Но Кэтрин как всегда поддержала ее – ничего, ничего, подожди чуть-чуть и мы снова встанем у бадьи.
Каждый день, часа в четыре, у ворот нашего сада появлялся судья Кул и свистел мне, чтобы я впустил его через калитку в саду, а не через парадный вход, не желая встречаться с Вериной, хотя та, в общем-то, и не возражала против его визитов – наоборот, на случай его прихода для него всегда были приготовлены бутылка шерри и коробка гаванских сигар. Обычно судья Кул не приходил без какого-нибудь подарка – это были либо пирожные из булочной Катидид или просто букетик хризантем. Кэтрин и здесь была начеку и отбирала цветы у Долли, мотивируя свой поступок тем, что якобы цветы высасывают все питательные элементы из воздуха.
Кэтрин так никогда и не узнала о брачном предложении судьи, но она чувствовала, что творится что-то неладное, и при его визитах всегда была на страже, как часовой, и, прикладываясь потихоньку к шерри, бесцеремонно влезала в разговор судьи и Долли. Но, по-моему, Долли и судье уже не о чем было говорить, даже оставшись наедине. Они уже не так восторженно воспринимали друг друга. Вряд ли причиной была Долли – я думаю, что судья получил то, что хотел, – он нашел родственную душу, того единственного человека, кому он хотел раскрыться, кому он мог бы поверить самые сокровенные мысли и чувства свои. Но что делать, когда все уже сказано и нечего больше сказать…
Он садился на кровать возле нее, довольный и тем, что сидит рядом с ней и ничего не надо требовать взамен. Часто, когда Долли, еще слабая от болезни, вдруг заваливалась в беспокойный, тронутый остатками лихорадки сон, плача и дергаясь, судья осторожно будил ее, приветствуя ее возвращение из тяжелого мрачного полусна ослепительной нежной улыбкой…
Когда-то, до нашего дерева-дома, Верина не разрешала нам иметь радио – мол, там одни мелодии-дешевки, чепуха всякая, нечего засорять свои мозги и в конце концов все стоит денег, однако доктор Картер убедил Верину купить радио для Долли, поскольку период выздоровления мог затянуться, а радио было бы полезно для поднятия духа. Верина купила радиоприемник, вполне возможно, за порядочные деньги, но внешне выглядел он ужасно, с жутким, почти необработанным корпусом. Я отнес его на задний двор и покрасил в розовый цвет. Поначалу Долли вроде бы без энтузиазма отнеслась к радио, но по прошествии некоторого времени его нельзя было выковырнуть из ее рук даже ломом. Приемник всегда нагревался так, что в нем можно было выводить цыплят – Долли и Кэтрин гоняли по станциям с утра до вечера. Больше всего они любили прослушивать репортажи футбольных матчей. Долли просила судью не объяснять правила игры:
– Ну, пожалуйста, не надо, – противилась она. – Понимаешь, Чарли, везде должна быть своя тайна, а я как раз люблю тайну – все кричат, орут, им так хорошо, а если бы я знала, из-за чего, собственно, они кричат и отчего именно им так хорошо, мне не было бы так хорошо. – Судья бывал иногда несколько сбит с толку и даже раздражен, поскольку он так и не смог научить Долли болеть за какую-либо команду. Она полагала, что выиграть должны обе стороны: – Ведь они все такие хорошие ребята!
Из-за радиоприемника у меня с Кэтрин даже перепалка вышла. Как-то раз, днем, по радио транслировали внутриштатовское конкурсное выступление Мод Риордан. Я очень хотел послушать тот концерт, но Кэтрин уперлась намертво и, выбрав игру между командами Тулэйна и Джорджии, просто не подпускала меня даже близко к аппарату.
– Да что с тобой, Кэтрин? Вечно ты чем-то недовольная, эгоистичная, вечно все делаешь по-своему, ну почему?! Почему ты стала даже хуже, чем Верина когда-то?!
