Поэтому, в отличие от многих, процветали и после войны. Будучи вице-председателем одного из трех центральных банков, Годо в 1946 году сосредоточил в своих руках огромную власть. Он помогал становлению новой экономической структуры страны. Руководствуясь политикой правительства, банки предоставили отдельным компаниям сверхкредиты, которые способствовали стремительному росту этих компаний. Но компании попали в такую финансовую кабалу, что вскоре банки поглотили их. В недалеком будущем этим банкам предстояло стать ядром новых дзайбацу — традиционных семейных промышленных конгломератов — и, слившись в многоотраслевые концерны, подмять под себя самые прибыльные отрасли возрождающейся и уже готовой к буму послевоенной экономики.
Помимо прочего, Дзэн Годо считался одним из выдающихся мастеров канриодо — бюрократического искусства. Овладеть канриодо не менее сложно, чем айкидо — искусством рукопашного боя — или кендо — искусством боя на мечах.
Только японцы могли додуматься до такого: возвести прозаическое занятие в ранг искусства. В результате чиновничество заменило в новой Японии древнее сословие самураев, и по иронии судьбы возвышение его началось благодаря американской оккупации.
Разоружив военщину и нанеся серьезный урон дзайбацу, генерал Мак-Артур создал общественный вакуум, который с неизбежностью вскоре заполнился. Бюрократия пользовалась каждым удобным случаем для захвата ключевых позиций и стала отождествлять себя с частью нации, призванной возродить страну.
Прочитав в газетах о смерти Арисавы Ямамото, Дзэн Годо не на шутку встревожился. Он не верил прессе, и хотя сообщалось о несчастном случае, Годо весьма не понравилось его совпадение по времени с последней встречей с Ямамото. Они дружили и вместе вели дела с давних времен. Ямамото работал директором собственной авиапромышленной компании, которая вместе с «Самолетами Накасимы» занимала ведущее положение в производстве авиамоторов. В войну компания расширилась и разбогатела. Однако ни Ямамото, ни Годо не питали вражды к американцам и считали вступление Японии в войну явным безрассудством. Внешне они ревностно исполняли свой долг перед императором, ибо для людей их положения иное было немыслимо. Но в глубине души каждый из них тайно приветствовал окончание драки и хотел поскорее заняться восстановлением разрушенного.
Не далее недели тому назад Годо встречался с Ямамото, и тот поделился своим намерением передать американцам технологию производства реактивного двигателя нового типа, над которым в последние месяцы войны корпели инженеры его компании. И вот Ямамото погиб. Под колесами грузовика, если верить газетам.
Нет, Дзэн не верил газетам. Слишком большая удача для врагов Ямамото. А ведь враги Ямамото — и его враги. Они злобны, многочисленны и действуют слаженно. Какие еще козни у них на уме? Значит, Дзэну следует внять предостережению и выяснить истинную причину смерти друга.
Придя к этой мысли, Годо послал за дочерью.
Митико не так давно вышла замуж за старшего сына Ямамото — Нобуо. Брак этот устроили отцы. Дзэн Годо связывал с ним надежды на будущее. Нобуо был талантлив, респектабелен и довольно хорош собой. А главное, как старший сын, он наследовал отцовскую компанию.
Годо рассудил, что Нобуо — идеальная партия для его дочери. Правда, хотя ее можно было без натяжки назвать красавицей, она отличалась весьма необузданным нравом, на который отец давно махнул рукой. Нобуо был старше Митико и обладал большой выдержкой, но Годо частенько одолевали сомнения, сможет ли молодой человек со всем своим здравомыслием надолго увлечь его взбалмошную дочь.
Оба отца, словно брокеры, обсуждающие слияние двух компаний, взвесили все «за» и «против» предполагаемого союза и наконец, договорившись об условиях, решили связать себя родственными узами. Брак был заключен полгода назад, и теперь Митико и Нобуо жили вместе, хотя Годо не имел ни малейшего представления, насколько удачно складывается их семейная жизнь. Вскоре после свадьбы молодые переехали в Кобе, где располагались семейные заводы, которые Арисава отдал под начало сына.
Вся компания переживала эпоху перепрофилирования. Семья намеревалась быть в авангарде восстановления промышленности Японии и взяла курс на развитие тяжелого машиностроения. С этой целью концерн завязал сотрудничество с «Канагава Хэви Индастриз».
