Он называл пережитое под ЛСД и псилоцибином, как уже упомянуто в предыдущей главе, «путешествиями во вселенной души».
Там, где время остановилось (10 мг псилоцибина, 6 апреля 1961, 10:20)
Эффекты начались после примерно 20 минут: безмятежность, безмолвие, лёгкое приятное головокружение, и «приятно глубокое дыхание».
10:50 Сильное головокружение, не могу сконцентрироваться.
10:55 Возбуждение, интенсивные цвета: все розовое и красное.
11:05 Мир сконцентрировался посередине стола. Очень яркие цвета.
11:10 Беспрецедентное разделение существа, – как я могу описать ощущения от подобного состояния? Меня контролируют волны других «Я».
Сразу же после этой записи я вышел из-за стола, где я, доктор Х. и наши жены завтракали, на улицу, и прилёг на газоне. Опьянение быстро достигло высшей точки. Хотя я твёрдо решил постоянно записывать, теперь бесконечно медленные движения записывания казались мне пустой тратой времени, а возможность словесного выражения ничтожно жалкой по сравнению с наплывом внутренних восприятий, которыми я был переполнен, и которые угрожали взорвать меня. Мне казалось, что полноту восприятия одной минуты следует приравнять к 100 годам. Вначале преобладали визуальные образы: я с восторгом наблюдал бесконечные последовательные ряды деревьев в соседнем лесу. Затем рваные облака быстро заполонили солнечное небо, безмолвно, с захватывающи дух величием, наложились друг на друга тысячами слоёв – небо на небе – и я замер, ожидая, что вот-вот, в следующий миг нечто великое, неслыханное, доселе не существующее должно появиться или произойти – может я увижу бога? Но осталось лишь ожидание, нависшее предчувствие, «на пороге предельного ощущения»… Потом я ушёл подальше (близость других тревожила меня) и лёг в укромном уголке сада на нагретую солнцем колоду дров – мои пальцы поглаживали дерево с переполнившей меня животной чувственной привязанностью. В то же время это был апогей: меня охватило чувство блаженства, полного счастья – с закрытыми глазами я оказался в неком углублении с узором из красного кирпича, и, в то же время, в «центре вселенной, полной тишины». Я знал, что все было добро – причиной и началом всего было добро. Но в тот же миг я осознал страдание и отвращение, подавленность и непонимание обычной жизни: той, что никогда не бывает «целостной», а всегда разрезанной на кусочки, разбитой на крошечные фрагменты секунд, минут, часов, дней, недель: в той, где мы находимся в рабстве у времени Молоха, который постепенно пожирает нас; мы обречены на запинание, ошибки и обрывочность; каждый из нас должен нести с собой совершенство и абсолют, единство всех вещей; неизменный момент золотой эры, этой первоначальной основы бытия – который, несмотря ни на что, длился и будет длиться вечно – нести в наше повседневное существование, как болезненную рану в глубине нашей души, как напоминание о никогда не выполненном обещании, как Фата Моргану потерянного и завещанного рая; сквозь лихорадочный сон «сегодня», сквозь приговорённое «вчера» в заоблачное «завтра». Я понял это. Это стало космическим полётом, но не обычного, а внутреннего человека, и на мгновение я воспринял реальность из места, которое находиться за пределами гравитации и времени.
И когда я снова почувствовал силу притяжения, я достаточно наивно попытался оттянуть возвращение, приняв новую дозу, 6 мг псилоцибина в 11:45, и 4 мг в 14:30. Эффект был ничтожным и в любом случае не стоит упоминания.
Г-жа Ли Гелпке, художница, также участвовала в этой серии экспериментов, три раза принимав ЛСД и псилоцибин. Вот, что она написала о рисунке, который она сделала во время эксперимента:
Ничто в этом рисунке не выдумано нарочно. Когда я работала над ним, воспоминания (о пережитом под псилоцибином) снова стали реальностью, и направляли каждый мои штрих. Поэтому эта картина также многослойна, как и это воспоминание, и тот образ в нижнем правом углу действительно взят из этого сна… Когда, тремя неделями позже, в мои руки попали книги по мексиканскому искусству, я с испугом увидела там мотивы из моих видений…
Я также упоминал о присутствии мексиканских мотивов во время воздействия псилоцибина в моем первом эксперименте с сушёными грибами Psilocybe mexicana, как было описано в разделе о химических исследованиях этих грибов. Точно такой же феномен произошёл с Р. Гордоном Уоссоном. Исходя из этих наблюдений, он выдвинул предположение, что искусство древней Мексики находилось под влиянием образов из видений, вызываемых грибами.
