Карен мертва.
Сегодня утром явилась полиция. Они нашли ее в саду. В мусорном бачке. На тело, похоже, и взглянуть страшно. Оно было накрыто одеялом, а ее мать выла, — никогда не слышала, чтобы так выли. Отец, когда ему сказали, потерял сознание. Ее нашел Боб, мусорщик.
Сначала его вывернуло наизнанку, потом он заорал; ему они тоже сделали укол.
Идет дождь. Глупо замечать, что идет дождь, когда только что погибла девочка. Но дождь идет. Мне холодно. Хотелось бы уехать отсюда. Но такое чувство, будто я должна остаться.
Почему он не написал об этом? Почему, почему, почему?!! Хорошенький день рождения… Какой ужас! Он-таки устроил его себе: хорошенький день рождения.
Вот уже два часа я сижу здесь, курю и смотрю на дождь. В доме совсем тихо. Все сидят в своих комнатах. Вчера вечером я была пьяна. А сегодня утром Карен была мертва.
Старушка сидит на прежнем месте. Что-то бормочет сквозь зубы и качает головой. Вяжет покрывало для дивана в гостиной. Впрочем, она совсем и не старая. Всего-то на каких-нибудь пятнадцать лет старше меня. Не хотелось бы мне через пятнадцать лет стать такой же!
Я не знаю, что мне делать. Нужно хоть с кем-нибудь поговорить. Со священником? Не доверяю я им. «Тюремный поп, обритый лоб…»
Когда явились фараоны, я жутко струхнула. Они очень внимательно меня разглядывали. «Если вы что-нибудь видели, — сказал длинный, — нужно дать свидетельские показания». — «Ничего не видела». — «Ну что ж, тем хуже…» Для меня это ничем хорошим не пахнет. Если они наведут справки, я пропала.

2. ВЫХОД НА ПОЗИЦИИ
Дневник убийцы

Полагаю, кто-то читает мои записи. Если ты сейчас читаешь эти строки, то — кто бы ты ни был — поберегись. Поберегись, потому что я доберусь до тебя.
Дневничок мой дорогой, тебе же не понравится, если кто-то будет заглядывать в тебя без моего позволения, проводить пальцами по твоим строчечкам, касаться твоей бумаги, грязными руками ласкать мои следы, оставленные на тебе. Дневничок мой дорогой, я крепко прижимаю тебя к своей груди, к своему… Никто тебя не тронет.
Сегодня я доволен, очень доволен. Топор до блеска чист, я убрал его в гараж.
Весь квартал размазывает сопли. Говорят, что преступление совершил садист. Когда она умерла, я сунул в нее топорище и загнал его как можно глубже.
Если ты сейчас читаешь эти строки, то, может быть, кое-кто заглядывает при этом тебе через плечо. Я, может быть, тут и, может быть, сейчас перережу тебе горло. Ха-ха-ха!
Нынче ночью, проходя через сад, я увидел в окне Джини. Эх, Джини, вечно ты смотришь туда, куда не следует…
А к малышке в окно я поскребся совсем тихонько. Она встала с постели, подошла, глаза ее сияли. Ночная рубашка коротенькая, груди болтались перед самым моим носом…
Мама подарила нам красивые блейзеры цвета морской волны с позолоченными пуговицами. Джек играл на фортепьяно, мы хлопали ему.
Пели «Happy birthday to you», и я подумал о Карен. Когда погасли свечи, я принял решение.
А думать о том, что кто-то может читать эти строки, мне и в самом деле неприятно.
Дневник Джини

Полиция опять приходила. Снова всех допрашивали, и меня тоже. Похоже, ничего у них не клеится. Мать Карен все время плачет, за покупками для нее ходит соседка. А я не плачу, глаза у меня сухие. Уже лет десять по меньшей мере, как не плачу.
Сегодня утром, пока чистила картошку, попыталась все обдумать. Не понимаю, как он догадался, что я читала эту мерзость, которую он именует «дневником». Когда думаю о том, что он к этой тетрадке прижимал свой… Неужели я и теперь буду это читать? Но нельзя же оставаться здесь, ничего не зная о том, что он замышляет. С другой стороны, буду я что-то знать или нет — я ничего не смогу сделать.
Сегодня ни капли не выпила. Руки дрожат. Перечитываю свою тетрадь, и создается такое впечатление, что я сошла с ума. Может, взять эти записи, снять с них фотокопию… Какая же я глупая! Нужно всего лишь порыться в их вещах и посмотреть, у кого из них такой же почерк. Джини, девочка моя, ты бываешь само совершенство, когда захочешь! Но если он увидит, как ты роешься в его вещах… Ну даже если и так — что из того?
Пойти в полицию с записками и образцом его почерка («образец почерка» — звучит шикарно это, Джини…). Только вот если я пойду туда, то схлопочу себе положенные два года, а этого мне не хочется, не желаю я опять в тюрягу. Остается сидеть сложа руки и любоваться, как подыхают невинные девчушки.
Не знаю, что делать. Пойти заглянуть в спальню боюсь — ведь он может следить за мной. Два года как минимум: старая ведьма Фик заставит их вытянуть из меня как можно больше, а с моей судимостью… Наверное, можно было бы отправить все по почте…
Кто-то стоит у меня под дверью. Точно. Слышно, как он дышит. Чье-то дыхание по ту сторону двери. Дверь заперта на ключ, бояться мне нечего. Теперь уже ничего не слышно, — может быть, мне почудилось. Куда бы спрятать эту тетрадь? Нужно найти новый тайник.
Похороны Карен назначены на завтра.
Дневник убийцы

Сегодня мы ходили на похороны. Даже мама пошла. Кладбище — единственное место, куда она ходит, никогда не забывает отнести туда цветы. Было много народу, и все ревели. Мы надели наши новые красивые блейзеры, нацепили галстуки. Но никто из нас не плакал: мы — мальчики. Мама опиралась на руку Марка. У Кларка ангина, он беспрестанно кашлял, даже на какой-то момент вынужден был отойти в сторонку.
Старк смотрел на свои перепачканные грязью ботинки, а Джек грыз ногти. Папа был полон достоинства, очень хорош собой, пожал руки членам семьи покойной. Все бросили на гроб по горсти земли. Я тоже. Я-то знал, что там, внутри. В каком оно состоянии… Ну, читатель, ты доволен — не зря потратил денежки?
Ты хочешь, чтобы я все описал в подробностях: кричала ли она и все такое, отрезал я ей сначала руки или ноги, да? Слишком ты любопытен, читатель, — пойди да сам посмотри, она не так уж далеко, тебе нужно только немножко раскопать землю, и ты ее увидишь — теперь уже она больше не шелохнется, никого уже не выведет из равновесия.
Взгляд ее во всяком случае я никогда не забуду; в конечном счете она оказалась одной из лучших. Слышу, как мама зовет нас ужинать. Пойду мыть руки.
Дневник Джини

Я накрыла на стол. Джини, подай то, Джини, принеси это… Доктор выпил бутылку красного вина, громко говорил, ругал коммунистов. Не вижу никакой связи с Карен.
Мадам была любезна, похвалила мое жаркое, из-за похорон у нее ни на что не осталось времени. Любезна? Пытается покрыть своего монстра, только и всего! Я сегодня ничего еще не пила. Но хватит — меня слишком мучит жажда, и я имею право на капельку бренди; от мертвых мне делается худо, надо как-то подсластить жизнь, чтобы привести себя в чувство.
Выпила. Теперь получше. Стащу у него дневник и отошлю в полицию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42