Спрашиваю, почему тот перебрался в Тищево, дед говорит: невеста у него там. Откуда взялась? После учебы распределили. Схема у него отработана, не искрит.
– Да, но с теми ключами от самодельных ящиков у него нестандарт. Импровизация какая-то.
– Нет, пожалуй, и тут стандарт, просто в схеме какой-то сбой. По его условиям обязательно должны быть два замка-близнеца. А с ключами он как-то манипулирует, но разберемся.
– Ну что ж, во второй половине дня жду вас у себя. Так?
– Как в аптеке.
– Тогда – хоп!
Открыв верхнюю половину своего сейфа, Кузьма Николаевич достал пистолет, извлек обойму, проверил, нет ли в стволе патрона, убедился в безотказной работе «Макарыча» и сунул его в карман. Снова присел за стол, поставил на него локти, лицо спрятал в ладонях и закрыл глаза. У него была привычка: на время, хотя бы на несколько минут, мысленно, по имеющимся фактам прослеживать вероятные пути тех, кто преступал закон.
Вот и сейчас он представил легко, хотя в то же время и тепло одетого парня на лыжах, который где полем, где лесом бежит от совхоза до райцентра. Ночь, начинается метель, но его это не смущает: он ждал метели. Лыжник он тренированный, к зиме готовится летом, с велосипеда не слезает, не курит, не пьет, не заводит романов там, где живет, не допускает, чтобы его долго помнили. Он не может не видеть, не знать, что производит впечатление на девушек и женщин, ему тоже хочется близости, но он, вероятно, поставил цель завоевать когда-нибудь любовь самой обаятельной и привлекательной. Он, может быть, даже купит эту любовь за деньги, которые отнимает у окружающих, у общества. А сейчас в памяти всех людей он должен только мелькать, проходить тенью.
Спит одноэтажный городок, который он изучил досконально, изучил людей, их привычки; например, сторожа магазина с одеждой; изучил запоры, подобрал к ним ключи. Да, он рискует, но игра, по его мнению, стоит свеч: полчаса риска, час, зато в кармане сразу три годовых заработка. Если буран разгуляется по-настоящему, риск соответственно уменьшится.
Буран и разгулялся.
К двери магазина он подъехал на лыжах, открыл дверь, шагнул в темноту коридора и внес лыжи с палками. След запорошит через минуту, а вот пеший след еще долго был бы виден. Фонарик наготове, но он и в темноте передвигается уверенно: все ведь давно мысленно отрепетировано, он готовится основательно.
Вот сейф, его можно открыть на ощупь. Открыв, сунуть в него фонарик, чтобы не прихватить бумаг, ему нужны только «знаки». Они изъяты, теперь закрыть сейф и, ничего не зацепив, проделать обратный путь.
Получилось. В сторожке горит свет, сквозь замерзшее стекло ничего не видно, но сторож, поди, спит: следов его у двери нет, не выходил давно.
Ну, коли везет, надо заглянуть в хорошо знакомое учреждение, где накануне выдавали зарплату. В столе у казначейши кассы взаимопомощи что-то должно быть, если не перепрятала. А куда может перепрятать. К девчонкам в сейф? Так вот же от него ключ. Когда менял проводку, сразу понял: и этот сейф, и магазинный сделаны одними руками, в замках расхождений тоже не должно быть. Тоже, конечно, риск, но тут уж не подвело чутье, сказался опыт.
От неохраняемого коммунхоза ключи давно в кармане. Вот и нужная комната, вот и стол, вот и ящик. Крак! Тоже «знаки»! Он все рассчитал правильно.
Теперь можно домой, но зачем ему ключ от сейфа, который, вероятно, девчонки надеются отыскать? Он их знает, этих пташек. Если завтра спросят у них, не пропадал ли, мол, ключ от сейфа, покажут дубликат и будут стоять насмерть: нет! Так пусть и найдут его со временем: то-то радости. А если пинкертоны в милицейской форме все-таки выйдут на этот ключ, то пусть ломают голову, кто из работающих в этом учреждении им воспользовался.
Вот и вся шарада, сказал себе Кузьма Николаевич.
Позвонил домой, спросил, как дела.
– Нормально. Когда обедать придешь?
– Не знаю. Дело есть неподалеку. Как Дмитрий?
– Магнитофон слушает…
Что-то ворча под нос, прихватил неразлучную спутницу – полевую сумку с тремя отделениями, вышел на улицу, открыл дверцу «Москвича»; тут распахнулось окно, и его окликнул выглянувший Ганелин:
– Привет, Кузьма.
– Здорово.
– Не в духе, что ль?
– Чего надо?
– Да я насчет вчерашнего… Ну, сложим мы печь Леонтине, а дров-то все равно нет. Холода, между прочим, не за горами…
– Правильно. И что?