«Волшебное утреннее сияние» – ололиуки
После того, как нам удалось за относительно короткое время разгадать загадку священного гриба теонанакатля, я заинтересовался проблемой другого мексиканского снадобья неустановленного химического сотава, ололиуки. Ололиуки – это ацтекское название семян одного вьющегося растения (семейства Convolvulaceae), которые, как мескалиновый кактус пейотль и гриб теонанакатль, использовались в доколумбовые времена ацтеками и соседними народами в религиозных церемониях и магических целительских практиках. Ололиуки до сих пор используется некоторыми индейскими племенами, такими как сапотеки, чинантеки, масатеки и миштеки, которые до самого недавнего времени жили в отдалённых горах южной Мексики в настоящей изоляции, почти не подвергшиеся христианскому влиянию.
В 1941 Ричардом Эвансом Шултсом, директором Гарвардского Ботанического Музея в Кембридже, штат Массачусетс, была опубликована великолепная работа, касающаяся исторических, этнологических и ботанических аспектов ололиуки. Она называется «Вклад в наши знания о Rivea corymbosa, ацтекском снотворном снадобье ололиуки». Следующие факты из истории ололиуки взяты в основном из монографии Шултса. (Примечание переводчика: Как указывал Р. Гордон Уоссон, «ололиуки» более точное написание, чем более распространённое написание, которое использует Шултс. См. Botanical Museum Leaflets Harvard University 20: 161–212, 1963.)
Первые записи об этом снадобье написаны испанскими летописцами шестнадцатого века, которые также упоминают пейотль и теонанакатль. Так, монах ордена Св Франциска Бернандино де Саагун, в его уже цитировавшейся хронике Общая История Событий Новой Испании, пишет о чудесном действии ололиуки:
«Есть трава, которая называется коатль шошоуки (зелёный змей), которая приносит семена, называемые ололиуки. Эти семена притупляют чувства и лишают рассудка: его принимают как зелье».
Дальнейшие сведения об этих семенах мы получаем от Франсиско Эрнандеса, врача, которого с 1570 по 1575 Филипп II послал из Испании в Мексику, чтобы изучать местные лекарства. В главе «Об Ололиуки» его монументального труда Rerum Medicarum Novae Hispaniae Thesaurus seu Plantarum, Animalium Mineralium Mexicanorum Historia, опубликованного в Риме в 1651, он даёт подробное описание и первую иллюстрацию ололиуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Там, где время остановилось (10 мг псилоцибина, 6 апреля 1961, 10:20)
Эффекты начались после примерно 20 минут: безмятежность, безмолвие, лёгкое приятное головокружение, и «приятно глубокое дыхание».
10:50 Сильное головокружение, не могу сконцентрироваться.
10:55 Возбуждение, интенсивные цвета: все розовое и красное.
11:05 Мир сконцентрировался посередине стола. Очень яркие цвета.
11:10 Беспрецедентное разделение существа, – как я могу описать ощущения от подобного состояния? Меня контролируют волны других «Я».
Сразу же после этой записи я вышел из-за стола, где я, доктор Х. и наши жены завтракали, на улицу, и прилёг на газоне. Опьянение быстро достигло высшей точки. Хотя я твёрдо решил постоянно записывать, теперь бесконечно медленные движения записывания казались мне пустой тратой времени, а возможность словесного выражения ничтожно жалкой по сравнению с наплывом внутренних восприятий, которыми я был переполнен, и которые угрожали взорвать меня. Мне казалось, что полноту восприятия одной минуты следует приравнять к 100 годам. Вначале преобладали визуальные образы: я с восторгом наблюдал бесконечные последовательные ряды деревьев в соседнем лесу. Затем рваные облака быстро заполонили солнечное небо, безмолвно, с захватывающи дух величием, наложились друг на друга тысячами слоёв – небо на небе – и я замер, ожидая, что вот-вот, в следующий миг нечто великое, неслыханное, доселе не существующее должно появиться или произойти – может я увижу бога? Но осталось лишь ожидание, нависшее предчувствие, «на пороге предельного ощущения»… Потом я ушёл подальше (близость других тревожила меня) и лёг в укромном уголке сада на нагретую солнцем колоду дров – мои пальцы поглаживали дерево с переполнившей меня животной чувственной привязанностью. В то же время это был апогей: меня охватило чувство блаженства, полного счастья – с закрытыми глазами я оказался в неком углублении с узором из красного кирпича, и, в то же время, в «центре вселенной, полной тишины». Я знал, что все было добро – причиной и началом всего было добро. Но в тот же миг я осознал страдание и отвращение, подавленность и непонимание обычной жизни: той, что никогда не бывает «целостной», а всегда разрезанной на кусочки, разбитой на крошечные фрагменты секунд, минут, часов, дней, недель: в той, где мы находимся в рабстве у времени Молоха, который постепенно пожирает нас; мы обречены на запинание, ошибки и обрывочность; каждый из нас должен нести с собой совершенство и абсолют, единство всех вещей; неизменный момент золотой эры, этой первоначальной основы бытия – который, несмотря ни на что, длился и будет длиться вечно – нести в наше повседневное существование, как болезненную рану в глубине нашей души, как напоминание о никогда не выполненном обещании, как Фата Моргану потерянного и завещанного рая; сквозь лихорадочный сон «сегодня», сквозь приговорённое «вчера» в заоблачное «завтра». Я понял это. Это стало космическим полётом, но не обычного, а внутреннего человека, и на мгновение я воспринял реальность из места, которое находиться за пределами гравитации и времени.
