Это напомнило мне раздавленных зверюшек, которых замечаешь на любом скоростном шоссе с оживленным движением.
– С меня хватит, – не выдержал я. Казалось нечестным по отношению к погибшей рассматривать ее. В жизни она была симпатичной девушкой. – Накройте ее, прошу вас. Я готов признаться. Только закройте ее.
Флит вернул простыню на прежнее место.
– Ее оглушили, положили на улицу и переехали машиной, – сообщил он.
– Моей машиной?
– А вы что, не знаете?
– Нет, – заверил я. – Машина там же, где я оставил ее прошлой ночью. Она стояла там и когда я вернулся. Утром тоже. Я, правда, не смотрел на спидометр, поэтому не смогу сказать, сколько там накрутило.
– Это был не ваш автомобиль. Разве только вы его вымыли, но для этого на нем слишком много грязи и пыли.
– Первый веский довод в пользу того, чтобы держать машину немытой, – отреагировал я.
– А у вас есть алиби, – сообщил Флит. – Думаю, это снимает с вас подозрение.
– А я что, находился под подозрением?
– Вы с ней ссорились в воскресенье?
– Нет.
– В моем отчете значится, что она выплеснула на вас пиво. Вы выпивали с ней и другим мужчиной на пирсе Смитти, что на Тополином острове. Кто был тот, другой?
– Джек Вильямс, репортер из «Курьера». Выплеснутое пиво предназначалось ему, – объяснил я. – Хотя это и нелегко доказать, но могу вас заверить – целилась она именно в него, хотя точные подачи – не самое сильное ее место. – Чего ради я должен был выгораживать Джека Вильямса?
– Девушки, которые жили с ней, сказали, что ей кто-то позвонил. Сначала она фыркала на него, но затем смягчилась. Девушки подумали, что позвонивший ей мужчина за что-то извиняется, пытаясь загладить ссору. Они решили, что это тот самый мужчина, с которым она провела уик-энд. Потом Дженни согласилась с ним где-то встретиться. В каком точно месте, ее соседки не уловили. Оделась и ушла. Было около десяти тридцати. Врач сказал, что она была убита около трех часов ночи. Ну а оглушили ее еще до того. На ней синяки, которые успели приобрести окраску еще до смерти. Патрульный нашел тело в аллее на восточной стороне в четыре часа тридцать пять минут. Ну а теперь давайте поднимемся наверх, напишете ваши показания и можете быть свободны.
Когда я попал домой, там было пусто. Марджи не оставила никаких следов своего пребывания, кроме высокого бокала, по-прежнему стоящего в лужице возле стула в гостиной, влажного полотенца в ванной и нескольких грязных тарелок на кухне. Я загрузил кусочки хлеба в тостер, развел огонь под остатками кофе и поставил воду, чтобы сварить яйца.
«Бесполезно названивать Марджи», – подумал я. Она знала, что должно произойти нечто такое. Знала, что мне понадобится алиби, и обеспечила его. Если стану ее расспрашивать, она начнет лгать или скажет правду, а о том, какова будет эта правда, я догадывался и сам. Пожалуй, лучше пощадить Марджи. Я и так у нее в долгу.
Глава 12
Хоффи был в мастерской, когда я спустился вниз. На верстаке лежал слоистый кусок дерева, а он, покуривая трубку, его разглядывал. Так Густав мог просидеть весь день, любуясь заготовкой, подобно резчику алмазов, изучающему важный камень. А поскольку на деревянной болванке граней кот наплакал, чтобы их мучительно рассчитывать, представшее моим глазам зрелище не произвело на меня должного впечатления. И я бесцеремонно заявил:
– Нет никакой спешки с этим мушкетом для завала быков. Почему бы тебе, Хоффи, сначала не закончить винтовку для мистера Вэнса и снять ее с нашей шеи?
– А почему бы тебе, друг мой, не заняться своей работой и не дать мне спокойно делать мою?
Это просто означало, что он только что закончил легкое ружейное ложе для спортивной мелкашки и сейчас хотел заняться массивным деревом для тяжелого ружья. Хоффи вволю потрудился над ореховой древесиной и теперь не прочь был поработать над слоенкой, хотя обычно на этот материал фыркал и величал его не иначе как «фанерой». Как я уже говорил, Густав был художником в своем деле.
Увидев, что я взял из козел законченное ружье, Хоффи проворчал:
– Если бы ты встал пораньше, то мог бы отлично пострелять. А сейчас поднялся ветер.
– Со скоростью меньше девяти миль в час, – пренебрежительно отозвался я. – Поразить цель на расстоянии в сотню ярдов для этой малышки – сущие пустяки.
– Только не давай ей раскаляться. И полегче со своими отвертками.
– Почему бы тебе не заняться своей работой, Хоффи, и дать мне спокойно делать мою?
Он издал внутриутробное урчание, которое, по его мнению, означало смешок.
