Он был обречён, и он знал это. В его глазах Вера приметила страшный огонь безумия. Бес владел им.
– Вера Николаевна, как я рад, что нашёл вас, – торопливо сказал Суханов. – Софья Львовна просит вас непременно прийти к ней завтра утром.
Вера пошла к Перовской.
Перовская была необычайно нервна и возбуждена. Она внимательно посмотрела прямо в глаза Вере и сказала:
– Что это, Вера Николаевна, вы к нам давно не заходите?
– Так… Как-то не пришлось. Мне это время всё не здоровится, Соня… А ты не помнишь, мы с тобой на «ты» выпили под Новый год…
– Ах, да. Точно… Ты, Вера, что? – строго глядя Вере в глаза, сказала Перовская.
– Я? Ничего, – сказала Вера. – Суханов сказал мне, чтобы я к тебе зашла.
– Вот что, Вера… Окажи мне маленькую услугу. Узнай у своего генерала, когда у царя будет званый обед и обедать будут в большой столовой над гауптвахтой. Ты обещаешь мне это сделать?
Вера хотела отказаться, хотела в с ё сказать. Но Перовская так строго и внимательно посмотрела на Веру, что та промолчала…
В этот вечер Вера заговорила с дедушкой о том, что ожидается до великого поста при дворе.
Бесы овладели Верой. Она уже не отдавала себе отчёта, что она делает, она чувствовала себя во власти этой женщины с прямым, не ломающимся взглядом узко поставленных глаз.
На другое утро она бежала, гонимая какою-то странной силой, к Перовской, чтобы сказать ей, что пятого февраля ожидается приезд ко двору принца Александра Гессенского и что в этот день в 6.30 вечера в большой столовой Зимнего дворца в высочайшем присутствии состоится парадный обед.
– Вот и спасибо, Верочка, – сказала Перовская, – очень меня ты этим утешила.
Она сейчас же простилась с Верой и сказала, что ей очень нужно спешить по делу.
Пятого февраля Желябов со стороны Александровского сада и Перовская от арки Главного штаба с 6 часов вечера наблюдали за Зимним дворцом.
XIII
Императрица Мария Александровна давно хворала и не выходила из своих покоев. Зимою 1880 года болезнь усилилась, и врачи стали опасаться за её жизнь. Принц Александр Гессенский приехал из Дармштадта навестить императрицу, и на 5 февраля был назначен для него парадный обед. Ввиду тяжёлого состояния здоровья императрицы на обеде должны были быть только самые близкие родственники государя, военный министр Милютин, министр внутренних дел, генерал Лорис-Меликов, и друг императора Александра II прусский генерал-адъютант фон Швейдниц. Зная симпатии старого генерала Разгильдяева к немцам, государь назначил Афиногена Ильича в этот день на дежурство.
В 12 часов дня в присутствии Афиногена Ильича произошла смена дворцовых караулов. Был сильный мороз – 20 градусов – музыка не играла, и рота наружного караула вступила на гауптвахтную площадку с барабанным боем.
Наружный караул заняла седьмая рота лейб-гвардии Финляндского полка, во внутреннем карауле стал взвод от пятой роты того же полка.
Афиноген Ильич подтвердил дежурному по караулам, чтобы часовых сменяли каждый час, посмотрел смену часовых у дворцовых ворот и вернулся во дворец на дежурство. Государь не выходил из внутренних покоев и отменил свою обычную прогулку по Летнему саду.
Через замороженные окна дворца была видна Нева, робкое блистание снега под низким, красным, точно холодным солнцем, бег саней по переездам. К пяти часам стало смеркаться. В залах спустили холщовые шторы, в Малом зале задёрнули портьеры и зажгли газовую люстру в хрустальных подвесках.
Приглашённые к высочайшему столу собирались в Малом зале подле столовой. В открытые двери были видны большой стол, хрусталь, золотая посуда и лакеи в расшитых позументами, с чёрными государственными гербами, старинных кафтанах алого сукна, в белых панталонах и штиблетах.
Государь наследник Александр Александрович с красавицей супругой Марией Фёдоровной, великий князь Михаил Николаевич, брат государя, лица свиты и дежурство ожидали государя и принца Гессенского. По этикету, принц Гессенский должен был прибыть раньше государя, но было уже без трёх минут половина седьмого, а принца всё не было.
Ровно в половине седьмого – ещё не замолк одиночный мелодичный удар бронзовых часов на камине – двери распахнулись, и быстрыми шагами в зал вошёл государь. Он был в свитском мундире с вензелями своего отца Николая I и в длинных краповых чакчирах. Быстрым взглядом государь окинул всех собравшихся в зале и своим невнятным картавым голосом сказал:
– А его высочество, пг'инц Александр?