– А то! Дрова, допустим, я выпишу махом, а на чем везти? К Монгушу опять же на поклон…
– А зачем тебе поклоны бить? Просто позвони и скажи: вчера вы изволили приказ подписать насчет вселения, сегодня в связи с этим же приказом нужна машина – привезти дрова.
– Ну да, а он меня с большой матушки…
– Послушай, Егор, – произнес Кузьма Николаевич, становясь против окна и опираясь на штакетник, – вчера мы толковали, что Монгуш туго перестраивается. Ну, а сам-то когда начнешь перестраиваться, наконец? Ты мне старый друг и потому как другу я тебе честно говорю: мы тебя переизберем. Сам знаешь, какая нынче кадровая политика: не можешь, не умеешь руководить – отойди в сторонку, посмотри, как это у других получается.
– Тебе что ни скажи, Кузьма, ты сразу в бутылку…
– И ты лезь туда же! Что это за трепетанье перед Монгушем? Здесь сельский Совет хозяин, мы хозяева, значит. Здесь наша земля, а совхоз только арендатор. Люди, которые родились в Шурале, чьи прапрадеды тут жили, работают в совхозе, на своей земле. Но если Монгуш один считает себя тут хозяином, черт с ним, пусть считает, но ты заставь его поступать по-хозяйски. У хорошего хозяина нет любимчиков и пасынков, ему все одинаково нужны и дороги. Тебе негде жить – найдем, у тебя нет дров – доставим. А если завтра он тебя ущемит, то послезавтра – меня. Ждать этого мы не должны. В таком случае мы и его переизберем, заставим в рядовых пошагать. Не агропром его снимет, не районное руководство, сами это сделаем. Так ему и заяви, если не выделит машину, и добавь, что это мнение, мол, и Буграева.
– За это спасибо, Кузьма!
– Хватит ёжиться, распрямляй крылья. Время такое, что летать надо, а не по кочкам прыгать.
Несколько смущенный Ганелин закрыл окно, Буграев сел в машину и дал газ.
Хорошо то, что у сельсовета до села доходят руки: улицы чистенькие, благоустроенные, по многим едешь, как по зеленому коридору, палисадники, ограды в полном порядке содержатся, а среди домов нет развалюх. Тут Ганелин на высоте, ничего не скажешь. Снимки Шуралы сколько раз на страницах районной и областных газет появлялись, телевидение снимало, потом показывало. Среди земляков Егор чувствует себя, будто рыба в воде, а как только человек со стороны, он, словно улитка в раковину – нырь. Сам признавался другу: на войне ему было легче, даже в грязных, мокрых окопах, потому как там все ясно, где кто и кто таков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Да, но с теми ключами от самодельных ящиков у него нестандарт. Импровизация какая-то.
– Нет, пожалуй, и тут стандарт, просто в схеме какой-то сбой. По его условиям обязательно должны быть два замка-близнеца. А с ключами он как-то манипулирует, но разберемся.
– Ну что ж, во второй половине дня жду вас у себя. Так?
– Как в аптеке.
– Тогда – хоп!
Открыв верхнюю половину своего сейфа, Кузьма Николаевич достал пистолет, извлек обойму, проверил, нет ли в стволе патрона, убедился в безотказной работе «Макарыча» и сунул его в карман. Снова присел за стол, поставил на него локти, лицо спрятал в ладонях и закрыл глаза. У него была привычка: на время, хотя бы на несколько минут, мысленно, по имеющимся фактам прослеживать вероятные пути тех, кто преступал закон.
Вот и сейчас он представил легко, хотя в то же время и тепло одетого парня на лыжах, который где полем, где лесом бежит от совхоза до райцентра. Ночь, начинается метель, но его это не смущает: он ждал метели. Лыжник он тренированный, к зиме готовится летом, с велосипеда не слезает, не курит, не пьет, не заводит романов там, где живет, не допускает, чтобы его долго помнили. Он не может не видеть, не знать, что производит впечатление на девушек и женщин, ему тоже хочется близости, но он, вероятно, поставил цель завоевать когда-нибудь любовь самой обаятельной и привлекательной. Он, может быть, даже купит эту любовь за деньги, которые отнимает у окружающих, у общества. А сейчас в памяти всех людей он должен только мелькать, проходить тенью.
Спит одноэтажный городок, который он изучил досконально, изучил людей, их привычки; например, сторожа магазина с одеждой; изучил запоры, подобрал к ним ключи. Да, он рискует, но игра, по его мнению, стоит свеч: полчаса риска, час, зато в кармане сразу три годовых заработка. Если буран разгуляется по-настоящему, риск соответственно уменьшится.
Буран и разгулялся.
К двери магазина он подъехал на лыжах, открыл дверь, шагнул в темноту коридора и внес лыжи с палками. След запорошит через минуту, а вот пеший след еще долго был бы виден. Фонарик наготове, но он и в темноте передвигается уверенно: все ведь давно мысленно отрепетировано, он готовится основательно.
