Отсюда все можно было обозреть: виноградники, сторожки, крытые соломой, полосы кукурузных полей и совсем далеко – луга, откуда доносился приглушенный звон колокольчиков, и слышалось мычание коров.
А за лугами раскинулась безбрежная гладь озера Балатон, или, как гордо его называют здесь, «Magyar tenger» – «Венгерского моря». У этого моря зеленые неспокойные воды, сливающиеся на горизонте с небом, в синеву которого поднимаются круги дыма всякий раз, когда где-то в отдалении пароход бороздит водную гладь, простирающуюся отсюда на сто двадцать километров до самого Веспрема. Да, это был край «Magyar tenger» – с его вином, бурями и легендами о русалках, что вечерами увлекают рыбаков в глубины озера, со старыми сказками о речных вилах, которые похищают мальчиков по ночам, убивают их и оставляют на пороге дома.
Это то самое озеро Балатон, откуда в тишине ночи слышатся таинственные звуки, крики и плач детей водяных, которые с незапамятных времен целыми семьями живут в водных пучинах. Им, должно быть, несть числа, потому что в Бодафале, Медесфале, Олвашфале, в Олме и во многих других деревнях, разбросанных по берегу озера, вдруг объявляются древние седые старики с длинными бородами. Им, наверное, сотни и сотни лет, потому что о них рассказывали уже деды дедов, прапрадеды теперешних обитателей этих краев.
Однако Болл Янош вовсе не любовался красотой пейзажа. Он сидел на стуле, завернувшись в полушубок, хотя день был необычайно жаркий. На столике перед ним лежали часы. Лицо его было хмурым.
– Что-то долго не трясет,– проворчал он, взглянув на часы,– обычно в пять меня уже бьет лихорадка, а сегодня, ишь, окаянная, опоздала. В шесть заявится окружной судья, а меня еще не отпустит.– Озабоченный Болл угрюмо наблюдал за часовой стрелкой. «Ну, слава богу,– вздохнул он в четверть шестого,– забирает».
Болл Янош начал стучать зубами. Стук был такой громкий, что прибежал батрак спросить, не желает ли чего хозяин.
– Те szamar vagy – ты, осел,– выдавил из себя Болл,– принеси подушку и закутай мне ноги.
Когда ноги были закутаны, Болл, дрожа всем телом, принялся разглядывать окрестности.
В голове шумело, бил озноб, и все вокруг, как Боллу казалось, было окрашено в желтый цвет. Виноградники, кукуруза, сторожки, луга, озеро, горизонт... Это были самые страшные минуты приступа. Он хотел сказать батраку, что ему очень худо, и не смог вымолвить ни слова. Но вот желтая краска постепенно исчезла, и все сделалось фиолетовым.
Теперь Болл уже мог, стуча зубами, произнести: «О, страсти господни!»
А когда он объявил: «Ну, слава богу, кажется, скоро конец»,– все предстало перед ним в своем естественном свете. Голубой небосвод, зеленые и синеватые виноградники, желтеющие луга и изумрудное озеро.
Когда же он приказал батраку: «Забери подушку, сними полушубок и принеси трубку»,– то почувствовал, как греет солнце и как пот выступает у него на лбу. Приступ миновал.
– Теперь черед другой лихорадки,– проговорил он, разжигая черную трубку,– сейчас явится окружной судья.
Внизу, на дороге, которая вилась среди виноградников, затарахтел экипаж и послышался голос судьи:
– Я те покажу! Хорош кучер! Дай только остановиться, я всыплю тебе пяток горячих! Эк тебя развезло!
– Сердитый,– вздохнул Болл Янош,– строго будет допрашивать.
Экипаж остановился возле дома, и из него степенно, с достоинством вылез окружной судья, держа связку бумаг под мышкой. Он направился на веранду к Боллу, который уже шел ему навстречу, попыхивая трубкой.
После обычных приветствий судья представился.
– Я Омане Бела. Приступим к допросу.
Он положил бумаги на стол, сел, закинув ногу на ногу, постучал пальцем по столу и произнес:
– Да, плохи ваши дела, голубчик.
Болл Янош тоже присел и пожал плечами.
– Вот так, дорогой. Печально это,– продолжал судья.– Когда же вы, милейший, застрелили цыгана Бургу?
– Нынче как раз неделя,– ответствовал Болл.– Это случилось в пять часов. Не желаете ли сигару? – спросил он, вынимая из кармана портсигар.– Очень хорошие. Банатский табак.
Окружной судья взял сигару и, обминая ее кончик, небрежно бросил:
– Так вы говорите, это случилось в пять часов двадцать первого июня?
– Да,– ответил помещик,– точно в пять часов двадцать первого июня. Двадцать третьего его уже похоронили. Позвольте.– Он протянул судье огонек.
– Покорно благодарю,– сказал Омане Бела.– Итак, при вскрытии было обнаружено, что Бурга убит выстрелом в спину?
– Совершенно верно,– подтвердил Болл,– ланкастерка, номер одиннадцать.
– Все это очень прискорбно. Откуда, вы говорите этот табачок?
– Из Баната. С вашего позволения, я прикажу работнику принести немного вина?
– Оно бы недурно,– разрешил окружной судья.– Выпьем по чарочке и продолжим допрос.
Вино мгновенно появилось на столе, Помещик наполнил бокалы.
– Ваше здоровье!
– Благодарствую... Собачья должность!
Окружной судья приподнял бокал и с видом знатока принялся разглядывать вино на солнце.
Солнечные лучи играли в бокале, и лицо окружного судьи озарилось чистым красным светом. Он отхлебнул и выпил все разом, причмокнув от удовольствия.
– Прекрасное вино! – похвалил он, блаженно улыбаясь.– И что вам пришло в голову застрелить этого Цыгана?
Болл Янош невозмутимо попыхивал трубкой.
– Это двухлетнее вино с моих виноградников западного склона,– объяснил он.– Ваше здоровье!
Они еще раз подняли бокалы.
– У меня есть и получше, трехлетнее, с виноградников восточного склона,– заметил Болл.
Он взял другую бутыль, отбил горлышко и налил.
– Великолепно! – хвалил окружной судья.– Вы вообще говоря, превосходный человек!
– Если бы не лихорадка,– пожаловался Болл,– вот уже четыре дня мучает, никак ее не уймешь. Вам нравится этот букет?
– Очень! Превосходный аромат! – восхищался судья.
– Ну, у нас найдется и еще кое-что! – отозвался хозяин, вынимая из корзинки большую длинную бутыль.– Это вино пятилетней выдержки.
– Вы образцовый гражданин!– объявил Омане Бела после первого бокала пятилетнего вина.– Ничего подобного я до сих пор не встречал. Этот вкус, этот цвет – восхитительная гармония!
– А я припас и еще лучше! – сообщил Болл Янош, когда пятилетнее вино было выпито.– Такого вы, пожалуй, не пивали... Смотрите,– сказал он, наливая вино из узкой бутыли,– это вино двадцатилетней выдержки.
Окружной судья был в восторге.
– Это как токайское, лучше токайского! – шумно расхваливал он, осушая один бокал за другим.– Вы же чудесный человек, я глубоко уважаю вас, но ответьте мне: отчего вы застрелили этого цыгана?
– Оттого,– Болл Янош стал вдруг серьезным,– оттого, что этот негодяй украл из моего погреба двадцать бутылей такого вина.
– Будь и я на вашем месте,– причмокивая, произнес окружной судья,– будь я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51