Казалось, тот моральный ущерб, который она понесла в результате памятного столкновения с законом, она решила компенсировать, удвоив энергию своего присутствия в доме Тальбо; и мы вынуждены были терпеть ее индейскую кровь, ее тиранию. В тот день, однако, Долли встала на мою сторону:
– Пусть Коллин послушает Мод Риордан. Она наш друг…
Все, кто слушал в тот день Мод Риордан, сошлись во мнении, что Мод заслужила первое место – но она завоевала второе и получила право обучаться в университете с большой скидкой в оплате. Не знаю, как она, но ее семья была рада и второму месту своей дочери. Но все равно это было несправедливо, что она на втором месте, она играла лучше того парня, что взял первый приз. Она сыграла отцовскую серенаду, и мне показалось, что она прозвучала ничуть не хуже, чем в тот раз, в лесу. С того дня я начал пописывать нечто вроде стихов, стараясь припомнить все детали ее очарования, ее волосы, ее лицо… Судья прибыл в тот день как раз вовремя, чтобы присоединиться к нам и вместе послушать тот концерт, и я думаю, больше всех в тот день была рада Долли – для нее мы как бы снова воссоединились и стали снова одной командой, как тогда, на нашем дереве…
Вскоре я встретил на улице Элизабет Хендерсон. Она была только что из косметического салона – ее волосы были завиты в мелкие кудряшки, ее ногти сверкали от лака и она на все сто выглядела, как совсем взрослая барышня. Я помню, что выдал ей какой-то комплимент, и она ответила:
– Это я так к вечеринке подготовилась. Кстати, как твой костюм? Готов? – Тогда-то я и вспомнил, что на носу был Хэллоуин, и на вечеринке по просьбе Мод и Элизабет я должен был выступить в роли предсказателя судеб, гадалки. – Ты что, забыл?! О Боже, Коллин! Как ты мог?! Мы так работали! Как собаки! А миссис Риордан приготовила настоящий пунш. Так что, может быть, и что-нибудь такое, ну, веселое… Знаешь, это так же в честь победы Мод, и потому что она… – Элизабет глянула на унылый строй домов и уличных фонарей. – Она собирается уехать для учебы в университете.
Мы оба почувствовали себя одиноко после этого известия. Нам обоим расхотелось идти своей дорогой. Я предложил Элизабет проводить ее до дома. По пути мы остановились в булочной Катидид, для того чтобы заказать торт на Хэллоуин, и миссис Каунти, в фартуке, блестящем от кристалликов сахара, вышла к нам поинтересоваться насчет здоровья Долли.
– Она должна поправиться. С ума сойти – пневмония на ногах, вот у моей сестры была настоящая пневмония – так она все время провела в постели. Но это же прекрасно, что Долли на своей кровати, а не где-нибудь еще… дома она обязательно поправится. Теперь-то мы точно можем посмеяться над этой историей. Я тут приготовила бублики, так ты отнеси их Долли и передай привет ей от меня…
Мы с Элизабет съели большую часть этих бубликов еще по дороге домой. Затем она пригласила меня к себе, и с молоком мы их и прикончили.
Сейчас там, где раньше находился дом Хендерсонов, располагается бензозаправочная. А тогда в том доме было пятнадцать комнат со стенками, сбитыми кое-как, и, скорее всего, он подходил бы больше для животных, если бы не умелые плотницкие руки Райли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Каждый день, часа в четыре, у ворот нашего сада появлялся судья Кул и свистел мне, чтобы я впустил его через калитку в саду, а не через парадный вход, не желая встречаться с Вериной, хотя та, в общем-то, и не возражала против его визитов – наоборот, на случай его прихода для него всегда были приготовлены бутылка шерри и коробка гаванских сигар. Обычно судья Кул не приходил без какого-нибудь подарка – это были либо пирожные из булочной Катидид или просто букетик хризантем. Кэтрин и здесь была начеку и отбирала цветы у Долли, мотивируя свой поступок тем, что якобы цветы высасывают все питательные элементы из воздуха.
Кэтрин так никогда и не узнала о брачном предложении судьи, но она чувствовала, что творится что-то неладное, и при его визитах всегда была на страже, как часовой, и, прикладываясь потихоньку к шерри, бесцеремонно влезала в разговор судьи и Долли. Но, по-моему, Долли и судье уже не о чем было говорить, даже оставшись наедине. Они уже не так восторженно воспринимали друг друга. Вряд ли причиной была Долли – я думаю, что судья получил то, что хотел, – он нашел родственную душу, того единственного человека, кому он хотел раскрыться, кому он мог бы поверить самые сокровенные мысли и чувства свои. Но что делать, когда все уже сказано и нечего больше сказать…
Он садился на кровать возле нее, довольный и тем, что сидит рядом с ней и ничего не надо требовать взамен. Часто, когда Долли, еще слабая от болезни, вдруг заваливалась в беспокойный, тронутый остатками лихорадки сон, плача и дергаясь, судья осторожно будил ее, приветствуя ее возвращение из тяжелого мрачного полусна ослепительной нежной улыбкой…
Когда-то, до нашего дерева-дома, Верина не разрешала нам иметь радио – мол, там одни мелодии-дешевки, чепуха всякая, нечего засорять свои мозги и в конце концов все стоит денег, однако доктор Картер убедил Верину купить радио для Долли, поскольку период выздоровления мог затянуться, а радио было бы полезно для поднятия духа. Верина купила радиоприемник, вполне возможно, за порядочные деньги, но внешне выглядел он ужасно, с жутким, почти необработанным корпусом. Я отнес его на задний двор и покрасил в розовый цвет. Поначалу Долли вроде бы без энтузиазма отнеслась к радио, но по прошествии некоторого времени его нельзя было выковырнуть из ее рук даже ломом. Приемник всегда нагревался так, что в нем можно было выводить цыплят – Долли и Кэтрин гоняли по станциям с утра до вечера. Больше всего они любили прослушивать репортажи футбольных матчей. Долли просила судью не объяснять правила игры:
– Ну, пожалуйста, не надо, – противилась она. – Понимаешь, Чарли, везде должна быть своя тайна, а я как раз люблю тайну – все кричат, орут, им так хорошо, а если бы я знала, из-за чего, собственно, они кричат и отчего именно им так хорошо, мне не было бы так хорошо. – Судья бывал иногда несколько сбит с толку и даже раздражен, поскольку он так и не смог научить Долли болеть за какую-либо команду. Она полагала, что выиграть должны обе стороны: – Ведь они все такие хорошие ребята!
