Я вскочил на ноги и поднял пулемет, крикнув Сашке:
– Будешь подавать мне ленту!
Это было чистым самоубийством, безумным шагом обреченных на смерть людей, стремлением подороже продать свою жизнь и этим дать своим товарищам шанс отойти.
У нас, двух офицеров спецназа ГРУ ГШ и выпускников Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, не было иного выбора, и этот шаг навстречу своей смерти мы сделали легко и непринужденно.
Зарядив пулемет, я почему-то на секунду задержался, неизвестно зачем сдернул с головы вязаную черную шапочку, бросил ее рядом со своим винторезом и нагрудником.
Вздохнул и бросился вперед.
Я с пулеметом в руках и Сашка Винокуров, державший свободный конец пулеметной ленты, быстро перескочили через гребень вала и залегли на его внешнем выступе.
Перебегая, я заметил краем глаза, что темная масса заметно увеличилась, и, когда мы залегли, я попытался направить ствол в боевиков. Опять мне это не удалось сделать: боевики сидели на земле и, лежа на этом выступе, мне их вновь не было видно. Мешал и высокий куст, росший рядом с валом, и сам выступ.
– ПОДАВАЙ ЛЕНТУ!
Я быстро встал на колени, прижал приклад пулемета к плечу и, придерживая ПКМ левой рукой под пулеметную коробку, навел пулемет на боевиков и нажал на курок.
Лента была с трассирующими патронами, и я хорошо видел, как большая часть пуль из очереди врезалась в темную людскую массу. При выстрелах пулемет подкинуло, и оставшаяся часть очереди веером ушла вверх. Я опустил ствол пулемета чуть ниже, и следующая огненная трасса в аккурат вся целиком вошла в черные фигуры. Я успел выпустить еще две-три хорошие очереди, но на следующей пулемет внезапно захлебнулся и замолчал.
«ОПЯТЬ ПЕРЕКОС ЛЕНТЫ». Я опустил пулемет на землю и, согнувшись над ним, быстро устранил задержку. Правая рука с силой захлопнула крышку ствольной коробки; я только начал приподнимать пулемет и уже почти поднял голову, ища цель, как внезапно в левый висок ударило резко и сильно, в глазах вспыхнул яркий слепящий свет, и в затухающем сознании проскочила слабая и угасающая мысль:
«Ну, вот и все. Пидец. Хорошо, что в голову». И мое тело повалилось на землю.
Трассирующие пули, которые вылетали из моего пулемета, очень хорошо указывали чеченцам, что их в упор расстреливает открытый как на ладони вражеский пулемет, и радуевский гранатометчик успел засечь и поразить противотанковой гранатой пулеметный расчет русских.
* * *
– Алик, Алик! Что с тобой? Алик, что с тобой?
Сознание ко мне вернулось сразу, и я услыхал, как Сашка Винокуров, стоя справа и надо мной, растерянно зовет меня по имени. Я не чувствовал, как лейтенант перетащил меня на нашу сторону, и сейчас я лежал животом вниз на склоне канавы лицом к Тереку и спиной к валу, где-то между златозубовской рощицей и моими ящиками с минами. Ступнями я был на дне канавы, а мои локти опирались на поверхность земли; ладони мои прикрывали крепко зажмуренные глаза. Внутренней частью правой ладони я чувствовал, что правый глаз неестественно сильно выдается вперед, отчего влажная внешняя часть глазной оболочки касается мозолей на согнутой ладони. В левом виске и правом глазу жгло резкой болью.
«ВОШЛА В ЛЕВЫЙ ВИСОК И ВЫШЛА ЧЕРЕЗ ПРАВЫЙ ГЛАЗ», – равнодушно подумал я.
– Алик! Что с тобой? – опять услыхал я.
Слева за моей спиной, на валу, продолжали зло огрызаться два автомата и один пулемет. Кроме этих стволов, во врага больше никто не стрелял. Я непроизвольно простонал и услыхал вопрос Винокурова:
– АЛИК, ТЕБЯ ЭВАКУИРОВАТЬ?
В сознании возникла недавняя картинка: темная масса боевиков находится, накапливаясь, за валом и ждет своего часа. «СЕЙЧАС ПРОРВУТСЯ», – отрешенно подумал я, но голос сказал устало и спокойно:
– СО МНОЙ ВСЕ НОРМАЛЬНО. ИДИ К ПУЛЕМЕТУ.
