Нашей следующей остановкой было Сан Хосе Тенанго, селение, лежавшее на дне долины, посреди тропической растительности, апельсиновых и лимонных деревьев и банановых плантаций. Здесь снова была типичная картина деревни: в центре – рыночная площадь с полуразрушенной церковью колониальных времён, два-три ларька, магазин, и навесы для лошадей и мулов. Мы нашли пристанище в сарае с железной крышей, с особой роскошью в виде бетонного пола, на котором мы расстелили свои спальные мешки.
В густых джунглях на склоне горы мы обнаружили источник, чья великолепная свежая вода в естественном водоёме из скал, так и манила нас искупаться. После нескольких дней без возможности как следует помыться, это стало незабываемым удовольствием. В этом гроте я впервые увидел колибри, которая порхала над большими цветками лиан – переливающуюся, словно драгоценный камень, синим и зелёным с металлическим оттенком.
Первым, случившимся благодаря родственным связям Доньи Эрлинды, желанным знакомством с человеком, разбирающимся в целительстве, стал курандеро Дон Сабино. Но он отказался, по каким-то причинам, проконсультировать нас по поводу листьев. Мы получили целую связку цветущих образцов растения, которое искали, от старой курандеры, почтённой женщины в великолепном масатекском одеянии, с красивым именем Нативидад Роса; но и её не удалось уговорить совершить для нас церемонию с листьями. Она извинилась, что была слишком стара для трудностей волшебного путешествия; она говорила, что не сможет преодолеть путь к нужным местам: к источнику, где знающие женщины черпают свою силу, к озеру, где поёт воробей, и где предметы получают свои имена. Также Нативидад Роса не захотела сказать нам, где она собрала эти листья. Они росли в далёкой, далёкой лесной долине. Каждый раз, когда она выкапывала растение, она клала в землю кофейное зёрнышко, чтобы поблагодарить богов.
Теперь у нас было достаточно растений с цветами и корнями, чтобы определить их ботаническую принадлежность. Они, очевидно, принадлежали к роду Salvia, родственному известному шалфею. У растений были синие цветки, с белым венчиком, собранные метёлкой 20-30 см длинной, с синеватым стеблем.
Через несколько дней Нативидад Роса принесла нам целую корзину листьев, за которые получила пятьдесят песо. Об этом бизнесе, видимо, узнали, потому что две другие женщины принесли нам ещё листьев. Поскольку было известно, что во время церемонии пьют выжатый сок из листьев, и, следовательно, он должен содержать действующие вещества, свежие листья растёрли на каменной плите, выжали через ткань сок, и разлили его, разведя спиртом в качестве консерванта, по флаконам для дальнейшего исследования в лаборатории в Базеле. В этой работе мне помогала индейская девочка, которая была знакома с каменной плитой, на которой индейцы с древних времён вручную перемалывали зерно.
За день до того, как мы хотели продолжить путешествие, оставив последнюю надежду посетить церемонию, мы неожиданно познакомились с курандерой, которая была готова «услужить нам». Наперсница Эрлинды, которая устроила это знакомство, отвела нас после захода солнца по тайной тропинке к хижине курандеры, стоявшей в одиночестве на слоне горы, над посёлком. Никто из деревни не должен был видеть нас или узнать, что мы идём туда. Разрешить чужакам, белым, участвовать в этом – явно считалось изменой священным обычаям, достойной наказания. Это, в действительности, и было той причиной, по которой другие целители, которых мы просили, отказали нам в присутствии на церемонии. Во время подъёма нас сопровождали странные крики птиц из темноты, и лай собак слышался отовсюду. Собаки учуяли чужих. Курандера Консуэла Гарсиа, женщина лет сорока, босая, как и все индейские женщины в этих местах, застенчиво впустила нас в свою хижину и сразу же закрыла дверь на тяжёлый засов. Она попросила нас лечь на циновках, на грязном затоптанном полу. Консуэла говорила только по-масатекски, и Эрлинда переводила нам её указания на испанский. Курандера зажгла свечу на столе, где стояли иконки со святыми, и валялся какой-то хлам. Потом она молча деловито засуетилась. Мы слышали странные звуки и копошение в комнате – не скрывался ли в хижине кто-то, чьи очертания нельзя было увидеть при свечах? Явно обеспокоенная, Консуэла искала что-то в комнате с зажжённой свечей. Скорее всего, проказниками были крысы. Теперь курандера зажгла в чаше копал, ароматическую смолу, чей аромат вскоре заполнил всю хижину. Затем по всем правилам было приготовлено волшебное зелье. Консуэла спросила, кто из нас хотел бы выпить его вместе с ней. Гордон сказал, что он. Поскольку у меня тогда было сильное расстройство желудка, я не смог присоединиться. За меня была моя жена. Курандера отложила шесть пар листьев для себя. Она определила такое же количество для Гордона. Анита получила три пары. Как и грибы, листья всегда отсчитываются парами, такое правило, разумеется, имеет магический смысл. Консуэла растёрла листья пестиком, потом выжала через тонкое сито в чашку, и сполоснула пестик и содержимое сита водой. В конце концов, наполненные чашки были окурены согласно традиции над сосудом с копалом. Перед тем как передать чашки Аните и Гордону, Консуэла спросила их, верят ли они в истинность и святость церемонии. После того, как они ответили утвердительно и торжественно выпили очень горькое зелье, свечи погасили, и, лёжа на циновках, мы стали ждать эффекта.
Минут через двадцать, Анита прошептала мне, что видит поразительные, с яркими границами образы. Гордон тоже ощущал действие зелья. Голос курандеры звучал из темноты наполовину говорящий, наполовину поющий. Эрлинда перевела: «Верите ли вы в кровь Христа и святость обрядов?» После нашего «creemos» (верим), церемония продолжилась. Курандера зажгла свечи, переставив их с «алтаря» на пол, а потом, напевая и приговаривая молитвы или магические заклинания, поставила свечи обратно под образа святых – снова стало темно и тихо. После этого началась сама консультация. Консуэла попросила нас задавать вопросы. Гордон спросил о здоровье его дочери, которая непосредственно перед его отъездом из Нью-Йорка вынуждена была раньше срока лечь в больницу, ожидая рождения ребёнка. Он получил успокаивающий ответ, что мать и дитя здоровы. Потом снова были пение, молитвы и манипуляции со свечой над «алтарём», на полу и над курительной чашей.
Когда церемония заканчивалась, курандера попросила нас немного полежать на циновках и помолиться. Вдруг началась гроза. Через щели в стенных шестах, молния озаряла темноту хижины, сопровождаясь яростными раскатами грома; тропический ливень неистовствовал, стуча по крыше. Консуэла опасалась, что нам не удастся уйти из её дома незамеченными в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48