Ситуация ясна. Старушка в маразме. Скорее всего, дочь не оставляла её на три дня, а полчаса назад вышла в магазин за продуктами. Просто старушка приняла это время за три дня и решила, что оказалась в отчаянной ситуации. А может, никакой дочери нет и в помине, а есть сын, которого старушка принимает за дочь. А вдруг родственники старушки и вправду уехали, оставив беднягу дома? Представляю, как они одурели от её склеротических выкрутасов.
Поднимаюсь к Тверской. Вот дом, вот подъезд. Моя цель – квартира номер двадцать два, там живёт Тима-татуировщик. Тима должен нанести на моё плечо сказочную птицу Сирин.
Лет пять назад у меня был роман с девушкой Любой. Ей нравился мой шрам через бровь. Люба была на редкость спортивной и обожала сноуборд. Мы познакомились в декабре, то есть в самом начале сезона катания. Наши отношения строились на противостоянии: Люба тащила меня на снежную гору, а я её – в постель. Лезть на гору жутко не хотелось, мысли о промокших штанах, промозглом ветре и постоянных падениях меня отпугивали. Любино же тело, состоящее из прекрасной задницы, гибкой спины и упругой груди немаленького размера, привлекало меня гораздо больше. Наш сезонный роман завершился с появлением первого луча весеннего солнца и началом распродаж лыжного снаряжения. Люба поняла, что я никакой не спортсмен, а только таковым притворяюсь исключительно ради того, чтобы пользоваться её телом, а я понял, что устал играть чужую роль. Мы расстались и ничего бы не напоминало об этой связи, но за ту зиму я умудрился сделать себе на правом плече татуировку – красное сердце, внутри которого написано «ЛЮБОВЬ». Меня очень забавляла игра слов: имя подружки совпадает с главным словом языка. Должен признаться, что я не относился к Любе как-то уж очень особенно, просто давно хотелось иметь подобную татуировку, а подходящей кандидатуры не представлялось. Так что, встретив Любу, я тотчас решился. Остался в выигрыше: Люба на пару месяцев поверила в мои глубокие чувства, а я заполучил тату, честно посвящённую ЛЮБВИ.
Теперь у меня другая подружка. Маша. С Машей я встречаюсь дольше, чем с Любой и остальными, и между нами типа что-то есть. Типа любовь. Маше тоже нравится шрам. Однажды, выпив лишнего, я расчувствовался и, поддавшись сентиментальному желанию поведать Маше правду о своей жизни, разболтал истинную историю своей татуировки. Узнав, что слово «ЛЮБОВЬ» означает не только мою симпатию к этому великому чувству, но и имя конкретной девушки, Маша взбесилась не на шутку. Вскоре страсти улеглись, но трещина в отношениях наметилась нешуточная. Каждый раз, видя моё плечо, Маша скрежетала зубами, а плечо при нашей совместной жизни маячило перед её носом постоянно. Я зарёкся откровенничать с Машей конкретно и с женщинами вообще, но было поздно. Поразмыслив, я решил обезопасить себя; кто знает, что придёт в голову моей подружке, откусит ещё кусок моего плеча с надписью «ЛЮБОВЬ», пока я сплю, бегай потом по врачам с этим куском и умоляй, пришейте, мол, дяденька, обратно! Помню, в детском саду Боря катался на санках, высовывая от восторга язык, а, наскочив на кочку, захлопнул челюсть. Молочные Борькины зубки оказались достаточно острыми для того, чтобы оттяпать ровно половину его же язычка. К счастью, поблизости находилась Инна Семёновна, Борькина мама, у которой тогда ещё были крепкие нервы. Услышав истошные вопли своего единственного чада, она кинулась на помощь и, увидев Бореньку с окровавленным подбородком и шарфиком, как если бы он был вампиром после трапезы, не упала в обморок, а, взяв себя в руки, отыскала в снегу меленький розовый кончик сыновнего язычка. Схватив его одной рукой, Борю – другой и, оставив санки на попеченье других мамаш, Инна Семёновна кинулась в больницу. Язык пришили, да так, что Боря даже не шепелявил потом, а гордо высовывал его при каждом удобном случае.
Нарисовав себе такие картины, я придумал наилучший выход из сложившейся ситуации – предложил Маше увековечить её образ на своём теле, изменив значение уже имеющегося красного сердца с нежелательным именем.
Маша обожает художника Билибина, прославившегося своими иллюстрациями к русским сказкам, и я предложил ей трансформировать мою татуировку следующим образом. К сердцу приделывается сказочная птица Сирин с Машиным лицом. Сердце же она попросту держит в когтях, отчего смысл картинки меняется в корне. Выходит, что Маша держит в руках моё сердце, мою любовь, а заодно и одну из моих бывших. Маша идею одобрила.