Афиноген Ильич почтительно доложил:
– Ваше императорское величество, его высочество принц Гессенский ещё не прибыл.
– А… Что ж, подождём… Un quart d'heure de grace, – нахмуривая брови, сказал государь.
Сам никогда не опаздывавший, государь не любил, чтобы другие опаздывали и заставляли его ждать.
– Какой мог'оз! У меня в кабинете, у камина ноги стыли… Разгильдяев, кому это час назад звонили на гауптвахте?
– Ваше императорское величество, это командир полка, полковник Теннер, приезжал проверять караул. Вызвали караульного унтер-офицера.
– В такой мог'оз! Что ему проверять? Когда стоят финляндцы, можно быть спокойным. Отличнейший полк. Ты говог'ил, чтобы сменяли часовых ежечасно?
– Так точно, ваше императорское величество.
– Если нужно – то и через полчаса… Ведь это совсем как на Шипке. И ветег' с Невы.
Часовая стрелка подходила к тридцати пяти минутам. Прошло целых пять минут, но казалось, что прошло очень много времени. Целая вечность. Наконец появился и принц.
– Простите, ваше величество, – по-немецки начал он, – мои часы…
– Полно, милый, – государь взял принца под руку и вопросительно взглянул на стоявшего в дверях толстого метрдотеля. Тот понял взгляд и торжественно провозгласил:
– Ваше императорское величество, обеденное кушанье подано…
Государь пошёл к дверям столовой…
Государю показалось, что ему делается дурно, и он схватился рукою за сердце. На его глазах громадная стена, отделявшая зал от столовой с зеркалами и картинами, вдруг пошатнулась и стала валиться. Из окон со звоном посыпались на пол стёкла, люстра мгновенно потухла, и в тот же миг страшный гул взрыва оглушил государя. Перед ним из столовой метнулось яркое ослепительное пламя, столовая исчезла, послышался звук падающих камней, балок, лязг железа, звон стекла, крики и стоны, потом на мгновение всё смолкло, и снизу из образовавшейся перед самим государем бездны, уходившей в хаос наваленных деревянных балок и камней, стали снова слышны крики и стоны, и чётко внизу, откуда клубами выходил в зал морозный пар, раздалось два удара колокола и кто-то, очевидно «часовой у фронта», громко и решительно крикнул:
– Караул вон!
Государь стоял перед бездной. Презрительная улыбка была на его прекрасном лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
– Вера Николаевна, как я рад, что нашёл вас, – торопливо сказал Суханов. – Софья Львовна просит вас непременно прийти к ней завтра утром.
Вера пошла к Перовской.
Перовская была необычайно нервна и возбуждена. Она внимательно посмотрела прямо в глаза Вере и сказала:
– Что это, Вера Николаевна, вы к нам давно не заходите?
– Так… Как-то не пришлось. Мне это время всё не здоровится, Соня… А ты не помнишь, мы с тобой на «ты» выпили под Новый год…
– Ах, да. Точно… Ты, Вера, что? – строго глядя Вере в глаза, сказала Перовская.
– Я? Ничего, – сказала Вера. – Суханов сказал мне, чтобы я к тебе зашла.
– Вот что, Вера… Окажи мне маленькую услугу. Узнай у своего генерала, когда у царя будет званый обед и обедать будут в большой столовой над гауптвахтой. Ты обещаешь мне это сделать?
Вера хотела отказаться, хотела в с ё сказать. Но Перовская так строго и внимательно посмотрела на Веру, что та промолчала…
В этот вечер Вера заговорила с дедушкой о том, что ожидается до великого поста при дворе.
Бесы овладели Верой. Она уже не отдавала себе отчёта, что она делает, она чувствовала себя во власти этой женщины с прямым, не ломающимся взглядом узко поставленных глаз.
На другое утро она бежала, гонимая какою-то странной силой, к Перовской, чтобы сказать ей, что пятого февраля ожидается приезд ко двору принца Александра Гессенского и что в этот день в 6.30 вечера в большой столовой Зимнего дворца в высочайшем присутствии состоится парадный обед.
– Вот и спасибо, Верочка, – сказала Перовская, – очень меня ты этим утешила.
Она сейчас же простилась с Верой и сказала, что ей очень нужно спешить по делу.
Пятого февраля Желябов со стороны Александровского сада и Перовская от арки Главного штаба с 6 часов вечера наблюдали за Зимним дворцом.
