– Пытаться описать сексуальность в иных терминах, – сказал хрипло Зигмунд, когда игра в слова была исчерпана, – значит поддаться болезни, которую приносит нашим пациентам извращенная сексуальность… Недостаточно, чтобы наше общество заняло по отношению к сексу здоровую, честную, нормальную позицию; люди должны свободно говорить о нем, так же как они говорят о других сторонах жизни.
– Согласен, – сказал Блейлер, – мы не сумели найти подходящую замену слову «сексуальность». Оставим его в покое. Тем больше причин сместить акцент на то, что существует множество причин невроза.
– Я так и поступлю, профессор Блейлер! Как только увижу такие причины невроза у моих пациентов. Я не изобретаю человека; это дело миллионов лет эволюции. Все, к чему я стремлюсь, – это описать человека, найти, что побуждает это самое сложное и труднопостижимое животное вести себя так, как оно ведет себя.
4
Хорошо, что он полушутя говорил о том, чтобы с помощью Матильды включить в семью Ференци в качестве зятя: их старшая дочь сообщила, что помолвлена с тридцатитрехлетним Робертом Холличером, представителем шелковой фирмы, с которым она познакомилась, находясь в Меране; она его полюбила и решила выйти замуж. Зигмунд был в ярости, получив от Матильды письмо.
– Она даже не удосужилась сообщить нам заранее, дать возможность свыкнуться с мыслью. Бац! Она помолвлена! Хочет выйти замуж! В двадцать один год! Не дав нам узнать человека, вынести свое суждение…
– Ну, Зиги, в Конституции Австрии не записано, что девушки должны выходить замуж в двадцать пять лет, как поступила я. Если Матильда полюбила, пусть выходит замуж. Таков был разговор с ней перед отъездом в Меран, не так ли? Тогда ты осознаешь, что она будет счастливее, выйдя замуж и не оставаясь одиночкой. Но я приглашу молодого человека посетить нас.
Смягчившись, как всегда, когда Марта высказывала свое суждение, он пробормотал:
– Ты, конечно, права. Обещаю не смотреть на Роберта Холличера как на подавшего заявление в Венскую клиническую школу. В возрасте пятидесяти двух лет поздно становиться в позу возмущенного отца.
Он приобрел не только зятя, но и невестку. Матильда и ее дядя Александр решили, что следует объединить две свадьбы. Никто из Фрейдов не был активным прихожанином, что ставило их в несколько неловкое положение, но Александр договорился с синагогой на Мюлльнергассе о церемонии в воскресенье утром. Александр настоял, чтобы первой была церемония бракосочетания Роберта Холличера и племянницы.
Матильда и София Шрейбер прекрасно выглядели в длинных белых венчальных платьях. В храме царила атмосфера радости, возможно, потому, что сама двойная церемония была необычной. Внутренность синагоги впечатляла: свет горящих свечей смягчал краску деревянных панелей, придавая торжественность происходящему. Зигмунд наслаждался ролью отца невесты и шафера брата.
– Это и хорошо, – сказала Марта, – Роберт и София давно стали частью нашей семьи. Теперь, когда ты познакомился с церемонией, тебе будет легче справить свадьбу твоих других детей.
Зигмунд застонал от приятного чувства. После церемонии все возвратились на Берггассе. Марта приготовила свадебный обед на пятьдесят человек. Амалия выздоровела и восседала на почетном месте; пришли Роза с двумя детьми, Паули, овдовевшая в Нью–Йорке и вернувшаяся в Вену с дочерью, семья Холличер, приехавшая в город по случаю свадьбы сына, и семья Софии Шрейбер. Это был счастливый день; новые родственники вполне понравились друг другу.
Чета Юнг прибыла с визитом в тот самый день, когда издатель Дойтике вручил Зигмунду первый экземпляр ежегодника. Зигмунд держал в руках журнал с чувством радости и гордости: отныне психоанализ будет иметь официальный голос и станет доступным для медицинских кругов. Журнал был хорошо отпечатан и переплетен; он показал его, улыбаясь, Марте. Его собственный вклад состоял из статьи в 109 страниц о «маленьком Гансе», и он с удовольствием пробежал ее. Юнг как редактор читал и правил гранки всех статей, но и он впервые увидел переплетенный экземпляр. На его лице также была печать удовлетворения.
Чета Фрейд и чета Юнг ощущали взаимную симпатию. Когда Карл Абрахам, все еще получавший информацию из Бургхёльцли, предупреждал Зигмунда, что Юнг «возвращается к своим старым мистическим наклонностям», Зигмунд объяснял это недоверием Абрахама к Юнгу.
После ужина Зигмунд оставил Марту и Эмму поболтать в гостиной, а сам с Юнгом отправился в кабинет; там, подвинув поближе удобные кресла, они уселись для вечерней беседы.
Они обсудили содержание второго выпуска ежегодника и вопрос о Втором международном конгрессе психоаналитиков, намечавшемся на следующую весну. Зигмунд подчеркнул свое полное доверие к Юнгу и дал понять, что тот, как более молодой, должен взять на себя роль «преемника и наследного принца», лидера международного движения. Но Юнг был в мистическом настроении; он хотел поговорить о «реальности оккультных явлений». Прежде всего он рассказал Зигмунду, почему он заинтересовался этим.
– Когда я был студентом, меня пригласили дети родственников принять участие в сеансе столоверчения, развлекавшем их. Одна из группы, девушка лет пятнадцати, вошла в транс, стала вести себя и говорить, как образованная женщина. Я хотел понять такое столь увлекательное явление, отличное от всего виденного мною ранее. Меня поразило то, что мои родители и другие объясняли все это тем, что девушка была взвинчена. Я принялся за систематическое исследование, составляя подробный дневник сеансов, и тщательно обрисовал портрет девушки и ее поведение в обычных условиях. Записи поставили много психологических проблем, которые на той стадии моей карьеры мне были непонятны. Я тщетно копался в обширной литературе по спиритуализму. Мои учителя в университете не проявили интереса к феномену девушки и считали, что я попусту трачу время. Затем я прочитал Крафт–Эбинга. До этого я никогда не слышал о «раздвоении личности». Это был новый мир мышления, и, естественно, он возбудил воспоминания о девушке, входившей в транс.
Смущенный Зигмунд повернулся в кресле. Он затушил наполовину выкуренную сигару в одной из пепельниц. Его восхищала разносторонность Карла Юнга, широкий крут его интересов и неистощимая энергия, позволившая ему приобретать знания в областях, столь далеких друг от друга, вроде искусства китайской каллиграфии или обожествления тотемных животных аборигенами Австралии. Но такой широкий подход к миру был опасен для работающего в новой области медицины и пытающегося поставить ее на объективную научную основу.
– Дорогой Юнг, мы купим для тебя одну из досок, которые демонстрировались в Вене на прошлой неделе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281