С первых лет своей врачебной практики он по первому вызову, в любую погоду, по бездорожью и распутице отправлялся в самые отдаленные уголки области, чтобы оказать помощь страждущему. Это был его долг человека и врача. Он мог стать способным хирургом, защититься, стать ученым. Но жизнь его прошла в больницах, в железнодорожных и заводских поликлиниках, наверное, потому, что именно там было его место, именно там он был нужен. Там, где неотделима история болезни от истории жизни любого из его пациентов.
Все это узнавалось нами потом. А когда он жил с нами, он был слишком близко. Он уходил на работу. Он приходил с работы. Иногда проводил с нами воскресный вечер, если не было срочного вызова. Проверял уроки, изредка рассказывал о смешных и курьезных случаях из своей многолетней практики. И все.
Мы с большим опозданием разделяем с отцами их интересы, надежды, разочарования. С большим опозданием…
Осенью того же года, когда умер отец, я поступил в одно из старейших учебных заведений страны – Военномедицинскую академию имени С. М. Кирова в Ленинграде.
Внешне это выглядело неожиданным даже для меня самого. Но теперь я думаю, что где-то исподволь, подспудно это явилось данью памяти. Неосознанным желанием сохранить то, что было дорого отцу, желанием осуществить то, что не удалось осуществить ему. Труд нее объяснить другое: почему именно в военный вуз. Возможно, здесь определенную роль сыграл спорт. Дисциплина, умение подчинить себя чужой воле, приказу, строгому регламенту, наконец, мужественность – возмужание в мужской среде, – все то, что отпугивает слабых духом от армии, было в значительной степени свойственно регламенту и характеру нашей жизни в спорте. Он дисциплинировал, формировал чувство личной и коллективной ответственности, учил будущих мужчин быть мужчинами. Естественно поэтому, что ступеньки сначала малого, а затем и большого спорта выводили некоторых из нас на дорогу, ведущую к школе подлинного мужества и воли, каким была и остается армия.
Сыграло свою роль и нечто конкретное, частное. Предчувствие надвигающейся войны все чаще омрачало оптимизм предвоенных лет. Я не знаю, во что сейчас больше всего любят играть дети, но мы играли в Чапаева и войну. Из детства в юность мы шагали под песни о Щорсе и тачанке, Каховке и приказе, который дан «ему на запад, ей в другую сторону»…
День зачисления в Военно-медицинскую академию имени С. М. Кирова 20 августа 1939 года стал днем отсчета беспрерывного сорокалетнего срока службы в армии Олега Белаковского…
Военно-медицинская академия имени С. М. Кирова была учреждением совершенно особого рода. Это была медицина, одетая в военную форму. Традиции академии восходили к традициям русской военно-полевой хирургии, основоположниками которой были великий русский хирург Николай Иванович Пирогов и один из его блистательных учеников Николай Васильевич Склифосовский.
В своей книге «Призвание» академик Кованов, говоря о традициях военных врачей, в частности, пишет:
«Склифосовский был одним из выдающихся военно-полевых хирургов второй половины XIX века. Николай Васильевич настойчиво проводил в жизнь основные положения военно-полевой хирургии, разработанные Пироговым. Он считал, что всем раненым „без изъятия и как можно скорее должна быть подана первая помощь, не терпящая отлагательств“. Вместе с С. П. Боткиным Склифосовский выступал горячим сторонником приближения медицинской помощи к раненым».
В 1944 году во время ожесточенных боев при. форсировании Свири и позже, в Венгрии, будучи старшим врачом полка, я убедился, как глубоко правы и бесконечно гуманны были наши учителя, когда считали прямым долгом военного врача быть рядом с передней линией огня.
В годы Великой Отечественной войны тысячи военных врачей доказали своей жизнью и смертью, как святы были для них заветы Пирогова, Склифосовского, Боткина…
Я переступал порог не просто военной академии. Я переступал порог одного из старейших и известнейших учебных заведений страны. Здесь, в этих стенах, звучал голос великого Павлова. Здесь, в этих аудиториях, прозвучали пророческие слова выдающегося русского хирурга, почетного члена Английского королевского хирургического общества и почетного члена Шведской королевской академии Владимира Андреевича Оппеля: «Трата человеческого материала на войне достигнет такой степени, что задачей хирургии окажется не только стремление спасти как можно больше людей, но и вернуть как можно больше бойцов в армию». И когда на лекциях мы слышали бытовавшее тогда изречение, что «французы выиграли войну своими ранеными», мы понимали, как много в этих словах истинного и каким трудом достигался этот «выигрыш».