– Это хорошая игрушка, Пол. Позволь мне взглянуть на нее. Я вложил ружье в его руки и увидел, как этот уродливый, заросший щетиной толстяк любовно провел заскорузлыми пальцами по изящному дереву. Увиденное вызвало у меня странное чувство. Хоффи, возможно, был брюзгой, с которым трудно ладить, но отнюдь не шестеркой в моем понимании, и это делало его редким, бесценным человеком. В отличие от большинства людей, с которыми я сталкивался последнее время, Густав не рвался добиться того, чего хотел, любой ценой. У него был свой кодекс поведения, определенные стандарты и даже путеводная звезда. Я знал: никакая наличка – будь то хоть миллион долларов – не отлучат его от работы. Он скорее откажется от денег, чем бросит заниматься любимым делом. Между тем Хоффи взял тряпочку и вытер воображаемые отпечатки пальцев с отливающего голубизной ствола.
– Игрушка, а не ружье, – заключил он. – Впору женщине, которая ходит в меховом манто. Хоть включай в каталог женских аксессуаров. Вот оно. Забирай. У меня есть работа, которой надо заниматься. Должен же кто-то зарабатывать деньги в этом месте.
«Кэпитал-Сити-Род» и Стрелковый клуб находятся на Вестерн-бульваре в четырех милях по прямой от нашей мастерской, то есть у нас под рукой. Именно по этой причине вышеупомянутые заведения и расположены здесь, хотя большинство их членов и не подозревают об этом. Типичная, в духе Гандермэна, операция. Однажды мне случилось обмолвиться, что мы с Хоффи испытываем трудности в поисках места для испытательных стрельб. Арсенал Национальной гвардии располагал закрытым тиром, но там вряд ли согласились бы нас принять с пристрелкой крупнокалиберных ружей. Мы заключили сделку с одним фермером, но его соседи начали выказывать недовольство. Выслушав меня, Карл заявил мне, чтобы я перестал ломать над этим голову.
Двумя неделями позже «Кэпитал-Сити-Род» и Стрелковый клуб возникли из небытия. Список членов – по пятьдесят баксов с носа – выглядел как перечень местных политиканов, включая сюда и тех, кто проворачивал сколько-нибудь крупный бизнес в городе и даже в штате. Я никогда так и не узнал, на каких условиях Карл арендовал землю и у кого, но вся строительная техника, которая ровняет землю и воздвигает двадцатифутовые насыпи, в один прекрасный день хлынула на наши головы со строящегося поблизости участка высокоскоростного шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– С меня хватит, – не выдержал я. Казалось нечестным по отношению к погибшей рассматривать ее. В жизни она была симпатичной девушкой. – Накройте ее, прошу вас. Я готов признаться. Только закройте ее.
Флит вернул простыню на прежнее место.
– Ее оглушили, положили на улицу и переехали машиной, – сообщил он.
– Моей машиной?
– А вы что, не знаете?
– Нет, – заверил я. – Машина там же, где я оставил ее прошлой ночью. Она стояла там и когда я вернулся. Утром тоже. Я, правда, не смотрел на спидометр, поэтому не смогу сказать, сколько там накрутило.
– Это был не ваш автомобиль. Разве только вы его вымыли, но для этого на нем слишком много грязи и пыли.
– Первый веский довод в пользу того, чтобы держать машину немытой, – отреагировал я.
– А у вас есть алиби, – сообщил Флит. – Думаю, это снимает с вас подозрение.
– А я что, находился под подозрением?
– Вы с ней ссорились в воскресенье?
– Нет.
– В моем отчете значится, что она выплеснула на вас пиво. Вы выпивали с ней и другим мужчиной на пирсе Смитти, что на Тополином острове. Кто был тот, другой?
– Джек Вильямс, репортер из «Курьера». Выплеснутое пиво предназначалось ему, – объяснил я. – Хотя это и нелегко доказать, но могу вас заверить – целилась она именно в него, хотя точные подачи – не самое сильное ее место. – Чего ради я должен был выгораживать Джека Вильямса?
– Девушки, которые жили с ней, сказали, что ей кто-то позвонил. Сначала она фыркала на него, но затем смягчилась. Девушки подумали, что позвонивший ей мужчина за что-то извиняется, пытаясь загладить ссору. Они решили, что это тот самый мужчина, с которым она провела уик-энд. Потом Дженни согласилась с ним где-то встретиться. В каком точно месте, ее соседки не уловили. Оделась и ушла. Было около десяти тридцати. Врач сказал, что она была убита около трех часов ночи. Ну а оглушили ее еще до того. На ней синяки, которые успели приобрести окраску еще до смерти. Патрульный нашел тело в аллее на восточной стороне в четыре часа тридцать пять минут. Ну а теперь давайте поднимемся наверх, напишете ваши показания и можете быть свободны.