Рядом со мной несколько раз хрустнул снег под ногами лейтенанта, и через секунду я услыхал собранный и твердый голос Винокурова:
– ХОРОШО. Я ПОШЕЛ.
Он спрыгнул на дно канавы и начал подниматься к тропинке. Звук его шагов затерялся в грохоте перестрелки. Но до пулемета лейтенант Винокуров так и не дойдет. Когда он приподнимется над гребнем вала, в его лоб ударит пуля и выйдет через затылок. Тело лейтенанта рухнет на наш склон и скатится вниз на тропинку.
Через несколько минут он скончается, не ощутив боли и мучений.
В моем сознании продолжали появляться равнодушные и как будто чужие мысли. Я продолжал лежать на склоне, тупо ожидая чего-то неизбежного и рассеянно слушая звуки перестрелки.
«ТАК. ВОШЛА В ВИСОК И ВЫШЛА ЧЕРЕЗ ГЛАЗ. ПОВРЕЖДЕНЫ ЛОБНЫЕ ПАЗУХИ. МИНУТ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ БУДЕТ БОЛЕВОЙ ШОК – И ТОГДА ВСЕ. ПОКА Я В СОЗНАНИИ, НАДО ПОСЧИТАТЬ ДО ДЕСЯТИ. РАЗ, ДВА, ТРИ… РАЗ, ДВА, ТРИ… ПОНЯТНО: висок, левый глаз и правая глазница Досчитать ДО ДЕСЯТИ НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ. НАДО ПОЙТИ ЗА ЛОПАТОЙ. ДА, Я ЖЕ УТРОМ ОТДАЛ ЛОПАТУ СВЯЗИСТАМ – СЕЙЧАС ЕЕ НЕ НАЙДЕШЬ».
Каким-то быстрым калейдоскопом в сознании вдруг появилось несколько ярких картинок из прошлой жизни: распахнутая дверь Ан-2 при первом парашютном прыжке; слезы матери при встрече после Афгана; выпускной вечер в училище; наглое лицо бывшей жены, затребовавшей алименты на ребенка, которого я помог ей усыновить за месяц до развода; суд офицерской чести в родной бригаде…
«Ну вот и вся жизнь. Жаль, прошла почти зазря». Медленно выплыл и завис в сознании образ прелестной улыбающейся девушки, с которой познакомился несколько месяцев назад, в которую втрескался по уши. Милое лицо почему-то встревожилось и спросило меня с ласковой и обеспокоенной улыбкой: «Ну что же ты?.. Вставай…» Спустя секунду пропало и это видение. «Э-э-эх! ТОЛЬКО ЖИЗНЬ НАЧАЛА НАЛАЖИВАТЬСЯ… ЧЕРТ!.. НАДО ПОЙТИ К ДОКТОРУ, ЧТОБЫ ОН ВКОЛОЛ МНЕ ПРОМЕДОЛ. ХОТЬ БОЛИ НЕ БУДУ ЧУВСТВОВАТЬ ПРИ… Э-ЭХ».
Я оторвал от залитого чем-то липким лица такие же липкие ладони. Оперся ими об землю и вылез из канавы. На ходу прихватил механически горсть снега и вытер им руки. Затем автоматически руки согнулись в локтях и кулаками вверх выставились перед лицом, защищая его от каких-либо возможных препятствий в виде веток и стволов деревьев. Ориентируясь только по памяти, ничего не видя, я побрел на поиски доктора, забирая вправо и делая полукруг, чтобы обойти рощицу, в которой размещалась вторая группа. На дневке Златозубова жил и наш начальник медслужбы батальона капитан Косачев. Его-то я и звал сквозь крепко стиснутые зубы:
– КОСАЩЕВ… КОСАЩЕВ… КОСАЩЕВ…
Доктор на мой косноязычный зов не откликался. Но, пройдя метров пятьдесят вправо и по кривой, я услыхал несколько голосов. Мне показалось, что это офицеры второй группы.
– ВАЛЕРА… ВАЛЕРА… – позвал я наугад.
Ко мне подбежали двое, один из которых на бегу спросил:
– Кто это?
