Подумав, Денисов вернулся в камеру хранения. Здесь снова был полный штиль. Примерно третья часть ячеек пустовала.
Одинокая пассажирка – дама в шубе и меховой шапке, похожей на тиару, – закрывала ячейку у входа. Денисов с секунду наблюдал за ее нехитрыми манипуляциями: быстро повернув каждую из рукояток, дама захлопнула ячейку, не записав шифр.
Денисов подошел ближе.
– Добрый вечер. Правила, между прочим, не рекомендуют набирать вместо шифра год рождения. Рискованно, извините.
– Почему? Разве вы знаете, сколько мне лет? – Дама еще раз дернула за рукоятку и насмешливо улыбнулась.
– Это узнается просто. – Он подошел к ячейке и обеими руками стал быстро перекручивать шифратор.
– Ну, – торопила женщина.
Денисов в последний раз повернул диск. Раздался характерный щелчок – дверца открылась.
– Вы опасный человек: мне, между прочим, еще никто не давал моих лет. – Дама открыла сумочку и быстро подкрасила губы.
Денисов не ответил. Из бокового отсека появился Порываев. Он казался непричастным ко всему, что происходило в автокамерах, – несмотря на символ власти – ключ от ячеек, с которым никогда не расставался.
Денисов знал ребят Подмосковья – валеевских, белостолбовских, с их романтическими прическами и правилами хорошего тона, которые предписывали внешнее спокойствие, даже развязность во всех случаях жизни, особенно во взаимоотношениях с милицией и любимыми девушками.
«Любимая девушка! Вот оно! – подумал Денисов. – Как это мне не приходило в голову?! Эта отрешенность, ночные приезды на вокзал… У него появилась девушка, он думает о ней. Где она живет? Видимо, не в Москве и не в Белых Столбах – тогда бы в два часа ночи он не попал на вокзал… Господи, как просто! Она живет между Москвой и Белыми Столбами, ближе к Москве. Он провожает ее с последней электричкой и успевает только на ту, что идет на отстой в Москву».
Порываев не замечал инспектора. Лишь подойдя ближе, он словно почувствовал что-то, подозрительно посмотрел в его сторону.
– Слыхал, скоро на свадьбу пригласишь, – сказал Денисов, – правда, что ли?
Дежурный не ответил.
– По-моему, я ее знаю. Она на семь одна ездит…
Все они, жившие на линии и приезжавшие на работу в Москву, были «расписаны» по времени отправления утренних и вечерних электропоездов.
Порываев поколебался. Денисов понял: ответ на его вопрос будет дан в наиболее независимой форме.
– На семь одна она сроду не ездила. – Порываев цыкнул зубом. – На семь шестнадцать, а по пятницам и вовсе на семь двадцать девять!
Денисов понял, что не ошибся. Порываев хотел что-то добавить, но его позвали.
Денисов прошел в дальний отсек. Молоденький милиционер без пальто, в форменном мундире, по-домашнему, бродил лабиринтами камеры хранения, следуя какой-то известной ему одному системе – наступая на белые мраморные квадраты и старательно пропуская другие.
В углу стояло несколько деревянных тумбочек-подставок, для пользования ячейками верхнего яруса. Денисов присел на одну из них. Здесь, вблизи стальных сейфов с их ячейками и шифраторами, мыслилось значительно яснее и четче, чем в кабинете.
В том, чтобы открыть ячейку, в которой вместо шифра набран год рождения, ничего трудного нет. Не надо даже примерно знать возраст пассажира: число возможных цифровых перемещений существенно уменьшится. Вместо десяти тысяч, как обычно, останется сорок-пятьдесят. Но как преступник узнает, в каких ячейках набран год рождения и в каких нет? Ведь не крутит же он все шифраторы подряд!
Денисов достал блокнот. Кроме новогодней записи о младшем лейтенанте флота, здесь была еще одна, сделанная наспех, той же ночью. Денисов с трудом ее разобрал.
«Работник автоматической камеры хранения, которого все на вокзале знают, не станет совершать кражи подобным образом, – Денисов записывал слова полностью, не любил и не умел сокращать, за что на юрфаке получил прозвище Медлитель, – перемещая похищенные вещи из одной ячейки в другую, он вдвое увеличивает вероятность быть замеченным дежурным сотрудником милиции либо администрацией».
Денисов еще утром хотел сказать об этом Блохину, но за весь день они так и не увиделись. После допроса Орлова Блохин уехал в Белые Столбы, проверяя показания Порываева.
Теперь Денисов внес в блокнот дополнительные записи:
«Преступник переносит вещи в другую ячейку, чтобы как можно меньше времени находиться у обворованной. Вывод: он не знает в лицо хозяина вещей».
И еще:
«Преступник берет только деньги и ценные вещи. Чтобы украсть из трех ячеек, он, наверное, открыл десять. Отсюда странные и на первый взгляд бессмысленные перемещения чемоданов, о которых говорил механик».
1 января, 17 часов 20 минут
На дверях ближайших столовых висели стандартные объявления «Санитарный день». Денисов сел в троллейбус и стал смотреть в окно, подыскивая, где бы можно было поесть.
В одном переулке он увидел подъезд, к которому небольшими группами шли люди. Подъезд был неярко освещен, но в боковом огне мелькнули витрина буфета и белый халат.
Уже внутри он узнал, что здание арендовано клубом служебного собаководства для ежегодной отчетной конференции. Регистрация делегатов заканчивалась, с началом работы совещания должен был закрыться буфет. Тем не менее Денисов успел плотно подкрепиться стаканом сметаны, холодными сардельками, пирожками с мясом, выпить чаю и бутылку лимонада. У него сразу поднялось настроение.
– По-моему, Мини-Брет немного сыроват, – заметив, что Денисов покончил с едой, доверительно шепнул его визави, мужчина с маленькими чаплинскими усиками.
Денисов неопределенно пожал плечами.
– Сыроват. Кроме того, уши у него определенно легковаты!
Стоявшая в очереди у буфета женщина обернулась:
– Зато у вашего в потомстве исчезают премоляры!
– Клевета!
Уходя, Денисов подошел к боковой кулисе и посмотрел в зал.
Все места были заняты, на сцене стоял стол для президиума. Собрание начиналось. Прямо против двери крайнее место было свободно. Удивительное чувство успокоенности поднялось в Денисове при виде этого единственного незанятого кресла – с подлокотником, уютно задрапированным пальто соседа. Раздевалка внизу не работала.
– Проходите, – шепнули Денисову, – не занято.
Он колебался не более секунды. С трудом протиснув колени между сдвинутых рядов, Денисов буквально упал в кресло. Никакая сила, казалось, уже не могла поднять теперь его с места и послать на вокзал. «Только бы не заснуть», – подумал Денисов и закрыл глаза.
Засыпая, он слышал перебранку по поводу регламента: докладчик просил час, собрание соглашалось на сорок пять минут, зная, что он все равно будет говорить час. После этого докладчик произнес первую фразу:
– В сравнительно сжатые сроки мы изжили серьезные пороки эрдельтерьеров:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44