Мне кажется, это я виновата в том, что Макс покончил самоубийством. Я всегда знала, что с ним что-то случится. Когда пришел его брат и сказал мне, что Макс застрелился, я ничего не почувствовала. Разве что облегчение. Затем появилось это чудное чувство. Не понимаю – такое со мной впервые. Как будто ты был за кого-то ответствен и не выдержал испытания и вот со стыдом и бессилием перебираешь в голове то, что должен был сделать и чего не сделал.
Пастор присел на табурет напротив Мануэлы. Сняв очки, он протирает их безукоризненно чистым носовым платком.
А теперь я чувствую, что на мне лежит ответственность за его брата, и это хуже всего.
Пастор. Хуже всего?
Мануэла. Он ведь точь-в-точь как Макс. Он не говорит того, что думает: просто выплескивает наружу все свои чувства. И он всегда такой запуганный… Я стараюсь внушить ему, что мы можем помочь друг другу, но для него это только слова. Все, что бы я ни говорила, кажется ему бессмысленным; единственно реальное для него – это страх. А тут ко всему прочему я еще заболела. Не знаю, что со мной творится. Неужели мне нет прощения?

Пастор. Для того, кто верует, всегда есть прощение.
Мануэла. А что для тех, кто не верит?
Пастор. Хотите, я помолюсь за вас?
Усталый, измотанный человек на миг умолкает. Он протягивает руку и неловким утешающим жестом кладет ее на плечо Мануэлы. Она удивленно смотрит на него. Он тут же отводит взгляд в сторону.
Мануэла. Вы думаете, это поможет?
Пастор. Не знаю.
Мануэла. Прямо сейчас?
Пастор. Да. Сейчас.
Он преклоняет колена на каменном полу. Мануэла, поколебавшись, следует его примеру. Пастор молитвенно складывает руки.
Мануэла. Это какая-нибудь особая молитва?
Пастор. Тише. Я должен подумать. (Пауза.) Мы, пребывающие здесь, на земле, так далеки от бога, что он, конечно же, не слышит наших молитв, когда мы взываем о помощи. Поэтому наш долг – помогать друг другу. Наш долг – даровать друг другу прощение, в котором нам отказывает далекий бог. Итак, говорю вам, что отныне вам прощена смерть вашего мужа. На вас нет более вины за нее. А я – я прошу у вас прощения за мою апатию и безразличие. Вы меня прощаете?
Мануэла (мягко). Да.
Пастор. Это все, что в наших силах.
Он встает с колен и отряхивает пыль с брюк и полы полушубка. Мануэла тоже поднимается.
А теперь мне надо спешить. Приходский пастор – сама пунктуальность, и его раздражает, когда кто-нибудь опаздывает.
Они поспешно проходят через церковь к выходу, пастор – опережая Мануэлу. Абель отодвигается глубже за колонну. Когда Мануэла исчезает снаружи, он возобновляет слежку.
19
Абель по-прежнему следует за Мануэлой на расстоянии. Они выходят на улицу, по обеим сторонам которой вытянулись шестиэтажные доходные дома. За их серыми коробками в некотором отдалении виден корпус клиники святой Анны, окруженный тяжелой железной оградой. Поравнявшись с домом двадцать восемь, Мануэла распахивает входную дверь. Она входит в темный вестибюль с мраморной лестницей и блестящими лакированными перилами, сворачивает налево, открывает еще одну дверь, ведущую во двор, напоминающий колодец и отрезанный от других высокой стеной. Следом за ней Абель попадает в обшарпанный подъезд приютившегося во дворе неказистого домишка. У одной из дверей, на которой нет никакой таблички, она останавливается и шарит в своей сумочке. Находит ключ, отпирает дверь и входит, оставляя ее за собой открытой.
Войдя в квартиру, Абель оказывается в длинном коридоре, кончающемся большой кухней; в ней он видит еще одну дверь, ведущую в жилую комнату. В этой комнате он и застает Мануэлу. Снаружи по грязным оконным стеклам барабанит дождь. Ощутив чье-то присутствие, Мануэла встрепенулась, как животное, почуявшее тревогу. Медленно снимая пальто, она оборачивается и видит Абеля.
Абель. Что, черт побери, все это значит?
Мануэла. Мы будем здесь жить, ты и я. Тут неплохо, правда?
Она произносит это печальным, просительным тоном. Он делает несколько шагов обратно в кухню, затем возвращается в комнату. Она слегка касается его руки и смотрит на него, как бы пытаясь рассеять его подозрения.
Это тесная квадратная комната с большими пятнами плесени на потолке. Одну стену целиком занимает громоздкий полированный черный гардероб, по другую стоит раскладывающийся на ночь диван-кровать. У окна – коричневый стол и четыре стула с высокой спинкой. На обоях замысловатый узор; стены украшают несколько картин уныло-романтического содержания. Слева от огромного гардероба висит треснувшее зеркало в потемневшей золотой раме; над диваном тикают старинные стенные часы. Вдоль правой стены разместились два потертых кожаных кресла и низкий круглый стол с медной окантовкой. Грязный паркет прикрывает восточный ковер со стершимся местами рисунком. В противоположность заставленной вещами комнате кухня довольно просторна и хорошо оборудована: здесь газовая плита, мойка и водопроводный кран, большая кладовая, ледник и полка с горшками и кастрюлями. У окна – круглый деревянный стол с тремя стульями; с потолка свешивается лампа под абажуром с длинной бахромой; пол покрыт почти новым линолеумом. В неосвещенном коридоре – высокая печь, по соседству – ящик, доверху полный угля. Квартира выглядит так, словно ее еще недавно занимали люди, которых обстоятельства вынудили перебраться из респектабельного буржуазного квартала в эту убогую постройку, выглядывающую окнами на грязную желтую стену.
Вчера, когда ты появился в кабаре, я как раз говорила Хансу Вергерусу о наших затруднениях. И он тут же предложил, чтобы мы перебрались в эту квартиру, которую арендует он или, точнее, клиника святой Анны и которая только что освободилась. Правда, здорово? Нам даже квартплату вперед вносить не придется. Он еще сказал, что может устроить тебя на работу в архив клиники. Ну разве не прекрасно, Абель? Поживем здесь, пока не решим что-нибудь. Правда, здорово!
Абель. Черт возьми, я не собираюсь здесь жить или принимать какие бы то ни было одолжения от этого проклятого Вергеруса!
Мануэла не отвечает. Она сидит за большим столом на одном из стульев с высокой спинкой, подперев голову руками. У нее очень усталый вид.
Будет гораздо лучше, если каждый из нас пойдет своей дорогой.
И на эти слова Мануэла не отвечает. Она сидит, глядя на стену за окном и потеки дождя на грязных стеклах.
По отношению ко мне у тебя нет никаких обязательств.
Мануэла не реагирует. Закрыв лицо руками, она опускает голову, но не плачет. Она не издает ни звука. Абель выходит на кухню и останавливается в нерешительности.
Скорее всего, в ближайшие дни мы не увидимся. Не будем запутывать все еще больше.
Мануэла. Понимаю.
Абель оставляет дверь открытой, спускается по лестнице и выходит наружу, вновь оказываясь во дворе-колодце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22