Что было наиболее характерным для стиля и духа академии? Прежде всего высокий научный уровень пре подавания и клинической практики. Высокий уровень профессиональной подготовки был неотъемлем от общей высокой и глубокой культуры.
Этот высокий уровень преподавания, широкий кругозор в условиях строгой, истинно военной дисциплины с ее четко поставленной организацией учебно-воспитательной работы делали нашу академию и в наших собственных глазах, и в глазах студентов других вузов весьма авторитетным учреждением. Здесь не было, да и не могло быть места той безнаказанности, которая, к сожалению, присуща в наше время некоторым средним и высшим учебным заведениям и которая иногда пагубно сказывается на той части молодежи, которая, «и мыслям и делам внимая равнодушно», остается невосприимчивой ни к слову, ни к примеру.
И все-таки это был вуз. Военный, но все-таки вуз. И были не только строгие и многомудрые академики и профессора, были просто люди с их слабостями, иногда странностями, вкусами и привычками. И были их подопечные – слушатели. Собственно, те же студенты, которым, как и всем студентам в мире, ничто не чуждо. И рядом с высокими традициями передавались из поколения в поколение шутки, анекдоты, курьезные случаи из жизни академии.
Известный патологоанатом Самуил Самуилович Вайль. был в одинаковой мере человеком в высшей степени эрудированным и в высшей степени рассеянным. Именно это послужило причиной следующего случая.
Однажды профессору положили два рентгеновских снимка под одной и той же фамилией.
Внимательно просмотрев первый и едва взглянув на второй, Вайль не без сарказма заметил:
– Впервые вижу, чтобы у одного и того же человека было два абсолютно разных желудка. Передайте, пожалуйста, сестре, чтобы она в следующий раз более внимательно подписывала снимки.
Встал. Надел пальто и отправился в Мариинку кон сультировать балетную труппу. Причем не как врач, а как тончайший знаток балета…
Во время увольнения мы тоже бегали в Мариинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Все это узнавалось нами потом. А когда он жил с нами, он был слишком близко. Он уходил на работу. Он приходил с работы. Иногда проводил с нами воскресный вечер, если не было срочного вызова. Проверял уроки, изредка рассказывал о смешных и курьезных случаях из своей многолетней практики. И все.
Мы с большим опозданием разделяем с отцами их интересы, надежды, разочарования. С большим опозданием…
Осенью того же года, когда умер отец, я поступил в одно из старейших учебных заведений страны – Военномедицинскую академию имени С. М. Кирова в Ленинграде.
Внешне это выглядело неожиданным даже для меня самого. Но теперь я думаю, что где-то исподволь, подспудно это явилось данью памяти. Неосознанным желанием сохранить то, что было дорого отцу, желанием осуществить то, что не удалось осуществить ему. Труд нее объяснить другое: почему именно в военный вуз. Возможно, здесь определенную роль сыграл спорт. Дисциплина, умение подчинить себя чужой воле, приказу, строгому регламенту, наконец, мужественность – возмужание в мужской среде, – все то, что отпугивает слабых духом от армии, было в значительной степени свойственно регламенту и характеру нашей жизни в спорте. Он дисциплинировал, формировал чувство личной и коллективной ответственности, учил будущих мужчин быть мужчинами. Естественно поэтому, что ступеньки сначала малого, а затем и большого спорта выводили некоторых из нас на дорогу, ведущую к школе подлинного мужества и воли, каким была и остается армия.
