Законченную форму античной трагедии приобрели террористические акты в Москве и Беслане.
Впечатлительность общества на акт террора, как средства пропаганды, определяет успех терроризма. Казалось бы после стольких лет реальных и пропагандистских ужасов социализма на фоне бесконечных бандитских разборок, один-два политических «взрыва» не будут даже замеченными. Почему зерно падает на такую благоприятную почву? Причиной может быть кризис ханжества – «ни за что не посадят», «моя хата с краю». Постсоветский человек поверит в Страшный Суд лишь тогда, когда ангелы Божьи прикладами вышибут двери в его доме. Терроризм же принуждает каждого отнести себя к потенциальным жертвам. Современное демократическое общество потребления не в силах оказать этому явлению эффективного противодействия.
В чем только не принято искать возможный кризис террористических движений. Террористические группировки являются социальными, поскольку складываются в своем большинстве из нонконформистов, они не вписываются в общество, во всяком случае в то, с которым борются. Кроме приемов политического действия в борьбе с ними эффективным может быть лишь политическое заигрывание. Механизм его, например в Великобритании, частично – во Франции, сложился на протяжении долгих лет борьбы. В основе его лежит старый как мир принцип разобщения. Важно определить критерий: большинство в любой парамилитарной организации составляют тыловики. Это сочувствующие, «политическое крыло», часть руководства, которое непосредственно не отвечает за акты насилия. Все они в той или иной степени обременены двусмысленностью собственной роли. Достаточно, как в случае с ООП или ИРА, лишь предложить им переговоры и надежду на удовлетворение собственных амбиций более безопасным и эффективным путем. А вся эта публика – люди с весьма развитыми и болезненными амбициями. Стреляют и подкладывают бомбы те, кто попроще, им уже точно ничего не светит. Амнистия в Северной Ирландии не касалась убийц полицейских и военнослужащих. В этой связи интересным является обещание израильтян освободить больных, малолетних и женщин-террористок. Две последних категории составляют ядро боевых сил палестинцев.
В каком направлении следует ожидать развития терроризма в СНГ покажет следующая вспышка нестабильности в любой точке бывшего СССР. Учитывая готовность экстремистов содействовать любому сепаратистскому движению мы имеем дестабилизацию как цель политики «новых крайних».
Попытки разыграть карту регионального сепаратизма по приднестровскому сценарию были предприняты в Украине силами «новой оппозиции» сразу же, в реальном масштабе времени, что говорит о наличии подобных планов в арсеналах политтехнологов из ближайшего зарубежья. В той форме, в которой они существуют, ВС Украины не способны защитить конституционный строй и целостность страны от преступных посягательств. Наоборот – являются материальным и кадровым резервом для антиукраинского сепаратистского движения под «единославянскими» лозунгами. Опыт 14-й армии ВС России указывает перспективы нахождения подобных частей в эпицентре политического противостояния. Между тем, никаких выводов в направлении обеспечения безопасности размещения войск в местах постоянной дислокации не сделано. Отсутствовали они и в проекте «Армия 2015».
ТЕРРОРИЗМ И ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА
ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВЫХ ДЕФИНИЦИЙ
Квалификация терроризма, в частности в Уголовном (какой невежда назвал его «Криминальным»?) Кодексе Украины была дана согласно формально-доказательному казуистическому способу мышления, присущему юристам, в отличие от остальной части человечества.
В основу нынешнего толкования терроризма украинским законодательством положены формулирования ст. 58 Уголовного Кодекса СССР 1926 г. и соответствующего ему Уголовного Кодекса УССР, собственно 8-го пункта это статьи, а также ст. 19 того же Кодекса в смысле подготовки и намерения. Так называемое «ТН» – «террористическое намерение» и поныне является квалифицирующим признаком этого преступления. Из того же первоисточники ведут свое начало и другие действующие определения таких понятий, как «разрушение, или повреждение….взрывом, или поджогом» (ст. 58 п. 9 – диверсия), «вооруженное свержение, захват власти в центре и на местах» (ст. 58 п. 2), и «недонесение» (о случаях каждого из названных выше действий, или бездеятельности (ст. 58 п. 12).
