— Привет, Расс.
Первым делом я инстинктивно скользнул взглядом мимо тела Ди вверх по лестнице, к спальне, туда, где в последний раз я видел свою жену живой. Пакеты повалились на пол. Я дернулся было к лестнице, но — заставил себя остановиться.
— Она с-с-спит, — сказал Глаз. — Я уже заглянул к ней. Не беспокойся. Ш-ш-ш... А теперь медленно иди ко мне, но только так, чтобы я видел твои руки.
Я так и сделал.
Остановился, чтобы еще раз взглянуть вверх — заметить хоть слабое колыхание тени, отбрасываемой дышащим телом, услышать хоть какой-то звук, который указал бы мне на теплящуюся там жизнь.
Меня буквально оглушила та ярость, что взметнулась из глубин желудка, устремилась вверх и достигла ушей. Я не мог ничего услышать. И — почти не дышал.
— Так, хорошо, — сказал он. — А теперь... садись за стол. Сюда.
Моя пишущая машинка и стопка чистой бумаги были здесь, на кухне, на обеденном столе.
Я подошел к нему, все так же напряженно прислушиваясь, не донесется ли — сквозь ужасающий шум в ушах — хоть какой-то звук из спальни?
— Садись.
— Я должен взглянуть на Иззи, — сказал я.
— Я уже сказал тебе, она спит. Крепко спит.
— А можно мне самому посмотреть?
— Нельзя, говносос ты лживый! Дешевка, вот ты кто! И трус. Ты просто дерьмо.
Я выдвинул тяжелый стул и уселся перед машинкой.
— Сегодня, в семь утра, я снялся с места.
— Но как тебе удалось сделать так, что твой последний звонок прозвучал из Бруклина?
— Просто в моей бруклинской квартире стоит телефонный ретранслятор. Твой перехватчик и зафиксировал, будто звонок из Бруклина. На самом же деле я звонил из твоего собственного кабинета, а провел звонок — через Нью-Йорк.
— Умно, ничего не скажешь.
— Сейчас полно магазинов, в которых можно купить все эти штучки-дрючки. Своего рода часть платы за мирную жизнь. Правда, большинство людей об этом даже не подозревают. Большинство людей вообще идиоты. Мне же понадобились лишь самые первичные знания в области электроники. Что и говорить, два года работы на центральном пункте телефонной связи Лагуны тоже не повредили мне.
Сидя за столом, я получил возможность рассмотреть Полуночного Глаза.
Как мы и предполагали, он оказался высоким (пожалуй, где-то шесть футов три дюйма) и — рыхлого телосложения. Даже издалека без особого труда я заметил: борода и стоящие дыбом волосы — искусственные.
И все же, если забыть о его габаритах и отдельных фрагментах маскировки, внешность его имела очень мало общего с той, какой мы наделили его. Наше представление о нем базировалось на совершенных им мерзостях.
Не зная о них, увидишь карие, очень темные глаза, в них — неторопливость, осторожность и спокойствие. Сейчас они сильно блестят, по-видимому, из-за яркого света, исходящего от висевшей на потолке люстры. Увидишь бледную кожу, пальцы, сжимающие рукоятку пистолета, довольно мясистые, с длинными ногтями, массивные бедра и крупные ступни, придающие его осанке впечатление тяжеловесности и внушительности, что еще более заметно из-за чуть косолапой стойки.
Искры гнева вспыхнули в его глазах, когда он встретился с моим взглядом.
— Невежливо в упор рассматривать человека.
Судя по снимках, представленным нам Мэри Инг, сейчас передо мной была замаскированная версия Вильяма Фредерика Инга. Скорее это была не маскировка, контрмаскировка — попытка передать чуть более ранний свой облик.
Как же выглядит он на самом деле, без бороды и торчащих волос?
В общем-то, мы с Вальдом оказались правы: все это время Инг выдавал себя за «другого» человека, как бы играя роль в им же самим разработанном ритуале.
Этот «другой», как мы и предполагали, вполне мог ходить на работу, появляться на людях и продолжать вершить свои кровавые дела, поскольку в реальной жизни он мало чем напоминал того зверя, в которого превращался ночами.
Теперь я понял, почему с такой беззаботностью отнесся он к нашему намерению представить его снимок, — именно потому, что на этом снимке его никто бы никогда не узнал. За исключением, разумеется, его родной матери.
— Тебе предстоит подготовить еще од-д-дну статью, — сказал он. — Я скажу, что писать. Бери бумагу.
Я вставил лист и отогнал каретку в исходное положение.
Снова прислушался, не донесется ли из спальни хоть какой-нибудь звук? Ничего — ни шороха простыней, ни дыхания.
— Итак, — продолжал он, — первые два предложения будут такими: «Полуночный Глаз — никакой не Вильям Инг, как у-утверждалось в п-п-предыдуших статьях. Прошлым вечером я лично встретился с ним, и он убедил меня в этом».
Я напечатал то, что было продиктовано мне.
— Ну как, нормальное вступление? — спросил он.
— Я бы немного изменил.
— Как?
— Пожалуй, я бы написал: «Прошлым вечером ко мне в дом явился Вильям Фредерик Инг, пресловутый Полуночный Глаз. Сначала он убил сиделку моей жены, потом жену, а к тому времени, когда вы будете читать эти строки, также и меня».
— Нет. Не надо забегать вперед. Кое-что из сказанного тобой верно, кое-что нет. Насчет Изабеллы ты не должен беспокоиться. Ш-ш-ш-ш... А у меня только одно имя — Полуночный Глаз. Инг — всего лишь человек, который некогда существовал и — не существует больше.
Как репортер, ты должен быть максимально точным, не так ли?
— Именно так.
— Ну ладно. Следующее предложение: «Это высокий и сильный мужчина, внушающий уважение одним лишь взглядом своих темных глаз».
Я напечатал. После этого сказал:
— "Это высокий и сильный тип, которого в детстве часто дразнили и с которым никто не хотел дружить. Нормальной жизни в семье у него фактически не было. А потому уже в раннем возрасте он начал свою собственную, тайную жизнь".
— Нет! Если ты напечатаешь хотя бы слово из сказанного, я убью тебя и закончу статью сам. Я умею п-п-печатать на машинке!
С этими словами он направил на меня пистолет, темное дуло которого как бы олицетворяло собой кромешный мрак вечности, куда, судя по всему, он, конечно же, собирался меня отправить.
— Я это просто так говорю, — сказал я. — Я не напечатал этого. Я говорю, ты — тот ребенок, которого Четвертого июля родители отшлепали за то, что он помешал им трахаться, тот, которого страшно покусали свои же собственные собаки. Ты был несчастным ребенком. И отнюдь не всегда ты был Полуночным Глазом. Почему бы не вставить и этот кусок?
— Потому что он к делу не относится.
— Может быть, объяснишь почему?
— На самом деле Полуночный Глаз был рожден этой землей. Он вовсе не стал таким, превратившись из кого-то. Он был избранным. Следующий абзац такой: «По словам самого Глаза, на протяжении практически всей своей жизни он чувствовал позывы к убийству. Начал он с убийства животных. Еще будучи молодым, он увидел, как иностранцы, те, кто явился в Апельсиновый округ только для того, чтобы делать деньги, стали насиловать эту землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100