Сначала все шло вроде бы гладко. До того дня, когда умер Арисава Ямамото, сбитый скрывшимся с места происшествия грузовиком.
— Митико, — сказал дочери Дзэн Годо, — я подозреваю, что наши враги пошли в наступление. Поэтому мне крайне необходимо выяснить истинные обстоятельства смерти твоего свекра.
Митико, стоявшая, по обычаю, перед отцом на коленях, склонила голову.
— Ты всегда была моей правой рукой. Твоей изобретательности я обязан успехом многих своих начинаний. Ты добывала для меня секреты тебе одной доступными способами. Боюсь, враги пошли на решительный штурм, а я слишком на виду, чтобы в открытую предпринимать жесткие контрмеры. Мне нельзя привлекать к своей особе внимание ни наших врагов, ни американцев. Я могу обратиться только к тебе. Больше у меня никого не осталось.
Митико не так давно потеряла брата и сестру. О второй дочери, Окити, ушедшей от них навсегда, Годо старался даже не упоминать — это было невыносимо.
— Если я выясню, что Арисаву Ямамото убили, то разыщу убийц, — ответила Митико. — Что с ними сделать, отец?
Дзэн Годо надолго задумался. Он размышлял о природе чувства мести.
В тот вечер Лилиан опять пела. Публика, состоявшая в основном из мальчишек не старше восемнадцати, пришла в состояние, близкое к экстазу. Это объяснялось не просто сексуальной привлекательностью девушки на подмостках. Не было в ее воздействии на зрителей и ничего сверхъестественного. Но тем пуще завладевала Лилиан их вниманием. Для них не имело значения, о чем она поет, они толком и не вслушивались в слова. Главное заключалось в том, что она пробуждала память о доме. И Лилиан не опасалась довести их до безумия.
С Филиппом дело обстояло иначе. Он уже несколько раз пытался добиться физической близости. Он был нежен, внимателен, говорил о любви, но Лилиан всегда уклонялась. Они часами целовались, держа друг друга в объятиях, шептали ласковые слова, но этим все ограничивалось.
В тот вечер, когда они остались вдвоем, Филипп начал проявлять настойчивость.
— Я никогда не была с мужчиной... в этом смысле, — сказала Лилиан, положив голову ему на грудь. — Мне хотелось, чтобы у нас это произошло по-особенному. Совсем-совсем по-особенному.
— Разве наши чувства не особенные?
— О да, — ответила она. — О таких я всегда и мечтала, когда была маленькой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Помимо прочего, Дзэн Годо считался одним из выдающихся мастеров канриодо — бюрократического искусства. Овладеть канриодо не менее сложно, чем айкидо — искусством рукопашного боя — или кендо — искусством боя на мечах.
Только японцы могли додуматься до такого: возвести прозаическое занятие в ранг искусства. В результате чиновничество заменило в новой Японии древнее сословие самураев, и по иронии судьбы возвышение его началось благодаря американской оккупации.
Разоружив военщину и нанеся серьезный урон дзайбацу, генерал Мак-Артур создал общественный вакуум, который с неизбежностью вскоре заполнился. Бюрократия пользовалась каждым удобным случаем для захвата ключевых позиций и стала отождествлять себя с частью нации, призванной возродить страну.
Прочитав в газетах о смерти Арисавы Ямамото, Дзэн Годо не на шутку встревожился. Он не верил прессе, и хотя сообщалось о несчастном случае, Годо весьма не понравилось его совпадение по времени с последней встречей с Ямамото. Они дружили и вместе вели дела с давних времен. Ямамото работал директором собственной авиапромышленной компании, которая вместе с «Самолетами Накасимы» занимала ведущее положение в производстве авиамоторов. В войну компания расширилась и разбогатела. Однако ни Ямамото, ни Годо не питали вражды к американцам и считали вступление Японии в войну явным безрассудством. Внешне они ревностно исполняли свой долг перед императором, ибо для людей их положения иное было немыслимо. Но в глубине души каждый из них тайно приветствовал окончание драки и хотел поскорее заняться восстановлением разрушенного.
Не далее недели тому назад Годо встречался с Ямамото, и тот поделился своим намерением передать американцам технологию производства реактивного двигателя нового типа, над которым в последние месяцы войны корпели инженеры его компании. И вот Ямамото погиб. Под колесами грузовика, если верить газетам.