Тиму я нашёл через Костяна, мы долго обменивались посланиями, в которых я отправлял ему Машины фото и пожелания по рисунку, а он высылал мне на утверждение эскизы. В итоге, после того как Маша всё одобрила, я отправился к Тиме, проживающему на Тверской.
* * *
На площадке перед лифтом имеются четыре двери. Номер квартиры, а именно латунная цифра «20», есть только на одной из них. Прикинув, какая из дверей могла бы быть обозначена цифрой «22», я поискал кнопку звонка. Ничего похожего, только верёвочка из стены торчит. Будто чей-то хвостик. Я дёрнул…
Когда бабушка доила корову, мне поручалось держать хвост. Ростом я едва доходил до коровьего пуза, хвост казался толстой живой змеёй, норовящей вырваться и хлестнуть бабушку по мордасам. Однажды я не удержался и дёрнул этот хвост. Наверное, стало скучно просто его держать. Ведь я уже второе лето этим занимался. В ответ Рыжуха меня лягнула. Говорят, я потом неделю в сознание не приходил, операцию делали, бабушка Рыжуху чуть не зарезала, но передумала – Рыжуха вот-вот должна была родить телёнка, которого планировали забить к Новому году, чтобы купить мне пианино. Через бровь у меня шрам, а на пианино я так и не научился.
Послышался мягкий перезвон… На этот раз никто не лягался. Дверь распахнулась, на пороге стоял парень лет тридцати пяти, с приятной улыбкой. Высокий, рыжий.
– Лёша.
– Тима.
– Очень приятно.
Мы пожали друг другу руки, Тима остановил мой порыв снять кеды и позвал на кухню. Квартира состоит из двух комнат и множества окон. Последнее объясняется тем, что это угол здания, отчего окна пробиты буквально в каждой стене. Кроме окон, я приметил старинный круглый стол, низкое кожаное кресло на латунных колёсиках, тусклый портрет дамы в берете и бритую наголо худую девушку с чёрными бровями, ресницами и глазами, рисующую что-то за мольбертом. Девушка приветливо улыбнулась.
На кухне я понял причину Тиминой просьбы не снимать обувь. В углах при малейшем дуновении трепещет паутина, повсюду разбросаны тюбики с краской, на серванте красуется бутерброд, сыр на котором засох и покоробился, видимо, бутерброд пролежал здесь не один день. Кафель за плитой и раковиной, изначально белый, покрывают многочисленные жирные брызги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Поднимаюсь к Тверской. Вот дом, вот подъезд. Моя цель – квартира номер двадцать два, там живёт Тима-татуировщик. Тима должен нанести на моё плечо сказочную птицу Сирин.
Лет пять назад у меня был роман с девушкой Любой. Ей нравился мой шрам через бровь. Люба была на редкость спортивной и обожала сноуборд. Мы познакомились в декабре, то есть в самом начале сезона катания. Наши отношения строились на противостоянии: Люба тащила меня на снежную гору, а я её – в постель. Лезть на гору жутко не хотелось, мысли о промокших штанах, промозглом ветре и постоянных падениях меня отпугивали. Любино же тело, состоящее из прекрасной задницы, гибкой спины и упругой груди немаленького размера, привлекало меня гораздо больше. Наш сезонный роман завершился с появлением первого луча весеннего солнца и началом распродаж лыжного снаряжения. Люба поняла, что я никакой не спортсмен, а только таковым притворяюсь исключительно ради того, чтобы пользоваться её телом, а я понял, что устал играть чужую роль. Мы расстались и ничего бы не напоминало об этой связи, но за ту зиму я умудрился сделать себе на правом плече татуировку – красное сердце, внутри которого написано «ЛЮБОВЬ». Меня очень забавляла игра слов: имя подружки совпадает с главным словом языка. Должен признаться, что я не относился к Любе как-то уж очень особенно, просто давно хотелось иметь подобную татуировку, а подходящей кандидатуры не представлялось. Так что, встретив Любу, я тотчас решился. Остался в выигрыше: Люба на пару месяцев поверила в мои глубокие чувства, а я заполучил тату, честно посвящённую ЛЮБВИ.