Из-за радиоприемника у меня с Кэтрин даже перепалка вышла. Как-то раз, днем, по радио транслировали внутриштатовское конкурсное выступление Мод Риордан. Я очень хотел послушать тот концерт, но Кэтрин уперлась намертво и, выбрав игру между командами Тулэйна и Джорджии, просто не подпускала меня даже близко к аппарату.
– Да что с тобой, Кэтрин? Вечно ты чем-то недовольная, эгоистичная, вечно все делаешь по-своему, ну почему?! Почему ты стала даже хуже, чем Верина когда-то?!
Казалось, тот моральный ущерб, который она понесла в результате памятного столкновения с законом, она решила компенсировать, удвоив энергию своего присутствия в доме Тальбо; и мы вынуждены были терпеть ее индейскую кровь, ее тиранию. В тот день, однако, Долли встала на мою сторону:
– Пусть Коллин послушает Мод Риордан. Она наш друг…
Все, кто слушал в тот день Мод Риордан, сошлись во мнении, что Мод заслужила первое место – но она завоевала второе и получила право обучаться в университете с большой скидкой в оплате. Не знаю, как она, но ее семья была рада и второму месту своей дочери. Но все равно это было несправедливо, что она на втором месте, она играла лучше того парня, что взял первый приз. Она сыграла отцовскую серенаду, и мне показалось, что она прозвучала ничуть не хуже, чем в тот раз, в лесу. С того дня я начал пописывать нечто вроде стихов, стараясь припомнить все детали ее очарования, ее волосы, ее лицо… Судья прибыл в тот день как раз вовремя, чтобы присоединиться к нам и вместе послушать тот концерт, и я думаю, больше всех в тот день была рада Долли – для нее мы как бы снова воссоединились и стали снова одной командой, как тогда, на нашем дереве…
Вскоре я встретил на улице Элизабет Хендерсон. Она была только что из косметического салона – ее волосы были завиты в мелкие кудряшки, ее ногти сверкали от лака и она на все сто выглядела, как совсем взрослая барышня. Я помню, что выдал ей какой-то комплимент, и она ответила:
– Это я так к вечеринке подготовилась. Кстати, как твой костюм? Готов? – Тогда-то я и вспомнил, что на носу был Хэллоуин, и на вечеринке по просьбе Мод и Элизабет я должен был выступить в роли предсказателя судеб, гадалки. – Ты что, забыл?! О Боже, Коллин! Как ты мог?! Мы так работали! Как собаки! А миссис Риордан приготовила настоящий пунш. Так что, может быть, и что-нибудь такое, ну, веселое… Знаешь, это так же в честь победы Мод, и потому что она… – Элизабет глянула на унылый строй домов и уличных фонарей. – Она собирается уехать для учебы в университете.
Мы оба почувствовали себя одиноко после этого известия. Нам обоим расхотелось идти своей дорогой. Я предложил Элизабет проводить ее до дома. По пути мы остановились в булочной Катидид, для того чтобы заказать торт на Хэллоуин, и миссис Каунти, в фартуке, блестящем от кристалликов сахара, вышла к нам поинтересоваться насчет здоровья Долли.
– Она должна поправиться. С ума сойти – пневмония на ногах, вот у моей сестры была настоящая пневмония – так она все время провела в постели. Но это же прекрасно, что Долли на своей кровати, а не где-нибудь еще… дома она обязательно поправится. Теперь-то мы точно можем посмеяться над этой историей. Я тут приготовила бублики, так ты отнеси их Долли и передай привет ей от меня…
Мы с Элизабет съели большую часть этих бубликов еще по дороге домой. Затем она пригласила меня к себе, и с молоком мы их и прикончили.
Сейчас там, где раньше находился дом Хендерсонов, располагается бензозаправочная. А тогда в том доме было пятнадцать комнат со стенками, сбитыми кое-как, и, скорее всего, он подходил бы больше для животных, если бы не умелые плотницкие руки Райли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36