– ЭТО Я, АЛИК, – ответил я Златозубову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Будешь подавать мне ленту!
Это было чистым самоубийством, безумным шагом обреченных на смерть людей, стремлением подороже продать свою жизнь и этим дать своим товарищам шанс отойти.
У нас, двух офицеров спецназа ГРУ ГШ и выпускников Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, не было иного выбора, и этот шаг навстречу своей смерти мы сделали легко и непринужденно.
Зарядив пулемет, я почему-то на секунду задержался, неизвестно зачем сдернул с головы вязаную черную шапочку, бросил ее рядом со своим винторезом и нагрудником.
Вздохнул и бросился вперед.
Я с пулеметом в руках и Сашка Винокуров, державший свободный конец пулеметной ленты, быстро перескочили через гребень вала и залегли на его внешнем выступе.
Перебегая, я заметил краем глаза, что темная масса заметно увеличилась, и, когда мы залегли, я попытался направить ствол в боевиков. Опять мне это не удалось сделать: боевики сидели на земле и, лежа на этом выступе, мне их вновь не было видно. Мешал и высокий куст, росший рядом с валом, и сам выступ.
– ПОДАВАЙ ЛЕНТУ!
Я быстро встал на колени, прижал приклад пулемета к плечу и, придерживая ПКМ левой рукой под пулеметную коробку, навел пулемет на боевиков и нажал на курок.
Лента была с трассирующими патронами, и я хорошо видел, как большая часть пуль из очереди врезалась в темную людскую массу. При выстрелах пулемет подкинуло, и оставшаяся часть очереди веером ушла вверх. Я опустил ствол пулемета чуть ниже, и следующая огненная трасса в аккурат вся целиком вошла в черные фигуры. Я успел выпустить еще две-три хорошие очереди, но на следующей пулемет внезапно захлебнулся и замолчал.
«ОПЯТЬ ПЕРЕКОС ЛЕНТЫ». Я опустил пулемет на землю и, согнувшись над ним, быстро устранил задержку. Правая рука с силой захлопнула крышку ствольной коробки; я только начал приподнимать пулемет и уже почти поднял голову, ища цель, как внезапно в левый висок ударило резко и сильно, в глазах вспыхнул яркий слепящий свет, и в затухающем сознании проскочила слабая и угасающая мысль:
«Ну, вот и все. Пидец. Хорошо, что в голову». И мое тело повалилось на землю.
Трассирующие пули, которые вылетали из моего пулемета, очень хорошо указывали чеченцам, что их в упор расстреливает открытый как на ладони вражеский пулемет, и радуевский гранатометчик успел засечь и поразить противотанковой гранатой пулеметный расчет русских.
* * *
– Алик, Алик! Что с тобой? Алик, что с тобой?
Сознание ко мне вернулось сразу, и я услыхал, как Сашка Винокуров, стоя справа и надо мной, растерянно зовет меня по имени. Я не чувствовал, как лейтенант перетащил меня на нашу сторону, и сейчас я лежал животом вниз на склоне канавы лицом к Тереку и спиной к валу, где-то между златозубовской рощицей и моими ящиками с минами. Ступнями я был на дне канавы, а мои локти опирались на поверхность земли; ладони мои прикрывали крепко зажмуренные глаза. Внутренней частью правой ладони я чувствовал, что правый глаз неестественно сильно выдается вперед, отчего влажная внешняя часть глазной оболочки касается мозолей на согнутой ладони. В левом виске и правом глазу жгло резкой болью.
«ВОШЛА В ЛЕВЫЙ ВИСОК И ВЫШЛА ЧЕРЕЗ ПРАВЫЙ ГЛАЗ», – равнодушно подумал я.
– Алик! Что с тобой? – опять услыхал я.
Слева за моей спиной, на валу, продолжали зло огрызаться два автомата и один пулемет. Кроме этих стволов, во врага больше никто не стрелял. Я непроизвольно простонал и услыхал вопрос Винокурова:
– АЛИК, ТЕБЯ ЭВАКУИРОВАТЬ?
В сознании возникла недавняя картинка: темная масса боевиков находится, накапливаясь, за валом и ждет своего часа. «СЕЙЧАС ПРОРВУТСЯ», – отрешенно подумал я, но голос сказал устало и спокойно:
– СО МНОЙ ВСЕ НОРМАЛЬНО. ИДИ К ПУЛЕМЕТУ.