И когда я снова почувствовал силу притяжения, я достаточно наивно попытался оттянуть возвращение, приняв новую дозу, 6 мг псилоцибина в 11:45, и 4 мг в 14:30. Эффект был ничтожным и в любом случае не стоит упоминания.
Г-жа Ли Гелпке, художница, также участвовала в этой серии экспериментов, три раза принимав ЛСД и псилоцибин. Вот, что она написала о рисунке, который она сделала во время эксперимента:
Ничто в этом рисунке не выдумано нарочно. Когда я работала над ним, воспоминания (о пережитом под псилоцибином) снова стали реальностью, и направляли каждый мои штрих. Поэтому эта картина также многослойна, как и это воспоминание, и тот образ в нижнем правом углу действительно взят из этого сна… Когда, тремя неделями позже, в мои руки попали книги по мексиканскому искусству, я с испугом увидела там мотивы из моих видений…
Я также упоминал о присутствии мексиканских мотивов во время воздействия псилоцибина в моем первом эксперименте с сушёными грибами Psilocybe mexicana, как было описано в разделе о химических исследованиях этих грибов. Точно такой же феномен произошёл с Р. Гордоном Уоссоном. Исходя из этих наблюдений, он выдвинул предположение, что искусство древней Мексики находилось под влиянием образов из видений, вызываемых грибами.
«Волшебное утреннее сияние» – ололиуки
После того, как нам удалось за относительно короткое время разгадать загадку священного гриба теонанакатля, я заинтересовался проблемой другого мексиканского снадобья неустановленного химического сотава, ололиуки. Ололиуки – это ацтекское название семян одного вьющегося растения (семейства Convolvulaceae), которые, как мескалиновый кактус пейотль и гриб теонанакатль, использовались в доколумбовые времена ацтеками и соседними народами в религиозных церемониях и магических целительских практиках. Ололиуки до сих пор используется некоторыми индейскими племенами, такими как сапотеки, чинантеки, масатеки и миштеки, которые до самого недавнего времени жили в отдалённых горах южной Мексики в настоящей изоляции, почти не подвергшиеся христианскому влиянию.
В 1941 Ричардом Эвансом Шултсом, директором Гарвардского Ботанического Музея в Кембридже, штат Массачусетс, была опубликована великолепная работа, касающаяся исторических, этнологических и ботанических аспектов ололиуки. Она называется «Вклад в наши знания о Rivea corymbosa, ацтекском снотворном снадобье ололиуки». Следующие факты из истории ололиуки взяты в основном из монографии Шултса. (Примечание переводчика: Как указывал Р. Гордон Уоссон, «ололиуки» более точное написание, чем более распространённое написание, которое использует Шултс. См. Botanical Museum Leaflets Harvard University 20: 161–212, 1963.)
Первые записи об этом снадобье написаны испанскими летописцами шестнадцатого века, которые также упоминают пейотль и теонанакатль. Так, монах ордена Св Франциска Бернандино де Саагун, в его уже цитировавшейся хронике Общая История Событий Новой Испании, пишет о чудесном действии ололиуки:
«Есть трава, которая называется коатль шошоуки (зелёный змей), которая приносит семена, называемые ололиуки. Эти семена притупляют чувства и лишают рассудка: его принимают как зелье».
Дальнейшие сведения об этих семенах мы получаем от Франсиско Эрнандеса, врача, которого с 1570 по 1575 Филипп II послал из Испании в Мексику, чтобы изучать местные лекарства. В главе «Об Ололиуки» его монументального труда Rerum Medicarum Novae Hispaniae Thesaurus seu Plantarum, Animalium Mineralium Mexicanorum Historia, опубликованного в Риме в 1651, он даёт подробное описание и первую иллюстрацию ололиуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48