Если отойти от практики и последствий применения ст. 58 и ее преемниц в СССР, следует признать, что призваны к жизни и сформулированы они были под воздействием опыта политического насилия в Российской Империи конца 19 – начала 20 ст. Недавним террористам была принципиально «чуждой» юридическая методология авторов «Уложения о наказаниях», которые и знать не хотели никакого «террористического акта», и в случае напр. политического убийства, как это было в деле Богрова, удовлетворялись предъявлением ст. 279 (покушение на убийство) и ст. 102 (принадлежность к тайному сообществу). При этом тем квалифицирующим признаком, который подвел подсудимого под военно-окружной суд и виселицу стала именно принадлежность к преступной организации. В новых условиях эти процессуальные формы и юридические нормы, хотя и логические, казались устаревшими. Как писал Лацис: «Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал действием как словом…». Этому юридическому нигилизму способствовало и отсутствие в СССР до 1922 г. Уголовного Кодекса и любой системы уголовного законодательства. Руководствовались «революционным правосознанием» – квази-обычным правом. Быстрая бюрократизация советского государства вызвала к жизни потребность как-то узаконить бюрократическую систему, которая сложилась в т ч. и через распространение русских бюрократических форм (когда напр. из ЖУЖД – жандармского управления железных дорог родились кроме службы охраны еще и транспортная милиция и прокуратура).
В стране со множеством «правоохранительных», собственно, карательных органов невозможно было разделить одну ст. 136 (убийство) между несколькими органами дознания и следствия, несмотря на очевидную потребность обеспечить пайками всех прокуроров военной, на транспорте и других прокуратур вместе с оперативниками особых отделов – военной службы правопорядка, между МГБ-КГБ-СБУ и милицией, в т ч. транспортной. Пока эта сталинско-бюрократическая система будет перелицовываться под разными поводами – нормы ст. 58 будут жить и в украинском законодательстве.
Тем не менее, если даже не рассматривать проблему правового реформирования как борьбу отечественных бюрократов за выживание, сомнительно, чтобы в законодательство, построенное на Codex penal Наполеона, можно было органически вписать положения habeas corpus (прав личности) из права англосаксонского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Впечатлительность общества на акт террора, как средства пропаганды, определяет успех терроризма. Казалось бы после стольких лет реальных и пропагандистских ужасов социализма на фоне бесконечных бандитских разборок, один-два политических «взрыва» не будут даже замеченными. Почему зерно падает на такую благоприятную почву? Причиной может быть кризис ханжества – «ни за что не посадят», «моя хата с краю». Постсоветский человек поверит в Страшный Суд лишь тогда, когда ангелы Божьи прикладами вышибут двери в его доме. Терроризм же принуждает каждого отнести себя к потенциальным жертвам. Современное демократическое общество потребления не в силах оказать этому явлению эффективного противодействия.
В чем только не принято искать возможный кризис террористических движений. Террористические группировки являются социальными, поскольку складываются в своем большинстве из нонконформистов, они не вписываются в общество, во всяком случае в то, с которым борются. Кроме приемов политического действия в борьбе с ними эффективным может быть лишь политическое заигрывание. Механизм его, например в Великобритании, частично – во Франции, сложился на протяжении долгих лет борьбы. В основе его лежит старый как мир принцип разобщения. Важно определить критерий: большинство в любой парамилитарной организации составляют тыловики. Это сочувствующие, «политическое крыло», часть руководства, которое непосредственно не отвечает за акты насилия. Все они в той или иной степени обременены двусмысленностью собственной роли. Достаточно, как в случае с ООП или ИРА, лишь предложить им переговоры и надежду на удовлетворение собственных амбиций более безопасным и эффективным путем. А вся эта публика – люди с весьма развитыми и болезненными амбициями. Стреляют и подкладывают бомбы те, кто попроще, им уже точно ничего не светит. Амнистия в Северной Ирландии не касалась убийц полицейских и военнослужащих. В этой связи интересным является обещание израильтян освободить больных, малолетних и женщин-террористок. Две последних категории составляют ядро боевых сил палестинцев.
