В результате, воодушевленный позицией СССР, Чжан Цзолинь начал вытеснять «красных» с КВЖД, арестовав ее управляющего Иванова. А когда Ворошилов по инициативе Карахана готов был применить силу для защиты интересов СССР на КВЖД против Чжан Цзолиня, Г. В. Чичерин убедил Политбюро ЦК РКП (б) воздержаться от наступления РККА на Харбин до тех пор, пока Копп не удостоверится, что японцы не будут решительно противодействовать этой акции.
В ответ на запрос Москвина на этот счет Копп сообщил, что при появлении советских войск в районе Харбина Квантунская армия оккупирует Чаньчунь, и направил одну дивизию к Харбину. После этого Москва решила отозвать свои войска с советско-маньчжурской границы и, изменив тактику, начала ставить перед Токио вопрос о замене Чжан Цзолиня либо его сыном Чжан Сюэлянем, либо начальником штаба его войск Ян Ютином, либо его братом Чан Цзосянем, либо в крайнем случае губернатором Мукдена Мо Дэху. Москва подчеркивала при этом, что Чжан Цзолинь – это главное препятствие стабилизации советско-японских отношений.
В конечном счете, несмотря на противодействие кругов МИД Японии, японская военщина в связи с усиливавшимся стремлением Чжан Цзолиня ограничить японскую экспансию в Маньчжурии, исходя из своих собственных интересов, подготовила его убийство, совершенное 4 июня 1928 г.
Одним из важных для СССР вопросов, по которому Москве удалось добиться успеха в отношениях с Японией, был вопрос о позиции Японии по международному протоколу о признании присоединения Бессарабии к Румынии, подписанному 23 октября 1920 г. Англией, Францией, Японией и Италией. По его условиям этот документ вступал в силу только после ратификации его тремя участниками, среди которых Япония играла роль одной из ведущих держав.
Поэтому еще в 1924 году в ходе переговоров в Пекине о восстановлении дипломатических отношений советская делегация предложила Токио выступить с заявлением об отказе от ратификации этого протокола.
Японская сторона от публичного заявления на этот счет воздержалась, но заключила с Москвой секретное соглашение о том, что Токио не будет ратифицировать Бессарабский протокол, и сдержала свое слово. Хотя он и вступил формально в силу после ратификации его Италией, но в середине 20-х гг., а в известной мере и в последующие десятилетия, отказ Японии от ратификации этого документа существенно подрывал его моральный престиж.
При всей сложности отношений между СССР и Японией по вопросам Маньчжурии и китайской революции Москва располагала в своей дипломатической игре и несколькими «козырями». Первым из них был вопрос о японских рыболовных предприятиях на Камчатке и в Приморье, которые из-за ограниченных материальных возможностей не использовались советской стороной. Регулируя размер уступок японцам, Советский Союз сохранял достаточный простор для дипломатического маневрирования.
Вторым «козырем» являлся такой же подход к японским лесным концессиям в Приморье, а третьим – к угольным и особенно нефтяным концессиям на Сахалине в условиях, при которых военно-морской флот Японии рассчитывал использовать последние в качестве своей нефтяной базы в возможном вооруженном конфликте с США.
Итак, если к Октябрьской революции 1917 г. завоевавшая большинство в Советах Российская социал-демократическая рабочая партия большевиков пришла с утопической теорией мировой социалистической революции и революционной войны против капиталистических государств на основе принципа пролетарского интернационализма, то стремление советского правительства получить дипломатическое признание государств Европы и Азии, среди которых важное место занимала Япония, свидетельствует о том, что во внешней политике советского руководства стали отчетливо проявляться элементы реализма, выразившиеся в претворении в жизнь концепции «мирного сожительства» с другими странами. Но пока еще это был временный курс, рассчитанный на период до победы мировой революции, поскольку, в соответствии с марксизмом-ленинизмом, крах капитализма после его высшей стадии империализма рассматривался как фатально неизбежный, а внешняя политика СССР как передового отряда Коммунистического интернационала была призвана способствовать достижению этой цели по мере вызревания классовых противоречий, прежде всего между пролетариатом и буржуазией.
Это вело к дуализму во внешней политике Советского государства, в том числе и в отношении Японии. Стремление же ее правящих кругов и руководства нашей страны, не допустить нарушения принципа невмешательства во внутренние дела своих государств и в то же время нелегально вести подрывную деятельность одного государства против другого отражало противоречивый характер основного курса внешней политики и Советского Союза и Японии.

ГЛАВА 2
ПЕРВЫЙ ОЧАГ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В МАНЬЧЖУРИИ И ПОЗИЦИЯ СССР
1. ВТОРЖЕНИЕ ЯПОНСКИХ ВОЙСК В СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ КИТАЙ
После разгрома в 1929 г. в Северной Маньчжурии Особой дальневосточной армией под командованием маршала В. К. Блюхера, героя Гражданской войны в России, войск китайского милитариста Чжан Сюэляна, пытавшегося противодействовать усилению советского влияния в зоне КВЖД, руководство японской Квантунской армии стало опасаться, что СССР попытается, учитывая к тому же антияпонскую политику Чжан Сюэляна, взять реванш за поражение в Русско-японской войне и вытеснить японцев из Южной Маньчжурии.
В связи с этим в военных кругах Японии крепло намерение, поддержанное особенно активно новыми концернами Кухара, Накадзима, Фурукава и др., рвавшимися к захвату рынков сбыта и источников сырья на Дальнем Востоке, разрешить проблему Маньчжурии. С этой целью руководство армии учредило секретную комиссию, которая летом 1931 г. разработала «Основные положения мероприятий по разрешению проблем Маньчжурии и Монголии». Под давлением правительства армейское руководство решило отодвинуть на четыре года осуществление программы, изложенной в этом документе, хотя он уже был одобрен и принят к исполнению военным министром Д. Минами.
Однако в штабе Квантунской армии все более усиливавшие свое влияние сторонники немедленных военных действий во главе со старшими офицерами, тайно поддержанные высокопоставленными военными в Токио, не согласились с этой отсрочкой и выступили за продолжение политики, которую Япония последовательно проводила с периода Русско-японской войны.
Учитывая эти настроения, армейское руководство в Токио пошло на фактическую отмену сдвига сроков нападения на Маньчжурию, намеченных на 1935 г., и выступило за ее немедленную оккупацию.
И это несмотря на то, что оккупация японскими войсками Маньчжурии представляла собой явное нарушение Портсмутского договора 1905 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95