Теперь у меня другая подружка. Маша. С Машей я встречаюсь дольше, чем с Любой и остальными, и между нами типа что-то есть. Типа любовь. Маше тоже нравится шрам. Однажды, выпив лишнего, я расчувствовался и, поддавшись сентиментальному желанию поведать Маше правду о своей жизни, разболтал истинную историю своей татуировки. Узнав, что слово «ЛЮБОВЬ» означает не только мою симпатию к этому великому чувству, но и имя конкретной девушки, Маша взбесилась не на шутку. Вскоре страсти улеглись, но трещина в отношениях наметилась нешуточная. Каждый раз, видя моё плечо, Маша скрежетала зубами, а плечо при нашей совместной жизни маячило перед её носом постоянно. Я зарёкся откровенничать с Машей конкретно и с женщинами вообще, но было поздно. Поразмыслив, я решил обезопасить себя; кто знает, что придёт в голову моей подружке, откусит ещё кусок моего плеча с надписью «ЛЮБОВЬ», пока я сплю, бегай потом по врачам с этим куском и умоляй, пришейте, мол, дяденька, обратно! Помню, в детском саду Боря катался на санках, высовывая от восторга язык, а, наскочив на кочку, захлопнул челюсть. Молочные Борькины зубки оказались достаточно острыми для того, чтобы оттяпать ровно половину его же язычка. К счастью, поблизости находилась Инна Семёновна, Борькина мама, у которой тогда ещё были крепкие нервы. Услышав истошные вопли своего единственного чада, она кинулась на помощь и, увидев Бореньку с окровавленным подбородком и шарфиком, как если бы он был вампиром после трапезы, не упала в обморок, а, взяв себя в руки, отыскала в снегу меленький розовый кончик сыновнего язычка. Схватив его одной рукой, Борю – другой и, оставив санки на попеченье других мамаш, Инна Семёновна кинулась в больницу. Язык пришили, да так, что Боря даже не шепелявил потом, а гордо высовывал его при каждом удобном случае.
Нарисовав себе такие картины, я придумал наилучший выход из сложившейся ситуации – предложил Маше увековечить её образ на своём теле, изменив значение уже имеющегося красного сердца с нежелательным именем.
Маша обожает художника Билибина, прославившегося своими иллюстрациями к русским сказкам, и я предложил ей трансформировать мою татуировку следующим образом. К сердцу приделывается сказочная птица Сирин с Машиным лицом. Сердце же она попросту держит в когтях, отчего смысл картинки меняется в корне. Выходит, что Маша держит в руках моё сердце, мою любовь, а заодно и одну из моих бывших. Маша идею одобрила.
Тиму я нашёл через Костяна, мы долго обменивались посланиями, в которых я отправлял ему Машины фото и пожелания по рисунку, а он высылал мне на утверждение эскизы. В итоге, после того как Маша всё одобрила, я отправился к Тиме, проживающему на Тверской.
* * *
На площадке перед лифтом имеются четыре двери. Номер квартиры, а именно латунная цифра «20», есть только на одной из них. Прикинув, какая из дверей могла бы быть обозначена цифрой «22», я поискал кнопку звонка. Ничего похожего, только верёвочка из стены торчит. Будто чей-то хвостик. Я дёрнул…
Когда бабушка доила корову, мне поручалось держать хвост. Ростом я едва доходил до коровьего пуза, хвост казался толстой живой змеёй, норовящей вырваться и хлестнуть бабушку по мордасам. Однажды я не удержался и дёрнул этот хвост. Наверное, стало скучно просто его держать. Ведь я уже второе лето этим занимался. В ответ Рыжуха меня лягнула. Говорят, я потом неделю в сознание не приходил, операцию делали, бабушка Рыжуху чуть не зарезала, но передумала – Рыжуха вот-вот должна была родить телёнка, которого планировали забить к Новому году, чтобы купить мне пианино. Через бровь у меня шрам, а на пианино я так и не научился.
Послышался мягкий перезвон… На этот раз никто не лягался. Дверь распахнулась, на пороге стоял парень лет тридцати пяти, с приятной улыбкой. Высокий, рыжий.
– Лёша.
– Тима.
– Очень приятно.
Мы пожали друг другу руки, Тима остановил мой порыв снять кеды и позвал на кухню. Квартира состоит из двух комнат и множества окон. Последнее объясняется тем, что это угол здания, отчего окна пробиты буквально в каждой стене. Кроме окон, я приметил старинный круглый стол, низкое кожаное кресло на латунных колёсиках, тусклый портрет дамы в берете и бритую наголо худую девушку с чёрными бровями, ресницами и глазами, рисующую что-то за мольбертом. Девушка приветливо улыбнулась.
На кухне я понял причину Тиминой просьбы не снимать обувь. В углах при малейшем дуновении трепещет паутина, повсюду разбросаны тюбики с краской, на серванте красуется бутерброд, сыр на котором засох и покоробился, видимо, бутерброд пролежал здесь не один день. Кафель за плитой и раковиной, изначально белый, покрывают многочисленные жирные брызги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39