В каком направлении следует ожидать развития терроризма в СНГ покажет следующая вспышка нестабильности в любой точке бывшего СССР. Учитывая готовность экстремистов содействовать любому сепаратистскому движению мы имеем дестабилизацию как цель политики «новых крайних».
Попытки разыграть карту регионального сепаратизма по приднестровскому сценарию были предприняты в Украине силами «новой оппозиции» сразу же, в реальном масштабе времени, что говорит о наличии подобных планов в арсеналах политтехнологов из ближайшего зарубежья. В той форме, в которой они существуют, ВС Украины не способны защитить конституционный строй и целостность страны от преступных посягательств. Наоборот – являются материальным и кадровым резервом для антиукраинского сепаратистского движения под «единославянскими» лозунгами. Опыт 14-й армии ВС России указывает перспективы нахождения подобных частей в эпицентре политического противостояния. Между тем, никаких выводов в направлении обеспечения безопасности размещения войск в местах постоянной дислокации не сделано. Отсутствовали они и в проекте «Армия 2015».
ТЕРРОРИЗМ И ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА
ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВЫХ ДЕФИНИЦИЙ
Квалификация терроризма, в частности в Уголовном (какой невежда назвал его «Криминальным»?) Кодексе Украины была дана согласно формально-доказательному казуистическому способу мышления, присущему юристам, в отличие от остальной части человечества.
В основу нынешнего толкования терроризма украинским законодательством положены формулирования ст. 58 Уголовного Кодекса СССР 1926 г. и соответствующего ему Уголовного Кодекса УССР, собственно 8-го пункта это статьи, а также ст. 19 того же Кодекса в смысле подготовки и намерения. Так называемое «ТН» – «террористическое намерение» и поныне является квалифицирующим признаком этого преступления. Из того же первоисточники ведут свое начало и другие действующие определения таких понятий, как «разрушение, или повреждение….взрывом, или поджогом» (ст. 58 п. 9 – диверсия), «вооруженное свержение, захват власти в центре и на местах» (ст. 58 п. 2), и «недонесение» (о случаях каждого из названных выше действий, или бездеятельности (ст. 58 п. 12).
Если отойти от практики и последствий применения ст. 58 и ее преемниц в СССР, следует признать, что призваны к жизни и сформулированы они были под воздействием опыта политического насилия в Российской Империи конца 19 – начала 20 ст. Недавним террористам была принципиально «чуждой» юридическая методология авторов «Уложения о наказаниях», которые и знать не хотели никакого «террористического акта», и в случае напр. политического убийства, как это было в деле Богрова, удовлетворялись предъявлением ст. 279 (покушение на убийство) и ст. 102 (принадлежность к тайному сообществу). При этом тем квалифицирующим признаком, который подвел подсудимого под военно-окружной суд и виселицу стала именно принадлежность к преступной организации. В новых условиях эти процессуальные формы и юридические нормы, хотя и логические, казались устаревшими. Как писал Лацис: «Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал действием как словом…». Этому юридическому нигилизму способствовало и отсутствие в СССР до 1922 г. Уголовного Кодекса и любой системы уголовного законодательства. Руководствовались «революционным правосознанием» – квази-обычным правом. Быстрая бюрократизация советского государства вызвала к жизни потребность как-то узаконить бюрократическую систему, которая сложилась в т ч. и через распространение русских бюрократических форм (когда напр. из ЖУЖД – жандармского управления железных дорог родились кроме службы охраны еще и транспортная милиция и прокуратура).
В стране со множеством «правоохранительных», собственно, карательных органов невозможно было разделить одну ст. 136 (убийство) между несколькими органами дознания и следствия, несмотря на очевидную потребность обеспечить пайками всех прокуроров военной, на транспорте и других прокуратур вместе с оперативниками особых отделов – военной службы правопорядка, между МГБ-КГБ-СБУ и милицией, в т ч. транспортной. Пока эта сталинско-бюрократическая система будет перелицовываться под разными поводами – нормы ст. 58 будут жить и в украинском законодательстве.
Тем не менее, если даже не рассматривать проблему правового реформирования как борьбу отечественных бюрократов за выживание, сомнительно, чтобы в законодательство, построенное на Codex penal Наполеона, можно было органически вписать положения habeas corpus (прав личности) из права англосаксонского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64