Сыграло свою роль и нечто конкретное, частное. Предчувствие надвигающейся войны все чаще омрачало оптимизм предвоенных лет. Я не знаю, во что сейчас больше всего любят играть дети, но мы играли в Чапаева и войну. Из детства в юность мы шагали под песни о Щорсе и тачанке, Каховке и приказе, который дан «ему на запад, ей в другую сторону»…
День зачисления в Военно-медицинскую академию имени С. М. Кирова 20 августа 1939 года стал днем отсчета беспрерывного сорокалетнего срока службы в армии Олега Белаковского…
Военно-медицинская академия имени С. М. Кирова была учреждением совершенно особого рода. Это была медицина, одетая в военную форму. Традиции академии восходили к традициям русской военно-полевой хирургии, основоположниками которой были великий русский хирург Николай Иванович Пирогов и один из его блистательных учеников Николай Васильевич Склифосовский.
В своей книге «Призвание» академик Кованов, говоря о традициях военных врачей, в частности, пишет:
«Склифосовский был одним из выдающихся военно-полевых хирургов второй половины XIX века. Николай Васильевич настойчиво проводил в жизнь основные положения военно-полевой хирургии, разработанные Пироговым. Он считал, что всем раненым „без изъятия и как можно скорее должна быть подана первая помощь, не терпящая отлагательств“. Вместе с С. П. Боткиным Склифосовский выступал горячим сторонником приближения медицинской помощи к раненым».
В 1944 году во время ожесточенных боев при. форсировании Свири и позже, в Венгрии, будучи старшим врачом полка, я убедился, как глубоко правы и бесконечно гуманны были наши учителя, когда считали прямым долгом военного врача быть рядом с передней линией огня.
В годы Великой Отечественной войны тысячи военных врачей доказали своей жизнью и смертью, как святы были для них заветы Пирогова, Склифосовского, Боткина…
Я переступал порог не просто военной академии. Я переступал порог одного из старейших и известнейших учебных заведений страны. Здесь, в этих стенах, звучал голос великого Павлова. Здесь, в этих аудиториях, прозвучали пророческие слова выдающегося русского хирурга, почетного члена Английского королевского хирургического общества и почетного члена Шведской королевской академии Владимира Андреевича Оппеля: «Трата человеческого материала на войне достигнет такой степени, что задачей хирургии окажется не только стремление спасти как можно больше людей, но и вернуть как можно больше бойцов в армию». И когда на лекциях мы слышали бытовавшее тогда изречение, что «французы выиграли войну своими ранеными», мы понимали, как много в этих словах истинного и каким трудом достигался этот «выигрыш».
Что было наиболее характерным для стиля и духа академии? Прежде всего высокий научный уровень пре подавания и клинической практики. Высокий уровень профессиональной подготовки был неотъемлем от общей высокой и глубокой культуры.
Этот высокий уровень преподавания, широкий кругозор в условиях строгой, истинно военной дисциплины с ее четко поставленной организацией учебно-воспитательной работы делали нашу академию и в наших собственных глазах, и в глазах студентов других вузов весьма авторитетным учреждением. Здесь не было, да и не могло быть места той безнаказанности, которая, к сожалению, присуща в наше время некоторым средним и высшим учебным заведениям и которая иногда пагубно сказывается на той части молодежи, которая, «и мыслям и делам внимая равнодушно», остается невосприимчивой ни к слову, ни к примеру.
И все-таки это был вуз. Военный, но все-таки вуз. И были не только строгие и многомудрые академики и профессора, были просто люди с их слабостями, иногда странностями, вкусами и привычками. И были их подопечные – слушатели. Собственно, те же студенты, которым, как и всем студентам в мире, ничто не чуждо. И рядом с высокими традициями передавались из поколения в поколение шутки, анекдоты, курьезные случаи из жизни академии.
Известный патологоанатом Самуил Самуилович Вайль. был в одинаковой мере человеком в высшей степени эрудированным и в высшей степени рассеянным. Именно это послужило причиной следующего случая.
Однажды профессору положили два рентгеновских снимка под одной и той же фамилией.
Внимательно просмотрев первый и едва взглянув на второй, Вайль не без сарказма заметил:
– Впервые вижу, чтобы у одного и того же человека было два абсолютно разных желудка. Передайте, пожалуйста, сестре, чтобы она в следующий раз более внимательно подписывала снимки.
Встал. Надел пальто и отправился в Мариинку кон сультировать балетную труппу. Причем не как врач, а как тончайший знаток балета…
Во время увольнения мы тоже бегали в Мариинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48