Рядом со мной несколько раз хрустнул снег под ногами лейтенанта, и через секунду я услыхал собранный и твердый голос Винокурова:
– ХОРОШО. Я ПОШЕЛ.
Он спрыгнул на дно канавы и начал подниматься к тропинке. Звук его шагов затерялся в грохоте перестрелки. Но до пулемета лейтенант Винокуров так и не дойдет. Когда он приподнимется над гребнем вала, в его лоб ударит пуля и выйдет через затылок. Тело лейтенанта рухнет на наш склон и скатится вниз на тропинку.
Через несколько минут он скончается, не ощутив боли и мучений.
В моем сознании продолжали появляться равнодушные и как будто чужие мысли. Я продолжал лежать на склоне, тупо ожидая чего-то неизбежного и рассеянно слушая звуки перестрелки.
«ТАК. ВОШЛА В ВИСОК И ВЫШЛА ЧЕРЕЗ ГЛАЗ. ПОВРЕЖДЕНЫ ЛОБНЫЕ ПАЗУХИ. МИНУТ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ БУДЕТ БОЛЕВОЙ ШОК – И ТОГДА ВСЕ. ПОКА Я В СОЗНАНИИ, НАДО ПОСЧИТАТЬ ДО ДЕСЯТИ. РАЗ, ДВА, ТРИ… РАЗ, ДВА, ТРИ… ПОНЯТНО: висок, левый глаз и правая глазница Досчитать ДО ДЕСЯТИ НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ. НАДО ПОЙТИ ЗА ЛОПАТОЙ. ДА, Я ЖЕ УТРОМ ОТДАЛ ЛОПАТУ СВЯЗИСТАМ – СЕЙЧАС ЕЕ НЕ НАЙДЕШЬ».
Каким-то быстрым калейдоскопом в сознании вдруг появилось несколько ярких картинок из прошлой жизни: распахнутая дверь Ан-2 при первом парашютном прыжке; слезы матери при встрече после Афгана; выпускной вечер в училище; наглое лицо бывшей жены, затребовавшей алименты на ребенка, которого я помог ей усыновить за месяц до развода; суд офицерской чести в родной бригаде…
«Ну вот и вся жизнь. Жаль, прошла почти зазря». Медленно выплыл и завис в сознании образ прелестной улыбающейся девушки, с которой познакомился несколько месяцев назад, в которую втрескался по уши. Милое лицо почему-то встревожилось и спросило меня с ласковой и обеспокоенной улыбкой: «Ну что же ты?.. Вставай…» Спустя секунду пропало и это видение. «Э-э-эх! ТОЛЬКО ЖИЗНЬ НАЧАЛА НАЛАЖИВАТЬСЯ… ЧЕРТ!.. НАДО ПОЙТИ К ДОКТОРУ, ЧТОБЫ ОН ВКОЛОЛ МНЕ ПРОМЕДОЛ. ХОТЬ БОЛИ НЕ БУДУ ЧУВСТВОВАТЬ ПРИ… Э-ЭХ».
Я оторвал от залитого чем-то липким лица такие же липкие ладони. Оперся ими об землю и вылез из канавы. На ходу прихватил механически горсть снега и вытер им руки. Затем автоматически руки согнулись в локтях и кулаками вверх выставились перед лицом, защищая его от каких-либо возможных препятствий в виде веток и стволов деревьев. Ориентируясь только по памяти, ничего не видя, я побрел на поиски доктора, забирая вправо и делая полукруг, чтобы обойти рощицу, в которой размещалась вторая группа. На дневке Златозубова жил и наш начальник медслужбы батальона капитан Косачев. Его-то я и звал сквозь крепко стиснутые зубы:
– КОСАЩЕВ… КОСАЩЕВ… КОСАЩЕВ…
Доктор на мой косноязычный зов не откликался. Но, пройдя метров пятьдесят вправо и по кривой, я услыхал несколько голосов. Мне показалось, что это офицеры второй группы.
– ВАЛЕРА… ВАЛЕРА… – позвал я наугад.
Ко мне подбежали двое, один из которых на бегу спросил:
– Кто это?
– ЭТО Я, АЛИК, – ответил я Златозубову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61