Нет, Дзэн не верил газетам. Слишком большая удача для врагов Ямамото. А ведь враги Ямамото — и его враги. Они злобны, многочисленны и действуют слаженно. Какие еще козни у них на уме? Значит, Дзэну следует внять предостережению и выяснить истинную причину смерти друга.
Придя к этой мысли, Годо послал за дочерью.
Митико не так давно вышла замуж за старшего сына Ямамото — Нобуо. Брак этот устроили отцы. Дзэн Годо связывал с ним надежды на будущее. Нобуо был талантлив, респектабелен и довольно хорош собой. А главное, как старший сын, он наследовал отцовскую компанию.
Годо рассудил, что Нобуо — идеальная партия для его дочери. Правда, хотя ее можно было без натяжки назвать красавицей, она отличалась весьма необузданным нравом, на который отец давно махнул рукой. Нобуо был старше Митико и обладал большой выдержкой, но Годо частенько одолевали сомнения, сможет ли молодой человек со всем своим здравомыслием надолго увлечь его взбалмошную дочь.
Оба отца, словно брокеры, обсуждающие слияние двух компаний, взвесили все «за» и «против» предполагаемого союза и наконец, договорившись об условиях, решили связать себя родственными узами. Брак был заключен полгода назад, и теперь Митико и Нобуо жили вместе, хотя Годо не имел ни малейшего представления, насколько удачно складывается их семейная жизнь. Вскоре после свадьбы молодые переехали в Кобе, где располагались семейные заводы, которые Арисава отдал под начало сына.
Вся компания переживала эпоху перепрофилирования. Семья намеревалась быть в авангарде восстановления промышленности Японии и взяла курс на развитие тяжелого машиностроения. С этой целью концерн завязал сотрудничество с «Канагава Хэви Индастриз».
Сначала все шло вроде бы гладко. До того дня, когда умер Арисава Ямамото, сбитый скрывшимся с места происшествия грузовиком.
— Митико, — сказал дочери Дзэн Годо, — я подозреваю, что наши враги пошли в наступление. Поэтому мне крайне необходимо выяснить истинные обстоятельства смерти твоего свекра.
Митико, стоявшая, по обычаю, перед отцом на коленях, склонила голову.
— Ты всегда была моей правой рукой. Твоей изобретательности я обязан успехом многих своих начинаний. Ты добывала для меня секреты тебе одной доступными способами. Боюсь, враги пошли на решительный штурм, а я слишком на виду, чтобы в открытую предпринимать жесткие контрмеры. Мне нельзя привлекать к своей особе внимание ни наших врагов, ни американцев. Я могу обратиться только к тебе. Больше у меня никого не осталось.
Митико не так давно потеряла брата и сестру. О второй дочери, Окити, ушедшей от них навсегда, Годо старался даже не упоминать — это было невыносимо.
— Если я выясню, что Арисаву Ямамото убили, то разыщу убийц, — ответила Митико. — Что с ними сделать, отец?
Дзэн Годо надолго задумался. Он размышлял о природе чувства мести.
В тот вечер Лилиан опять пела. Публика, состоявшая в основном из мальчишек не старше восемнадцати, пришла в состояние, близкое к экстазу. Это объяснялось не просто сексуальной привлекательностью девушки на подмостках. Не было в ее воздействии на зрителей и ничего сверхъестественного. Но тем пуще завладевала Лилиан их вниманием. Для них не имело значения, о чем она поет, они толком и не вслушивались в слова. Главное заключалось в том, что она пробуждала память о доме. И Лилиан не опасалась довести их до безумия.
С Филиппом дело обстояло иначе. Он уже несколько раз пытался добиться физической близости. Он был нежен, внимателен, говорил о любви, но Лилиан всегда уклонялась. Они часами целовались, держа друг друга в объятиях, шептали ласковые слова, но этим все ограничивалось.
В тот вечер, когда они остались вдвоем, Филипп начал проявлять настойчивость.
— Я никогда не была с мужчиной... в этом смысле, — сказала Лилиан, положив голову ему на грудь. — Мне хотелось, чтобы у нас это произошло по-особенному. Совсем-совсем по-особенному.
— Разве наши чувства не особенные?
— О да, — ответила она. — О таких я всегда и мечтала, когда была маленькой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142