Когда я попал домой, там было пусто. Марджи не оставила никаких следов своего пребывания, кроме высокого бокала, по-прежнему стоящего в лужице возле стула в гостиной, влажного полотенца в ванной и нескольких грязных тарелок на кухне. Я загрузил кусочки хлеба в тостер, развел огонь под остатками кофе и поставил воду, чтобы сварить яйца.
«Бесполезно названивать Марджи», – подумал я. Она знала, что должно произойти нечто такое. Знала, что мне понадобится алиби, и обеспечила его. Если стану ее расспрашивать, она начнет лгать или скажет правду, а о том, какова будет эта правда, я догадывался и сам. Пожалуй, лучше пощадить Марджи. Я и так у нее в долгу.
Глава 12
Хоффи был в мастерской, когда я спустился вниз. На верстаке лежал слоистый кусок дерева, а он, покуривая трубку, его разглядывал. Так Густав мог просидеть весь день, любуясь заготовкой, подобно резчику алмазов, изучающему важный камень. А поскольку на деревянной болванке граней кот наплакал, чтобы их мучительно рассчитывать, представшее моим глазам зрелище не произвело на меня должного впечатления. И я бесцеремонно заявил:
– Нет никакой спешки с этим мушкетом для завала быков. Почему бы тебе, Хоффи, сначала не закончить винтовку для мистера Вэнса и снять ее с нашей шеи?
– А почему бы тебе, друг мой, не заняться своей работой и не дать мне спокойно делать мою?
Это просто означало, что он только что закончил легкое ружейное ложе для спортивной мелкашки и сейчас хотел заняться массивным деревом для тяжелого ружья. Хоффи вволю потрудился над ореховой древесиной и теперь не прочь был поработать над слоенкой, хотя обычно на этот материал фыркал и величал его не иначе как «фанерой». Как я уже говорил, Густав был художником в своем деле.
Увидев, что я взял из козел законченное ружье, Хоффи проворчал:
– Если бы ты встал пораньше, то мог бы отлично пострелять. А сейчас поднялся ветер.
– Со скоростью меньше девяти миль в час, – пренебрежительно отозвался я. – Поразить цель на расстоянии в сотню ярдов для этой малышки – сущие пустяки.
– Только не давай ей раскаляться. И полегче со своими отвертками.
– Почему бы тебе не заняться своей работой, Хоффи, и дать мне спокойно делать мою?
Он издал внутриутробное урчание, которое, по его мнению, означало смешок.
– Это хорошая игрушка, Пол. Позволь мне взглянуть на нее. Я вложил ружье в его руки и увидел, как этот уродливый, заросший щетиной толстяк любовно провел заскорузлыми пальцами по изящному дереву. Увиденное вызвало у меня странное чувство. Хоффи, возможно, был брюзгой, с которым трудно ладить, но отнюдь не шестеркой в моем понимании, и это делало его редким, бесценным человеком. В отличие от большинства людей, с которыми я сталкивался последнее время, Густав не рвался добиться того, чего хотел, любой ценой. У него был свой кодекс поведения, определенные стандарты и даже путеводная звезда. Я знал: никакая наличка – будь то хоть миллион долларов – не отлучат его от работы. Он скорее откажется от денег, чем бросит заниматься любимым делом. Между тем Хоффи взял тряпочку и вытер воображаемые отпечатки пальцев с отливающего голубизной ствола.
– Игрушка, а не ружье, – заключил он. – Впору женщине, которая ходит в меховом манто. Хоть включай в каталог женских аксессуаров. Вот оно. Забирай. У меня есть работа, которой надо заниматься. Должен же кто-то зарабатывать деньги в этом месте.
«Кэпитал-Сити-Род» и Стрелковый клуб находятся на Вестерн-бульваре в четырех милях по прямой от нашей мастерской, то есть у нас под рукой. Именно по этой причине вышеупомянутые заведения и расположены здесь, хотя большинство их членов и не подозревают об этом. Типичная, в духе Гандермэна, операция. Однажды мне случилось обмолвиться, что мы с Хоффи испытываем трудности в поисках места для испытательных стрельб. Арсенал Национальной гвардии располагал закрытым тиром, но там вряд ли согласились бы нас принять с пристрелкой крупнокалиберных ружей. Мы заключили сделку с одним фермером, но его соседи начали выказывать недовольство. Выслушав меня, Карл заявил мне, чтобы я перестал ломать над этим голову.
Двумя неделями позже «Кэпитал-Сити-Род» и Стрелковый клуб возникли из небытия. Список членов – по пятьдесят баксов с носа – выглядел как перечень местных политиканов, включая сюда и тех, кто проворачивал сколько-нибудь крупный бизнес в городе и даже в штате. Я никогда так и не узнал, на каких условиях Карл арендовал землю и у кого, но вся строительная техника, которая ровняет землю и воздвигает двадцатифутовые насыпи, в один прекрасный день хлынула на наши головы со строящегося поблизости участка высокоскоростного шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55