодой, жизнерадостный, забавный и вдобавок обладал полезным опытом в целом ряде областей. Встречи с ним – конечно, мы никогда не виделись наедине – всегда давали мне необходимую встряску. Нужно было устроить его будущее. Что-нибудь по связям с общественностью могло подойти. Мне казалось, что однажды он может стать весьма колоритным председателем партии. Благодаря моему участию в его карьере, моим советам, как приобрести известность, дела его стремительно пошли в гору. Ему лишь нужно было набраться опыта. Тогда его уже ничто не смогло бы остановить. Когда началась организация Комиссии по охране детства, Чарльз стал, с моей подачи, председателем одного из подкомитетов. Это дало нам возможность видеться чаще. У него было полно идей, эти встречи стали для меня праздником. Мне трудно было удержаться и не вызывать его несколько чаще, чем было необходимо. Может быть, вам это покажется чем-то шокирующим, извращенным – такая привязанность к молодому человеку…
– О нет, – сказал Стивен, – вовсе нет. Но ведь он женат. А вы – оплот семейных ценностей.
– А, это… – был ответ. – У них нет детей, и что за семейную жизнь он вел с женой? Знаете, он был с ней очень несчастлив.
– Неужели?
– Даже когда Чарльз попал в Министерство внутренних дел, работа Комиссии была в полном разгаре и кабинет регулярно собирался на заседания с участием всех младших министров, мы все же виделись очень мало. Поэтому после долгих размышлений мне пришлось обратиться в МИ-пять и попросить их, ну, в общем, последить за ним, ежедневно, круглосуточно. У меня не было, разумеется, никаких подозрений. Чарльз был столь же предан стране и правительству, как и я. Мне пришлось употребить все свое влияние, чтобы на него не было заведено дело. Видите ли, слежка за Чарльзом давала мне возможность все время быть рядом с ним. Вы понимаете, что это значит?
Стивен кивнул.
– Каждый день в семь часов вечера мне на стол ложился детальный распечатанный отчет обо всех его передвижениях и контактах за прошедшие сутки. Его можно было прочесть поздно вечером, в постели, после срочных донесений и телеграмм из МИДа, можно было вжиться в образ Чарльза, узнать его привычки, его любимые места, его друзей. Вы, например, много раз фигурировали в этих отчетах. У меня было такое чувство, будто я его ангел-хранитель. После нескольких месяцев отчетов накопилось столько, что их можно было перечитывать, словно полюбившийся роман, – хоть это не значит, что я читаю такие вещи. Трудно было не заметить, как редко жена выходит из дому вместе с ним, как старательно она отстраняется от его политической карьеры, по крайней мере за пределами дома.
– У нее была своя работа, – сказал Стивен.
– Ну еще бы. В поведении Чарльза стали обнаруживаться другие тревожные явления. Он ездил по каким-то невероятным частным адресам в Стритхеме, Шепердс-Буше, Нортхолте. Исключительно забота о нем, не ревность, уверяю вас, заставила меня попросить людей из МИ-пять провести более тщательное расследование. Можете представить мое потрясение, когда мне донесли, что Чарльз посещает проституток. Потом выяснилось, что все это были места, где удовлетворялись крайне изощренные вкусы клиентов.
– Какие вкусы?
– Речь идет о разного рода переодеваниях. Входить в подробности мне было неприятно. С меня было достаточно, что это служит очевидным свидетельством его глубокой неудовлетворенности браком. Так мог себя вести только очень одинокий человек. В конце концов, он даже не привязывался к какому-то одному месту. Мне хотелось помочь ему, поговорить с ним, приободрить. Было достаточно непросто придумать предлог для нашей встречи, а тут еще вдруг пришло его письмо с просьбой об отставке. Представьте мое огорчение, мою ярость. Мне хотелось, чтобы за ним продолжали следить и в Саффолке, но руководство МИ-пять и так жаловалось, что им приходится тратить людские ресурсы без всяких видимых результатов. Отправка людей в провинцию без достаточных оснований могла возбудить подозрения. Поэтому с тех пор я не имею никаких сведений о Чарльзе. У меня ничего не осталось, кроме старых отчетов да воспоминаний о тех минутах, когда мы с ним обсуждали детали проекта по созданию Комиссии. Стивен постарался придать своему тону нейтральное выражение.
– А почему бы вам не взять выходной и не съездить в Саффолк, чтобы навестить его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Вот это доверие, – заметил Стивен, но его слова остались незамеченными.
– Мне пришлось долго и тщательно думать, чтобы принять взвешенное решение. Я здесь не потому, что мною движут эмоции. Мне казалось правильным, чтобы мы встретились естественным образом, в формальной обстановке, где было бы легче намекнуть вам о том, что меня занимает. Очень жаль, что вы не сумели прийти на ланч.
На кухне зазвонил телефон. Стивен по привычке привстал, но затем снова погрузился в свое пальто.
– Прежде чем я продолжу, мне, видимо, следует объяснить вам, на тот случай если вы никогда об этом не задумывались, уникальность моего положения. Я хочу поговорить с Чарльзом, устроить личную встречу. Расхожее мнение справедливо. Власть означает изоляцию. С момента моего пробуждения и до поздней ночи меня окружают чиновники, советники и коллеги. Способность к эмоциональному сопереживанию и выражению чувств неуместна в моей профессии, поэтому я ни с кем не могу поговорить по душам. В прошлом это не доставляло мне неудобств. Лишь теперь, когда мне есть что выразить, оказалось, что условности опутывают меня, лишают самых простых возможностей. Любой другой человек может изложить свои мысли в письме и доверить его почте. По понятным причинам для меня это исключено. Телефоны везде, где я нахожусь, столь тщательно прослушиваются, экранируются, фильтруются, отслеживаются, что о личном разговоре нечего и думать. Разумеется, я могу связаться с Чарльзом по официальным каналам, но он просто не отвечает на мои запросы. Думаю, сначала они попадают в руки его жены. В конце концов меня охватило отчаяние.