XIII
Императрица Мария Александровна давно хворала и не выходила из своих покоев. Зимою 1880 года болезнь усилилась, и врачи стали опасаться за её жизнь. Принц Александр Гессенский приехал из Дармштадта навестить императрицу, и на 5 февраля был назначен для него парадный обед. Ввиду тяжёлого состояния здоровья императрицы на обеде должны были быть только самые близкие родственники государя, военный министр Милютин, министр внутренних дел, генерал Лорис-Меликов, и друг императора Александра II прусский генерал-адъютант фон Швейдниц. Зная симпатии старого генерала Разгильдяева к немцам, государь назначил Афиногена Ильича в этот день на дежурство.
В 12 часов дня в присутствии Афиногена Ильича произошла смена дворцовых караулов. Был сильный мороз – 20 градусов – музыка не играла, и рота наружного караула вступила на гауптвахтную площадку с барабанным боем.
Наружный караул заняла седьмая рота лейб-гвардии Финляндского полка, во внутреннем карауле стал взвод от пятой роты того же полка.
Афиноген Ильич подтвердил дежурному по караулам, чтобы часовых сменяли каждый час, посмотрел смену часовых у дворцовых ворот и вернулся во дворец на дежурство. Государь не выходил из внутренних покоев и отменил свою обычную прогулку по Летнему саду.
Через замороженные окна дворца была видна Нева, робкое блистание снега под низким, красным, точно холодным солнцем, бег саней по переездам. К пяти часам стало смеркаться. В залах спустили холщовые шторы, в Малом зале задёрнули портьеры и зажгли газовую люстру в хрустальных подвесках.
Приглашённые к высочайшему столу собирались в Малом зале подле столовой. В открытые двери были видны большой стол, хрусталь, золотая посуда и лакеи в расшитых позументами, с чёрными государственными гербами, старинных кафтанах алого сукна, в белых панталонах и штиблетах.
Государь наследник Александр Александрович с красавицей супругой Марией Фёдоровной, великий князь Михаил Николаевич, брат государя, лица свиты и дежурство ожидали государя и принца Гессенского. По этикету, принц Гессенский должен был прибыть раньше государя, но было уже без трёх минут половина седьмого, а принца всё не было.
Ровно в половине седьмого – ещё не замолк одиночный мелодичный удар бронзовых часов на камине – двери распахнулись, и быстрыми шагами в зал вошёл государь. Он был в свитском мундире с вензелями своего отца Николая I и в длинных краповых чакчирах. Быстрым взглядом государь окинул всех собравшихся в зале и своим невнятным картавым голосом сказал:
– А его высочество, пг'инц Александр?
Афиноген Ильич почтительно доложил:
– Ваше императорское величество, его высочество принц Гессенский ещё не прибыл.
– А… Что ж, подождём… Un quart d'heure de grace, – нахмуривая брови, сказал государь.
Сам никогда не опаздывавший, государь не любил, чтобы другие опаздывали и заставляли его ждать.
– Какой мог'оз! У меня в кабинете, у камина ноги стыли… Разгильдяев, кому это час назад звонили на гауптвахте?
– Ваше императорское величество, это командир полка, полковник Теннер, приезжал проверять караул. Вызвали караульного унтер-офицера.
– В такой мог'оз! Что ему проверять? Когда стоят финляндцы, можно быть спокойным. Отличнейший полк. Ты говог'ил, чтобы сменяли часовых ежечасно?
– Так точно, ваше императорское величество.
– Если нужно – то и через полчаса… Ведь это совсем как на Шипке. И ветег' с Невы.
Часовая стрелка подходила к тридцати пяти минутам. Прошло целых пять минут, но казалось, что прошло очень много времени. Целая вечность. Наконец появился и принц.
– Простите, ваше величество, – по-немецки начал он, – мои часы…
– Полно, милый, – государь взял принца под руку и вопросительно взглянул на стоявшего в дверях толстого метрдотеля. Тот понял взгляд и торжественно провозгласил:
– Ваше императорское величество, обеденное кушанье подано…
Государь пошёл к дверям столовой…
Государю показалось, что ему делается дурно, и он схватился рукою за сердце. На его глазах громадная стена, отделявшая зал от столовой с зеркалами и картинами, вдруг пошатнулась и стала валиться. Из окон со звоном посыпались на пол стёкла, люстра мгновенно потухла, и в тот же миг страшный гул взрыва оглушил государя. Перед ним из столовой метнулось яркое ослепительное пламя, столовая исчезла, послышался звук падающих камней, балок, лязг железа, звон стекла, крики и стоны, потом на мгновение всё смолкло, и снизу из образовавшейся перед самим государем бездны, уходившей в хаос наваленных деревянных балок и камней, стали снова слышны крики и стоны, и чётко внизу, откуда клубами выходил в зал морозный пар, раздалось два удара колокола и кто-то, очевидно «часовой у фронта», громко и решительно крикнул:
– Караул вон!
Государь стоял перед бездной. Презрительная улыбка была на его прекрасном лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178