Вот сейф, его можно открыть на ощупь. Открыв, сунуть в него фонарик, чтобы не прихватить бумаг, ему нужны только «знаки». Они изъяты, теперь закрыть сейф и, ничего не зацепив, проделать обратный путь.
Получилось. В сторожке горит свет, сквозь замерзшее стекло ничего не видно, но сторож, поди, спит: следов его у двери нет, не выходил давно.
Ну, коли везет, надо заглянуть в хорошо знакомое учреждение, где накануне выдавали зарплату. В столе у казначейши кассы взаимопомощи что-то должно быть, если не перепрятала. А куда может перепрятать. К девчонкам в сейф? Так вот же от него ключ. Когда менял проводку, сразу понял: и этот сейф, и магазинный сделаны одними руками, в замках расхождений тоже не должно быть. Тоже, конечно, риск, но тут уж не подвело чутье, сказался опыт.
От неохраняемого коммунхоза ключи давно в кармане. Вот и нужная комната, вот и стол, вот и ящик. Крак! Тоже «знаки»! Он все рассчитал правильно.
Теперь можно домой, но зачем ему ключ от сейфа, который, вероятно, девчонки надеются отыскать? Он их знает, этих пташек. Если завтра спросят у них, не пропадал ли, мол, ключ от сейфа, покажут дубликат и будут стоять насмерть: нет! Так пусть и найдут его со временем: то-то радости. А если пинкертоны в милицейской форме все-таки выйдут на этот ключ, то пусть ломают голову, кто из работающих в этом учреждении им воспользовался.
Вот и вся шарада, сказал себе Кузьма Николаевич.
Позвонил домой, спросил, как дела.
– Нормально. Когда обедать придешь?
– Не знаю. Дело есть неподалеку. Как Дмитрий?
– Магнитофон слушает…
Что-то ворча под нос, прихватил неразлучную спутницу – полевую сумку с тремя отделениями, вышел на улицу, открыл дверцу «Москвича»; тут распахнулось окно, и его окликнул выглянувший Ганелин:
– Привет, Кузьма.
– Здорово.
– Не в духе, что ль?
– Чего надо?
– Да я насчет вчерашнего… Ну, сложим мы печь Леонтине, а дров-то все равно нет. Холода, между прочим, не за горами…
– Правильно. И что?
– А то! Дрова, допустим, я выпишу махом, а на чем везти? К Монгушу опять же на поклон…
– А зачем тебе поклоны бить? Просто позвони и скажи: вчера вы изволили приказ подписать насчет вселения, сегодня в связи с этим же приказом нужна машина – привезти дрова.
– Ну да, а он меня с большой матушки…
– Послушай, Егор, – произнес Кузьма Николаевич, становясь против окна и опираясь на штакетник, – вчера мы толковали, что Монгуш туго перестраивается. Ну, а сам-то когда начнешь перестраиваться, наконец? Ты мне старый друг и потому как другу я тебе честно говорю: мы тебя переизберем. Сам знаешь, какая нынче кадровая политика: не можешь, не умеешь руководить – отойди в сторонку, посмотри, как это у других получается.
– Тебе что ни скажи, Кузьма, ты сразу в бутылку…
– И ты лезь туда же! Что это за трепетанье перед Монгушем? Здесь сельский Совет хозяин, мы хозяева, значит. Здесь наша земля, а совхоз только арендатор. Люди, которые родились в Шурале, чьи прапрадеды тут жили, работают в совхозе, на своей земле. Но если Монгуш один считает себя тут хозяином, черт с ним, пусть считает, но ты заставь его поступать по-хозяйски. У хорошего хозяина нет любимчиков и пасынков, ему все одинаково нужны и дороги. Тебе негде жить – найдем, у тебя нет дров – доставим. А если завтра он тебя ущемит, то послезавтра – меня. Ждать этого мы не должны. В таком случае мы и его переизберем, заставим в рядовых пошагать. Не агропром его снимет, не районное руководство, сами это сделаем. Так ему и заяви, если не выделит машину, и добавь, что это мнение, мол, и Буграева.
– За это спасибо, Кузьма!
– Хватит ёжиться, распрямляй крылья. Время такое, что летать надо, а не по кочкам прыгать.
Несколько смущенный Ганелин закрыл окно, Буграев сел в машину и дал газ.
Хорошо то, что у сельсовета до села доходят руки: улицы чистенькие, благоустроенные, по многим едешь, как по зеленому коридору, палисадники, ограды в полном порядке содержатся, а среди домов нет развалюх. Тут Ганелин на высоте, ничего не скажешь. Снимки Шуралы сколько раз на страницах районной и областных газет появлялись, телевидение снимало, потом показывало. Среди земляков Егор чувствует себя, будто рыба в воде, а как только человек со стороны, он, словно улитка в раковину – нырь. Сам признавался другу: на войне ему было легче, даже в грязных, мокрых окопах, потому как там все ясно, где кто и кто таков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32