– Ваша сегодняшняя речь в Палате общин от этого не пострадала, – сказал Стивен.
Голос премьер-министра зазвучал приглушенно:
– Чарльз был представлен мне за ланчем, который давался для новых членов парламента одним октябрьским днем много лет назад. Его энергия и остроумие – казалось, он решил во что бы то ни стало меня рассмешить, – его обаяние и его энтузиазм, с которым он поддерживал все партийные лозунги, выглядели просто неправдоподобно. Мне показалось, он меня дразнит, пародирует что-то не очень мне понятное, у меня сложилось впечатление, что он умен, хотя и не заслуживает полного доверия. Однако после нескольких встреч впечатление это рассеялось и возникла привязанность. Он был такой молодой, жизнерадостный, забавный и вдобавок обладал полезным опытом в целом ряде областей. Встречи с ним – конечно, мы никогда не виделись наедине – всегда давали мне необходимую встряску. Нужно было устроить его будущее. Что-нибудь по связям с общественностью могло подойти. Мне казалось, что однажды он может стать весьма колоритным председателем партии. Благодаря моему участию в его карьере, моим советам, как приобрести известность, дела его стремительно пошли в гору. Ему лишь нужно было набраться опыта. Тогда его уже ничто не смогло бы остановить. Когда началась организация Комиссии по охране детства, Чарльз стал, с моей подачи, председателем одного из подкомитетов. Это дало нам возможность видеться чаще. У него было полно идей, эти встречи стали для меня праздником. Мне трудно было удержаться и не вызывать его несколько чаще, чем было необходимо. Может быть, вам это покажется чем-то шокирующим, извращенным – такая привязанность к молодому человеку…
– О нет, – сказал Стивен, – вовсе нет. Но ведь он женат. А вы – оплот семейных ценностей.
– А, это… – был ответ. – У них нет детей, и что за семейную жизнь он вел с женой? Знаете, он был с ней очень несчастлив.
– Неужели?
– Даже когда Чарльз попал в Министерство внутренних дел, работа Комиссии была в полном разгаре и кабинет регулярно собирался на заседания с участием всех младших министров, мы все же виделись очень мало. Поэтому после долгих размышлений мне пришлось обратиться в МИ-пять и попросить их, ну, в общем, последить за ним, ежедневно, круглосуточно. У меня не было, разумеется, никаких подозрений. Чарльз был столь же предан стране и правительству, как и я. Мне пришлось употребить все свое влияние, чтобы на него не было заведено дело. Видите ли, слежка за Чарльзом давала мне возможность все время быть рядом с ним. Вы понимаете, что это значит?
Стивен кивнул.
– Каждый день в семь часов вечера мне на стол ложился детальный распечатанный отчет обо всех его передвижениях и контактах за прошедшие сутки. Его можно было прочесть поздно вечером, в постели, после срочных донесений и телеграмм из МИДа, можно было вжиться в образ Чарльза, узнать его привычки, его любимые места, его друзей. Вы, например, много раз фигурировали в этих отчетах. У меня было такое чувство, будто я его ангел-хранитель. После нескольких месяцев отчетов накопилось столько, что их можно было перечитывать, словно полюбившийся роман, – хоть это не значит, что я читаю такие вещи. Трудно было не заметить, как редко жена выходит из дому вместе с ним, как старательно она отстраняется от его политической карьеры, по крайней мере за пределами дома.
– У нее была своя работа, – сказал Стивен.
– Ну еще бы. В поведении Чарльза стали обнаруживаться другие тревожные явления. Он ездил по каким-то невероятным частным адресам в Стритхеме, Шепердс-Буше, Нортхолте. Исключительно забота о нем, не ревность, уверяю вас, заставила меня попросить людей из МИ-пять провести более тщательное расследование. Можете представить мое потрясение, когда мне донесли, что Чарльз посещает проституток. Потом выяснилось, что все это были места, где удовлетворялись крайне изощренные вкусы клиентов.
– Какие вкусы?
– Речь идет о разного рода переодеваниях. Входить в подробности мне было неприятно. С меня было достаточно, что это служит очевидным свидетельством его глубокой неудовлетворенности браком. Так мог себя вести только очень одинокий человек. В конце концов, он даже не привязывался к какому-то одному месту. Мне хотелось помочь ему, поговорить с ним, приободрить. Было достаточно непросто придумать предлог для нашей встречи, а тут еще вдруг пришло его письмо с просьбой об отставке. Представьте мое огорчение, мою ярость. Мне хотелось, чтобы за ним продолжали следить и в Саффолке, но руководство МИ-пять и так жаловалось, что им приходится тратить людские ресурсы без всяких видимых результатов. Отправка людей в провинцию без достаточных оснований могла возбудить подозрения. Поэтому с тех пор я не имею никаких сведений о Чарльзе. У меня ничего не осталось, кроме старых отчетов да воспоминаний о тех минутах, когда мы с ним обсуждали детали проекта по созданию Комиссии. Стивен постарался придать своему тону нейтральное выражение.
– А почему бы вам не взять выходной и не съездить в Саффолк, чтобы навестить его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79